Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели
— Вы, кажется, слишком образованный человек, — с иронией сказал Максимов, выпивая предупредительно налитую Басмановым рюмку водки и закусывая хорошей местной ветчиной. — Для любителя алмазов — слишком, я имею в виду…
— Учились кое-чему. Книжки в свободное время почитывали. А вы что, сюда собравшись, совсем не готовились? Не поверю. Если Генеральный штаб человека в командировку посылает, так снабжает всеми нужными сведениями.
— При чем тут Генеральный штаб? Я сам по себе. В отставке пребываю, сам себе хозяин…
— Вот и славно, Егор Яковлевич. Я, признаться, с казенными людьми давненько стараюсь никаких отношений не поддерживать. Раз не от Генерального штаба, значит, за деньгами сюда приехали. Ваша молодежь, соглашусь, за идею, а вы — за деньги служить намерились. И не за те, что вам может заплатить президент Крюгер. Вы — больших денег хотите. А вот за этим — к нам! Мы знаем, где их взять. Только сначала нужно англичан выгнать, после чего с бурами договориться. Хотите в долю — поговорим. Нет — еще по рюмке, и езжайте в свое расположение. Что заработаете, то и ваше.
— Пожалуй, я так и сделаю! Не намерен оскорбления выслушивать! — Максимов встал, резко отодвинув стул.
— Не торопитесь, — остановил его Сугорин. — Обидчивость ваша не имеет никаких оснований. Мы просто говорим на доступном вам языке. Узнав, с кем встретиться придется, справки навели. В России, как известно, все секрет и ничего не тайна.
Разумеется, досье Максимова сильно уступало полнотой и взрывоопасностью той папочке с ботиночными шнурками, которую Остап продал Корейко. Но интересные фактики и в нем содержались. Достаточные, чтобы осадить чересчур возомнившего о себе человека. Решил — на край света уехал, и все? Граф Монте-Кристо теперь, человек без прошлого? Для буров и иноземных добровольцев — может быть. Но когда земляки твоей биографией начинают всерьез интересоваться, куда ж ты, братец, денешься?
Сугорин зачитал несколько абзацев, касавшихся давнего и недавнего прошлого Максимова, в особенности — его сомнительных финансовых махинаций с казенными суммами и числящихся за ним долгов. Для военного суда, может, и недостаточно, а для разговора на равных — в самый раз.
— Вы что, по жандармскому ведомству? — вытирая пот большим платком, спросил клиент севшим голосом.
— Совсем наоборот, дражайший Егор Яковлевич, — ответил Сугорин. — С этим ведомством, как и иными государственными учреждениями, отношения у нас самые напряженные. Отчего и считаем необходимым иметь собственных информаторов. Откуда знать, что и когда может пригодиться? Узнали о вашем здесь появлении, по телеграфу связались с кем нужно — и вот, пожалуйста… — Валерий Евгеньевич похлопал ладонью по папочке.
— Если вам потребуется что-нибудь конфиденциальное об интересующих вас людях узнать — обращайтесь. Услуги стоят дорого, но предоставляются быстро и с гарантией. К примеру, из Владимирского централа до Сахалинской каторги малява[82] идет с той же скоростью, что казенная почта…
В результате — поладили. Максимов согласился на то, чтобы в случае участия в боях их отряды действовали согласованно, по общему плану. Договорились также перед бурским руководством выступать заодно, не искать личных преференций[83], возможную же в будущем добычу делить по доброй пиратской традиции: половина личному составу, остальное — командирам, пропорционально численности возглавляемых ими отрядов и реальному вкладу в общее дело.
— Тогда вопрос по делу — вы же настоящий офицер, так и доложите: как ваши люди вооружены, сколько имеют настоящий боевой опыт, а кто так, энтузиазмом пробавляется? На кого мы всерьез можем рассчитывать, если вы понимаете, о чем я говорю.
— А ваши? — уловив, что договоренность достигнута, Макcимов снова начал cлегка наглеть. Характер такой, ничего не поделаешь.
Басманов откашлялся настолько многозначительно, что этого оказалось достаточно. Ну и лицо у него было, на самом деле, куда более жесткое, чем принято в возвышенном и гуманном девятнадцатом веке. Там никто не смотрел на равного по положению взглядом, подходящим только для оптического прицела.
— Хорошо, хорошо. У всех есть винтовки, «маузер», «Ли Метфорд», немного русских трехлинейных. Пистолеты «маузер» тоже, в Марселе они удивительно дешевы. Буры дали нам два пулемета «максим». В боеприпасах нужды не испытываем…
— Пока ни разу не стреляли? — спросил Сугорин.
Максимов кивнул. Ему все меньше и меньше нравилось разговаривать с этими людьми. В Сугорине ему чудился старший инспектор классов училища, где он тянул юнкерскую лямку еще до Турецкой войны и реформ Милютина (суровые, нужно отметить, времена, как у Помяловского в «Очерках бурсы»), а Басманов вообще напоминал корпусного командира. Того Егор Яковлевич, при всей незначительности должности командира крепостного батальона, на которого генерал-лейтенант свиты мог обратить внимание только в исключительном случае, боялся до кишечных судорог.
Отчего он совершенно не поверил в то, что эти господа ему о себе рассказали. Разумеется, к Генеральному штабу они не принадлежали, а вот к Жандармскому управлению — могли вполне. Россия затеяла новую интригу, после походов Кауфмана и Скобелева в Туркестан — пожалуйста, это можно только приветствовать. Если правильно себя повести — следующий чин и орден могут сами собой очиститься. Только не нужно больше спорить и проявлять ненужную догадливость.
— Тогда положитесь на нас, — сказал Басманов. — В бессмысленный бой мы ваших людей не пошлем. Пушечное мясо никому не нужно. Но когда потребуется — извольте бриться…
Опять слова Михаила Федоровича прозвучали убедительно и двусмысленно.
— Слушайте, полковник, — сказал Сугорин, водку не пивший, поболтав в стакане с чаем ложечкой и сделав глоток, — давайте, мы вам жалованье положим? Сколько вы пенсии получали?
— А то вы не знаете?
— Откуда же мне знать? Я профессор, про военные дела понятия не имею…
— Тогда знайте. Пятьсот сорок шесть рублей в год! За все мои труды и службу. Понятно?
— Чего не понять? — ответил Басманов. — Люди и меньше получают. Хотите — попросту? Двести рублей русскими золотыми в месяц, и вы служите нам, как положено. Прочие договоренности остаются в силе.
Максимов облизнул языком губы и как-то очень выразительно посмотрел на рюмку.
Сугорин, испытывая к собеседнику понятное неуважение, достал из полевой сумки двадцать только что вошедших в обращение «виттевских» червонцев. Заранее приготовленных, чтобы не отсчитывать на столе.
Полковник выдержал приличную, на его взгляд, паузу, после чего деньги взял.
— Вот и договорились, — разлил из бутылки остаток Басманов. — Теперь идите и подготовьте свой отряд к совместным действиям. Командовать парадом буду я!
Хорошо получилось, красиво. За пять лет Михаил Федорович побывал в трех веках, сотни кинофильмов посмотрел и книг прочел несчитано. Даже таких, которые предпочел бы никогда в руки не брать. Отчего и научился думать иным, Сугорину недоступным образом, что о каком-то Максимове говорить?
— А насчет бриллиантов не обманете? — спросил на прощание Максимов, теперь уже на правах младшего партнера. В прежнем качестве он бы себе такого не позволил.
— А вы не зевайте и не сачкуйте. Держитесь к нам поближе, лишнего себе не позволяйте — все у вас на глазах будет. В нашем деле своих кидать не принято. Я доходчиво объяснил? — скорее в утвердительной, чем в вопросительной форме сказал Басманов, вставая.
— Как вы думаете, Михаил Федорович? — спросил Сугорин, когда они остались одни.
— Да что тут думать? Сделали мы его. На один-два боя он нам своих добровольцев отдаст. Как с ними управиться — наше дело. Мне бойцы не столько против англичан, сколько для внушения бурам уважения нужны. Улавливаете?
— Да хватит, Миша, — сделал отстраняющий жест Сугорин. — До сих пор не знаю, как бы жизнь сложилась, если бы вы с Александром Ивановичем меня в свои игры не втянули…
— Чего тут знать? Работали бы в вашем любимом Парагвае на кукурузных плантациях и ждали войны с Боливией, чтобы напоследок свои таланты проявить…
По интонации товарища Сурогин понял, что он не шутит.
— Достаточно, Миша. Давайте спать ложиться. Утром столько работы, в том числе и вытекающей из состоявшегося разговора.
— Это что, это ерунда, — отмахнулся Басманов, взбивая набитую сеном подушку. — Мне вот господ бурских командантов нагибать придется, это потруднее, чем русского полковника…
Глава четырнадцатая
