Сергей Васильев - Останется память
My father lies over my mother,
And that's how they got little me.
На припеве он поднял голову и, глядя прямо мне в глаза, сообщил нечто очень важное:
Bring back, bring back, bring back my bones to me, to me.
Bring back, bring back, bring back my bones to me!
Я вздрогнул. Песня получилась какой-то сюрреалистической. Парень улыбнулся, аккуратно отставил гитару и сделал мне навстречу два шага.
– Кэш! Мистер?!
– Что?!
– А-а-а, – разочарованно протянул парень, – вы из этих. Зря только старался.
– Вы о чем?
– Ладно, забудем. Проехали, – парень уселся обратно на невысокий цоколь у стены дома. Взял гитару и, не обращая на меня внимания, что-то негромко затренькал.
– Это что за место? – после некоторого раздумья спросил я.
Он беспокойно вздернул голову, принюхался, странно поведя носом, и тут же успокоился.
– С вечеринки? Друзья уехали, а вы остались? – как о вполне обычном уточнил парень.
– Типа того.
– Туда! – он махнул рукой вбок, и я повернулся.
В той стороне ничего интересного не наблюдалось. Еще один высотный дом с зеркальным фасадом.
– И что – там?
– Да что вы, как маленький?! – пробурчал парень. – Или со зрением чего-то? Линзы закончились? Так вон – автомат, купите.
– Линз не ношу.
– О! – он понимающе покивал. – Эстет. За очками далеко идти. Или если хотите – я сбегаю. За малую мзду, конечно. А то от места далеко уходить нельзя: живо займут.
– У меня нормальное зрение. Я не понял – на что смотреть.
– Так бы и говорили, – парень вытер ладони о штанины и слегка отодвинулся. – Значит, вас, специально тут оставили. Ну, бывает. Удачи.
Он демонстративно отвернулся.
– Эй! – позвал я. – Может, нормально объяснишь? Чо за хрень, я не понимаю!
Парень резко повернулся и принялся тщательно меня разглядывать – с головы до ног. После чего выдал свой вердикт:
– Очень странно! Я тоже ничего не понимаю!
– Да что тут понимать-то?! – взъярился я. – Объясни – и всё!
– Значит, так, – парень, видимо, решил, что легче со мной поговорить, чем отмалчиваться. – Находишься ты у Проектного института физики плазмы. Вход в него как раз позади тебя.
Я оглянулся, но за спиной была всё та же зеркальная поверхность без малейших признаков дверных проемов. Парень продолжил:
– Ясно, что ты не здешний физик. И даже вообще – посторонний. Следовательно, попал сюда не по своей воле. Хотя, судя по одежде, человек вполне состоятельный. Тогда почему у тебя нормальное зрение? Исправил? И денег хватило? Тогда что ты здесь делаешь? При таких деньгах тебе достаточно свистнуть, и примчится кар с личным шофером. Нестыковочка. Возможно, у тебя временная амнезия. А после чего она бывает? Все знают! Но ты, конечно, пока забыл. Бывает она от дрэда. Вспомнил?
Понятнее не стало. Вроде бы, парень намекал на то, что я принимаю какой-то наркотик местного производства, "дрэд", и от этого веду себя странно.
– Я просто хочу побыстрее убраться отсюда. В центр. Ясно?
– Станция монорельса – там, – парень опять махнул в ту же сторону, что и до этого. – Только там же карточка нужна. Есть у вас карточка, мистер?
Я покопался по карманам и предъявил певцу несколько кредитных карт.
– Такие подойдут?
– Подойдут, – парень мотнул головой. – Еще как. Если на них средства есть.
– И как узнать?
– Неочищенный принимал? – в голосе музыканта вдруг послышалось сочувствие. – У тебя что, и базовые навыки утратились?
– Тебя как звать?
– Гоша… – растерянно ответил парень.
– Вот что, Гоша. Проводи-ка меня к вашему монорельсу. Пожалуйста.
– Провожу, – Гоша собрал губы в трубочку. – Отчего не проводить? Тут недалеко.
– Тогда пошли.
– Ага! – Гоша закинул гитарный ремень на плечо, поплевал на ладонь, растер пальцем и аккуратно припечатал ее к зеркальной поверхности. – Я готов.
Он шел впереди, не оглядываясь. Две косички в такт шагам били его по спине, затянутой в блестящую светло-голубую рубашку. Точно такого же цвета и фактуры, как и штаны. И всё это отражалось в бесчисленных зеркалах выпукло-вогнутых фасадов. Отражался там и я – в темном джинсовом костюме и белых кроссовках. Каждый раз, замечая свое отражение, я вздрагивал. Слишком уж контрастно выглядел.
– Чего это никого нет? – я решил нарушить молчание.
– Так рабочий день закончился, все и свалили. Еще час назад. А те, кто не свалил – внутри сидят, работают. Или не работают, а отдыхают в релакс-центрах. Мало ли возможностей? Фирмы о своих сотрудниках заботятся. Они же им доходы приносят.
– Кто – кому?
– Работники – своей фирме, – доходчиво объяснил Гоша. – А вот о тебе, видно, все забыли.
– В творческом отпуске я.
– Ну, тогда конечно. В отпуске чего только не делают. И дрэд принимают, и в незнакомых местах очухиваются… Да-да. Что, я не видел, как ты глаза таращил, когда появился?
– Я к другу в институт ездил. По делу.
– И как же тебя охрана на входе пропустила?
– Друг и провел…
Гоша поцокал языком.
– Да не вкручивай. Не старайся. Мне ж всё равно, что ты там наплетешь. Или тренируешься? Если так – не верю. А если я не верю, то полицейский тем более не поверит. Так что, над другим вариантом поработай. Вот с дрэдом – неплохо. Жаль, что за него тебе пару лет с конфискацией дадут. Если докажут. Но доказать – запросто. Анализы подделают, и всё! И ты, считай, потребитель сильнодействующего запрещенного препарата. Или у тебя знакомые есть? В полиции?
– Нет у меня знакомых, – тускло ответил я.
– А раз нет – думай.
За разговором мы подошли к решетчатой конструкции, зашитой, как и всё вокруг, неизменным стеклом. Я задрал голову. Прямо над нами в лучах солнца сверкала полоска. Надо думать, это и был монорельс, который доставит меня в нужное место. Некрупная надпись на стене гласила: "М-линия. Южная ветка. Окружная ветка". Станция.
– И чего дальше? – спросил я. – Куда теперь?
Гоша вздохнул, осуждающе помотал головой и махнул рукой, чтоб я следовал за ним. Чуть обойдя станцию, мы вышли, куда я и собирался. Однако Гоша, насвистывая, прошел мимо надписи "вход", где за стеклянной дверью виднелась кабина лифта.
– Почему не туда? – я ткнул пальцем в направлении "входа".
– Потому. Я ехать никуда не собираюсь, – и Гоша направился к малозаметному аварийному выходу.
Подниматься по лестнице пришлось довольно высоко. Периодически лестница мелко дрожала: видимо, наверху проходили поезда. Сквозь стеклянную стену виднелись соседние высотки, металлические конструкции опоры монорельса и редкие клочки зелени – газоны, подстриженные кустики, небольшие деревца. На Шушары, как мне обещал Шумов, это мало походило. Если аналогично изменился весь город, то велика вероятность просто в нем потеряться.
На лифте наверняка получилось бы удобнее, легче и быстрее. А тут приходилось постоянно отдыхать – на каждом шестом пролете лестницы. Но разговор мы не прекращали. Отчего-то Гоша заинтересовался моими планами.
– Куда поедешь?
– Домой.
– О! Вспомнил! Дрэд отпускает! – обрадовался Гоша. – И где же ты живешь?
– В Озерках.
– Как ехать собираешься? Через город или по окружной?
– А что быстрее?
– Да на кого нарвешься, – задумчиво протянул Гоша, в очередной раз разглядывая меня.
– Это как?
– Узнаешь, – Гоша неопределенно повел рукой. – Ты, главное, в разговоры не вступай. Чуть зацепишься языком – всё. Не то скажешь или не тем голосом – найдут к чему придраться.
– Что, много преступных группировок?
Гоша испуганно повертел головой. Мы были одни, и он успокоился.
– Я и говорю – молчи. Меньше риска.
– Захотят прицепиться – найдут повод.
– О, да! Одна твоя одежда чего стоит. Такую только в Сити носят. А люди из Сити, сам понимаешь, на монорельсах не ездят. А если уж едут, то по вполне определенной надобности – с деньгами расстаться. В пользу малоимущих. И малоимущими, как ни странно, обычно оказываются вполне определенные лица. С цепями. С битами. С ножами и автоматическими пистолетами. И неважно, как эти парни выглядят. Если ты на их территории, ты – законная добыча. Если ушел – им не повезло: лишились приработка. Зато возможность поживиться получили другие. Одетые немного иначе или с другими стрижками. Чисто формальное различие. Суть одна.
– Ты меня пугаешь? Или что-нибудь от меня хочешь? Почему ты разоткровенничался? Тебя самого не трогают?
Гоша пожал плечами.
– Ты не следишь за временем. Скоро шесть, конец свободного прохода. И ничего я от тебя не хочу. Просто в этом месте встретить обычного человека крайне сложно. Поговорить вдруг захотелось, понимаешь? А не трогают меня по совершенно банальной причине, – Гоша оттянул рубашку на груди и отпустил. – Вот по этой. Но ты, конечно, этого не помнишь. Общественные работы. Срок у меня пустяковый – всего три года. И если кто-нибудь совершит против меня противоправные действия, то будет иметь дело с государственным судопроизводством. Которое легко найдет виновника и вполне может впаять ему пожизненное за порчу государственного имущества. Вещь я, понятно?
