Валерио Эванджелисти - Обман
— Вы регулярно получали от него письма?
— Последнее пришло в прошлом году.
— Боюсь, мадам, что больше не получите.
Сердце Катерины забилось так сильно, что заболела грудь. Она еле выговорила:
— Что с ним?
Симеони глядел в пол.
— Хотел бы я, чтобы вы получили это известие не от меня, — прошептал он, — Серве сожгли живым несколько месяцев назад. Приказ о казни отдал лично Кальвин.
Пронзительный крик вырвался у Катерины. Она взглянула на Симеони с какой-то слабоумной улыбкой:
— Вы лжете. Не понимаю, зачем…
— Я не лгу, герцогиня. — Симеони поднял на нее грустные голубые глаза. — Удивляюсь, что вы ничего об этом не знали. О процессе Серве говорила вся Европа. Кальвин потребовал, чтобы он отрекся от тезиса о человеческой природе Христа. Он отказался, и его отггравили на костер.
Пропасть отчаяния поглотила разум Катерины. Она не знала, что сказать, что подумать. Из горла сами собой вырвались рыдания, но они не дали выхода отчаянию: просто разум так отреагировал на покрывшую его тьму. Откуда-то издалека до нее донесся голос Джулии:
— Вы вправду любили его, мама?
Катерина даже не разобрала смысла слов.
Соображать она была не способна.
Потом она почувствовала, как руки Джулии гладят ее по волосам, а сердце дочери бьется совсем рядом. Она ухватилась за это тепло, которое тоже шло из бесконечного далека. Заботливые пальцы старались вытереть ей слезы.
А Симеони продолжал говорить:
— Все порядочные люди, к какой бы вере они ни принадлежали, были возмущены тем, что случилось с Серве. Женева в одночасье потеряла свою репутацию вольного и толерантного города. Может, Кальвин и сам такого не ожидал. Он человек суровый, но честный и осмотрительный. Кажется, что рекомендательное письмо, которое Серве вез с собой, и решило его участь, не оставив другого выбора. Это было настоящее обвинительное заключение.
Из всего сказанного Катерина не поняла ни слова. Она продолжала рыдать на груди у дочери. Джулия обернулась к другу.
— Габриэле, похоже, Серве оказался жертвой какого-то обмана. Так?
Симеони кивнул.
— Я слышал только сплетни. Говорили, что тот, кто спас Серве во Франции, погубил его в Швейцарии.
Катерина вдруг очнулась от оцепенения и властным жестом отодвинула от себя Джулию.
— Рекомендательное письмо Серве к Кальвину написал Пьетро Джелидо. Это он расставил ловушку. — Слезы еще бежали у нее по щекам, но голос обрел решимость, — Это он, чудовище. Он понял, что я люблю Мишеля, и послал ого на смерть.
— Я бы так не говорил, — заметил Симеони, — Не знаю, насколько повлияло его вмешательство. Я передал вам только сплетни и не уверен, что на самом деле все обстояло именно так.
— Зато я уверена. — По мере того как в ней нарастала ненависть, Катерина приходила в себя, снова обретая самообладание и ясность ума. Слезы высохли на щеках, а голубые глаза, в последние годы чуть затуманенные, опять засияли ледяным блеском. — Но я отомщу. Он заставил Мишеля бежать, потому что не был уверен, что инквизиция приговорит его к костру. И меня сделал соучастницей преступления.
Джулия все еще находилась в замешательстве.
— Если все это верно, то он и в самом деле зверь в человеческом облике. Но вы прекрасно знаете, мама, что я его всегда таким и считала. Хотя, я думаю, замыслить подобное преступление — слишком сложная задача.
— Мне тоже так кажется, — вмешался Симеони. — Все это слишком напоминает историю с Претом и Беллерофонтом, с Кальвином в роли Иобата.
У Катерины вырвался крик.
— О господи! Тогда все действительно начертано на звездах. Кардано знал наперед, что должно случиться! Он меня предупреждал, а я не поняла!
Она была сама не своя, словно какая-то необоримая сила завладела ею.
Взволнованная Джулия взяла мать за руку и попыталась усадить ее в кресло.
— Прошу вас, сядьте. Вам надо прийти в себя. Успокойтесь, и мы сможем все обсудить и попытаться понять, насколько обоснованна гипотеза о совершении преступления через посредника.
Катерина силой высвободилась.
— О, теперь я абсолютно уверена.
Она с шумом втянула воздух и стиснула губы.
— И одно скажу вам точно: перед смертью Пьетро Джелидо будет так страдать, как и представить себе невозможно.
Встревоженный Симеони заботливо ее остановил.
— Не говорите так и вообще не говорите так громко. Пьетро Джелидо может находиться поблизости.
Джулия покачала головой.
— Нет, Джелидо нет в городе. Иначе я никогда не пришла бы сюда и не позвала бы тебя.
— Где же он?
Джулия уже собиралась ответить, как вдруг на улице внезапно потемнело. Она подошла к окну, выглянула наружу и передернула плечами.
— Откуда-то наползает огромное дымное облако. Так я и знала: оборванцы подожгли собственный квартал. У них всегда этим кончается. По счастью, пожар отсюда далеко.
Катерина не обратила никакого внимания на слова дочери.
— Я знаю, где сейчас Пьетро: в Салоне-де-Кро.
Теперь она почувствовала, что силы полностью к ней вернулись. Гнев восстановил поток жизненной энергии, который грозил вот-вот иссякнуть.
— Там должна проходить церемония полного оправдания тех, кто участвовал в избиении вальденсов Люберона. Пьетро был одним из участников.
Симеони застыл от удивления.
— Не может быть! Ведь Пьетро Джелидо гугенот!
— Девять лет назад он гугенотом не был. На церемонию его пригласил один из нотаблей Салона, некто барон де ла Гард. Видимо, он не знает о теперешних взглядах Пьетро.
Симеони еще больше удивился.
— Ого! Барон Пулен де ла Гард — один из самых знаменитых адмиралов Франции… Я что-то слышал о том, что он был под следствием по поводу какой-то резни.
— Не знаю, что у Пьетро на уме, — сказала Катерина, пытаясь сосредоточиться.
В ее сознании боль от утраты Серве переродилась в холодную решимость убийцы.
— Думаю, он воспользуется двусмысленным положением барона для какого-нибудь своего кровавого замысла. С ним поехало много гугенотов.
Джулия отошла от окна.
— Это не в Салоне-де-Кро обитает…
— Да, там обитает Мишель де Нотрдам, — ответила Катерина.
Жизненная сила, влившаяся вместе с гневом, разожгла былую ненависть.
— Человек, из-за которого много лет назад меня нагишом проволокли по улицам Экса и публично высекли. Я сумею покарать их обоих: и его, и Пьетро Джелидо. Тот, кто унизил меня, теперь должен платить. Время пришло.
Симеони наморщил лоб.
— Мишель де Нотрдам… Я, кажется, читал один из его альманахов. Он астролог?
— По крайней мере, претендует на это звание. Он поймет, что значит бесчестить женщину. А что до Пьетро Джелидо… он вообще пожалеет, что родился на свет.
Катерине с трудом удалось подавить рыдание. В памяти ее всплыло нежное лицо Мишеля Серве в миг последнего короткого объятия в тюремной камере инквизиции.
— Браво, мама! — повеселев, воскликнула Джулия. — Теперь вы снова прежняя властительница Камерино! Женщина отважная и умная…
Ее слова прервал отдаленный гул, такой сильный, словно его источник находился совсем близко. Огонь, пущенный рабочими, грузчиками и нищими, видимо, добрался либо до пороховых погребов, либо до мастерских, где работали с серой. Окно озарилось пламенем.
— Интересно, отчего настоятель не вызовет лучников, чего он ждет? — спросила Джулия. — Достаточно одного отряда конной стражи, чтобы разогнать злоумышленников.
И, словно в ответ на ее вопрос, послышался отдаленный прерывистый треск. Симеони улыбнулся.
— Дорогая моя, тут уже не лучники, в ход пошли аркебузы. В дело вмешалась власть в коротких одеждах.
— Вот и прекрасно! — повеселела Джулия.
Наверное, она не прочь была бы продолжить разговор, но тут дверь распахнулась, и в комнату ворвался лысый, крутолобый человек лет пятидесяти. За его спиной, держась за ручку двери, стояла служанка.
— Братья, — начал лысый, — меня зовут Пьеро Карнесекки, я член лионской консистории. Консистория рассудила, что это здание находится в зоне опасности. Вы должны немедленно его покинуть.
— Там, кажется, стреляют, — сказала Джулия, указав на окно.
— Совершенно верно. Через полчаса стрелять начнут повсюду.
Катерина в этот момент так ненавидела гугенотов, что засомневалась, стоит ли повиноваться Карнесекки, наверняка диакону или пастору кальвинистской церкви, хотя платье его имело священнический покрой. Но потом решила, что, пожалуй, стоит. По крайней мере, у нее будет достаточно времени, чтобы обдумать план мести.
— Хорошо, идемте скорее, — ответила она. — Но куда вы нас поведете?
— Предоставьте это мне, — отозвался священник. — Я выведу вас из рабочего квартала.
Спустя некоторое время Катерина и ее спутники в сопровождении человека в черном почти бегом пробирались по узким, загаженным нечистотами переулкам. Все двери и окна в лачугах грузчиков были нараспашку. Вдали, над соломой и потрескавшейся черепицей крыш, виднелась часть города, охваченная пламенем. Выстрелов слышно не было, только эхо отдаленных криков.
