Дмитрий Дивеевский - Ось земли
За первой вязанкой в жерло пошла вторая, третья, четвертая. Зрители, насмотревшись на работу машины, стали расходиться, и рядом остались только работники. Никто из них не заметил, как заправляя пятую вязанку, Булай споткнулся и подался вперед, провалившись левой рукой в жерло. Раздался треск кости и срежет лопастей, которые размалывали плоть. Из жерла брызнули струи крови, Булай громко вскрикнул и упал рядом с машиной. Рука его от кисти и выше представляла собою кровавые лохмотья, из которых торчали кости. Взвизгули в ужасе находившиеся рядом бабы, вскрикнули мужики. Федор Юдичев бросился к Дмитрию, вытянул из своих штанов сыромятный ремешок и туго перехватил его руку у локтя. Бабы уже кликали конюха Коробкова, который возился у себя на конном дворе. Тот быстро понял, что случилась беда и выгнал бричку, запряженную Орликом. Белого, как мел Булая погрузили в бричку, рядом на нее вскочил Федор и они помчались в Окоянов.
Через два часа хирург районной больницы Корольков закончил ампутацию части левой руки Булая. Льнотрепалка разможжила ему кисть и половину предплечья. Врач наложил последний шов на культю и сказал:
– Ну, вот, Дмитрий Степанович. Дело сделано. Сейчас начнет заморозка отходить. Будет больно, потерпи. Полежишь пока у нас под наблюдением. Посмотрим, что и как. Потом отправим тебя домой. А когда заживет, оформишь инвалидность. Считай, повезло тебе, только одной рукой в жерло провалился. А ведь мог бы и двумя…
После недельного пребывания в районной больнице Дмитрий Булай появился в поселке. Ему не хотелось выслушивать соболезнования земляков, но он знал, что без этого не обойтись. Они будут приходить, выражать сочувствие, расспрашивать, давать советы. Таков закон жизни. Надо терпеть.
Рука сильно болела и думать о работе было рано. Дмитрий Степанович большей частью находился дома, ковыряясь по мелочам по хозяйству и по долгу лежал в постели, укачивая ноющую руку.
Мысли о случившемся одолевали его. «Посмотреть со стороны – какое-то издевательство над здравым смыслом. – думал он – Ни в чем не виноватый человек ради сохранения своей свободы должен изуродовать себя. Наверное, даже и ради того, чтобы избавиться от самого страха ареста. Ведь увечье еще ни от чего не гарантирует. Что происходит со всеми нами? Все это в корне не нормально. Если подобные вещи случаются, значит, устройство общества неправильное. Неправильное! В чем? Только в том, что над крестьянством осуществляется насилие? А разве крестьянство главный страдалец? Нет. Главный страдалец – классовый враг. И кого только в классовые враги новая власть не записала, и что только она с ними не делала! Но страшней всего то, что она невинных родственников своих врагов тоже во враги зачисляет. Не по-русски. Совсем не по-русски и уж никак не по православному. У расстрелянных командиров и жен и братьев и сестер репрессируют. У того же Тухачевского весь корень вырубили. Одну малолетнюю дочь в Сибирь отправили, остальных всех к стенке. Разве это можно понять? Эти расправы сами по себе носят инородный характер. На Руси всегда были жестокие наказания. Но только в опричнину случалось, что изводили весь боярский корень, да и то редко. Но ведь сейчас торжество трудового народа, как можно сравнивать с опричниной? Странное, ужасное и странное состояние мы переживаем. Не должно такого быть при справедливой власти. Не должно».
Булая не арестовали. Сыграла ли при этом какую-то роль его потерянная рука, он так и не узнал. Он продолжил посильно трудиться в своем маленьким колхозике, взяв на себя теперь роль пасечника. С нового урожая «Ясная Поляна» купила две семьи пчел, и у Дмитрия Степановича появилась работа, которой он отдавался всей душой.
Часть вторая
И думаю я – смейтесь иль не смейтесь —
Косьбой проворной на лугу согрет,
Что той, которой мы боимся, – смерти
Как у цветов, у нас ведь тоже нет.
И свежий ветер веет над плечами
И я опять страдаю и люблю…
И все мои хорошие печали
В росе с косою вместе утоплю
Н.РубцовЗенон и Порфирий
Поначалу Александр Александрович полагал, что Порфирий потому больше всего любит возвращаться в тридцатые годы, в свою квартирку на Кузнецком Мосту, что в то достославное время он был на вершине популярности и ему там хорошо. Но чем больше профессор общался с критиком, тем больше понимал, что все не так просто. Постепенно он стал видеть, что Поцелуева привлекала атмосфера небывалых перемен, которые происходили в СССР. В стране бил вулканический источник воли большевистской партии, которая вела переделку общества непреклонным и размашистым способом. Имевший обзор над потоком времени, Порфирий видел, что нигде больше в мире нет такого дерзкого и самоотверженного рывка в будущее. И главное – он видел, что на пепелищах этого жестокого переустройства среди сорняков и пустоцветов пробился-таки цветок новой эры – эры социальной справедливости. Он был неказист и невысок, этот цветок, но он уже поднял голову и смотрел в небо.
– Я, Сашхен, при царе в ничтожестве досыта побарахтался. Правильно большевики говорят, что царизм прогнил, правильно. А уж с пятого по семнадцатый год такое безобразие в стране творилось, что вспоминать стыдно. Всем народом к катастрофе просто катились. Все рушилось, все насквозь продажным и лживым стало. А теперь я в молодой империи живу! Вон она как силы-то набирает! Горжусь, горжусь, Сашхен. И Славу товарищу Сталину пою. Он нас верной дорогой ведет. Можно сказать, в царство евангельской справедливости. А ты и тебе подобные на самом деле наследники Иуды Искариотского – вещал как-то Поцелуев, развалясь на своей софе, которую сам называл «гнездом разврата». При этом критик поигрывал бокалом армянского коньяку с видом человека, убежденного в превосходстве над собеседником – только мы, сталинисты – можем считаться прямыми наследниками Спасителя, потому что хотим воздвигнуть на земле равноправное общество. Без паразитов. Да-с.
Александр Александрович впадал в дрожь и терял самообладание:
– Я, не совершивший в своей жизни ни одного предательства, я, никогда не преследовавший наживы – наследник Иуды? Креста на Вас нет, господин хороший!
Порфирий делал большой глоток из бокала и отвечал в прежней подлой манере:
– Тридцать сребреников и доносительство – это все производные вещи, милейший. А главная причина – в гордыне! Чего Иудушка на самом деле хотел, тридцать монеток? Ан, нет! Он ненавидел Спасителя за то, что тот несопоставимо громаднее его своею личностью. Это была ненависть скудной душонки к совершенному богочеловеку! Зависть и ненависть отверзли черную дыру в душе предателя. Вот и вы там, в европах – все сплошь иудушки. Не смогли Господа постичь, погрязли в земных страстишках аки черви навозные. Сосед машину купил – сволочь, коллега в лотерею выиграл – подонок, знакомая удачно замуж вышла – потаскушка. Почему? Потому что веру растоптали и на ее место залезла гордыня.
– Уж если кто веру растоптал, так это марксисты. Чего Вы тут мне дурака валяете?
Порфирий начал злиться:
– Ты, давай Сталина с марксистами не путай – перешел он на грубый тон – Тоже мне, философ. Маркс и иже с ним как раз из иудиного семени и произрастают. Что такое марксизм? – это оболванивание пролетариата в целях строительства мирового кагала. «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». И кому предложили с этой нечистью первыми поцеловаться? Конечно же, русскому человеку! Накося, выкуси! Не будем мы с ним целоваться. Ты, поди, и не знаешь, что Карлуша эту работу под надзором английского разведчика, умнейшей головы Маккиндера сочинял. Маккиндер-то геостратегом был. Ох, башка! На века вперед английское владычество расписал. Только не по его сложилось, Господь не поддержал. Поэтому марксисты Христову веру и растоптали. А Иосиф Виссарионович здесь не при чем. Конечно, он по молодости тоже ошибки делал. Но возьми все документы ЦК на период богоборства – ни одной подписи Сталина в пользу борьбы с церковью не найдешь. Другое дело, что оказался он на тот период в шайке богоненавистников и не мог сразу о себе заявить.
– Это что же так?
– А отравили бы его моментально. Это же просто душегубы были, один к одному.
– Ну да, будто церковь при нем страшные утраты не понесла!
– При нем, ни при нем! Все на Сталина списывай. Народ Христа в душе распял, а Сталин виноват. Теперь все на него!
– Ты, Порфирий, от ответа не увиливай. Причастен он или нет?
– Довел ты меня, Сашхен до умственной регрессии. Ну, причастен, причастен. Было дело. Не остановил богоборцев.
– Вот так вот, дорогой. Уж очень ты своего кумира лакируешь. Меру надо знать. И идеология его партии все равно была марксистская!
– Была марксистская, а стала имперская. Не мальчик ты уже, различать пора научиться. Коренной марксизм как таковой вместе с иудушкой Троцким у нас приказал долго жить. А Иосиф Виссарионович, хоть от названия не отказался, на самом деле не какой-то заполошный коммунизм строит, которого никто понять не может, а свою империю. Это тебе, брат, новое общество, в котором нет угнетателей, а есть вождь, есть партия вождя и есть каждому по способностям. Это как по твоему, не христианское равноправие?
