Геннадий Ищенко - Возвращение
— Давай споем вдвоем одну очень хорошую песню, — сказал я Люсе. — У нас с тобой в репертуаре ничего военного нет, этот пробел надо заполнить.
— А «Погоня»? — возразила она.
— Это я сказал, что она о героях Гражданской войны, — отмахнулся я. — Ее с таким же успехом можно петь и о махновцах. А эта песня из тех, которые хватают за сердце. Ее написали к фильму, посвященному военным медикам. Снимут его еще только в семьдесят пятом году, так что мы с тобой ничем не рискуем. Она и поется в два голоса поочередно. Давай я тебе ее спою без музыки. Слушай:
Сестра, ты помнишь, как из боя
Меня ты вынесла в санбат.
Это поет мужчина. Потом вступает женщина.
Остались живы мы с тобою
В тот раз, товарищ мой и брат.
Потом они поют оба.
На всю оставшуюся жизнь
Нам хватит подвигов и славы…[10]
Когда я закончил песню, в глазах подруги стояли слезы.
— Ну вот еще! — я обнял ее и полез в карман за носовым платком. — Это не ты, это слушатели должны плакать. Если я нашим музыкантам и с этой песней не угожу, я им сам помашу ручкой!
Прежде чем ехать к музыкантам, я подобрал мелодию для гитары, и мы с Люсей ее несколько раз спели. Потом мы ее исполнили нашему ВИА.
— Вот это то, что надо! — сказал Астахов. — У меня нет слов. Это же за сколько времени ты ее написал?
— Это так важно? — сказал я. — Стихи у меня были в набросках, чуть подправил, и все. А мелодия… Я до сих пор не могу понять, откуда они у меня берутся. Главное, что песня такая, что с ней не стыдно выйти и на праздничный концерт, посвященный Дню Победы, и не только в Минске, но и в Москве. А репертуар у нас будет разный. Только давайте сначала доведем до ума одну песню, пока я сам занимаюсь другими.
Было видно, что они загорелись. В тот вечер я играл мелодию раз шесть, пока не сказали, что довольно и отправили домой на машине Дома офицеров. Это было кстати, так как прямого маршрута к ним не было, и приходилось ездить с пересадкой или минут пятнадцать топать по вечерним улицам пешком. Через неделю нам позвонили опять. Получилось у них здорово, мне ничего поправлять не пришлось. Не симфонический оркестр, но и не наша домашняя игра. Мы к этому времени эту песню спели уже, наверное, раз двадцать, поэтому номер вышел – просто блеск! Мне бы еще малость подправить голос, но, скорее всего, я уже достиг своего потолка.
Николай куда-то сбегал и вернулся с каким-то майором, для которого мы спели еще раз.
— Замечательно! — сказал он. — Репетируйте дальше. Эту песню мы вставим в свой репертуар. И готовьтесь петь ее девятого мая. Больше из военной тематики ничего нет?
— Пока нет, — ответил я. — Но до мая еще есть время, может быть, и успею.
— Дерзайте, молодой человек! — обратился он ко мне на «вы». — С такими песнями мы вам окажем всемерную поддержку. Песни о любви – это хорошо, но несерьезно. Вы сначала пробейтесь на большую сцену, тогда сможете себе больше позволить. А пробиваться лучше с серьезными песнями.
— Хотят серьезную песню, значит, пойдем навстречу, — сказал я Люсе, когда мы поднимались на ее этаж. — Приготовим такую, что будут рыдать. До партийных песен мы с тобой еще не доросли, а вот патриотические на военную тему – это самое то. Надо мне было самому додуматься. Я сегодня подберу музыку к одной песне, а завтра послушаешь. По-моему, как раз для тебя.
— Подобрал? — спросила подруга на следующее утро, едва я, помахивая портфелем, сбежал на второй этаж.
— А поздороваться с любимым человеком?
— Здравствуй. Ну, Ген!
— Если я что-нибудь обещаю, то делаю. Хорошо хоть вчера успел переодеть костюм, а то бы вы сегодня ушли в школу без меня.
— Почему? — не поняла она.
— Потому что он бы еще не высох от слез. Где Сергей?
— Сейчас должен выйти. Ты бессовестный, я теперь весь день буду умирать от любопытства.
— Это естественное состояние почти любой женщины. Ну чего он задерживается, опоздаем же!
— Не шуми, — сказал Сергей, появляясь в дверях. — У нас соседи-пенсионеры еще спят. Идите без меня. Отцу плохо, я ему вызвал «скорую». Скажете классной.
Настроение сразу упало. Сергей бодрился, но я его уже достаточно хорошо знал, чтобы понять, что ему страшно. Три года назад он потерял мать, которая не перенесла родов, а вскорости у отца случился инфаркт. И вот опять…
— Давай, я останусь с тобой? — предложил я, уже заранее зная, что он откажется.
— Бегите в школу, а то опоздаете! — сказал он. — Ты ничем не поможешь, а отца, наверное, увезут в больницу.
Мы опоздали первый раз за весь год. Урок вела классная.
— Так и знала, что это когда-нибудь случится, — сказала она, когда я пропустил вперед Люсю и зашел следом за ней в класс. — А где Деменков?
— Его сегодня не будет, Ольга Владимировна, — ответил я. — Он вызвал «скорую» к отцу. Мы из-за этого и задержались.
— Садитесь на свои места, — сказала она. — Продолжаем урок.
День тянулся еле-еле, я переживал за друга и с большим трудом дождался окончания занятий.
— Что ты так трясешься? — недовольно сказала Люся. — Ну стало человеку плохо, зачем же его сразу хоронить, а себе мотать нервы?
— Не знаю, — ответил я. — Почему-то не получается успокоиться. Даже медитация не помогает, просто не могу войти в нужное состояние.
Моя тревога передалась и ей, поэтому почти весь путь от сквера до своего дома мы пробежали. Все оказалось не так страшно.
— Я недавно приехал из больницы, — сказал Сергей, когда мы вломились к нему в квартиру. — Отцу лучше, но сказали, что он будет дней десять под наблюдением.
— Ты у нас тоже будешь под наблюдением, — сказал я ему. — Мама не работает, и ей приготовить тебе еду ничего не стоит.
— Не нужно, — стал отказываться он. — У меня все есть, а одному до воскресенья хватит. А там что-нибудь сам приготовлю, деньги есть.
— Значит, придет в воскресенье, — сказал я. — И не вздумай отказываться. Держи тетради, завтра отдашь.
От Сергея зашли к Оле. Оказалось, что моя мама зашла к Надежде, и сейчас они общались на кухне.
— Мойте руки! — сказала мама Люси. — Сейчас будете обедать.
— Чуть позже, — ответила подруга. — Мы ненадолго поднимемся к Гене.
— Давай пой, пока никого нет! — сказала Люся, когда мы зашли в мою комнату.
Таня еще не пришла со школы, а отец со службы так рано никогда не возвращался.
— Ну слушай, — сказал я, беря гитару. — Песня называется «Баллада о матери»
Постарела мать за двадцать лет,
А вестей от сына нет и нет.
Но она всё продолжает ждать,
Потому что верит, потому что мать.
Я и раньше пел эту песню Мартынова. Не для кого-то, просто для себя. И всегда у меня на глаза наворачивались слезы. Я не знаю, как такое можно слушать спокойно.
Трудно это было вспоминать.
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Мать узнала сына в тот же миг,
И пронёсся материнский крик.[11]
Как всегда, при исполнении песни для меня перестало существовать все вокруг, и, только закончив петь, я услышал, что Люся плачет навзрыд.
— Я не смогу такое спеть! — давясь слезами, говорила она. — Как это можно спокойно петь?
— Успокойся сейчас же! — сказал я, вытаскивая носовой платок.
Он оказался не слишком свежим, и пришлось лезть в шкаф за другим.
— Ну куда это годится? — выговаривал я ей, промокая слезы. — Я ее тоже не могу спокойно слушать, а тем более петь, но не так же реветь!
— Кто ее написал? — успокаиваясь, спросила она.
— Должен в семьдесят первом написать Мартынов. Классный певец и композитор. Говорили, что и человек хороший.
— И ты хочешь спереть у него такую песню!
— Ничего, напишет другую, — ответил я. — А его я отблагодарю. Я знаю, когда он умрет, причем, по мнению врачей, его можно было спасти, если бы вовремя оказали помощь. Ему и сорока трех не исполнилось, а сколько всего сделал! Я найду возможность с ним познакомиться и отправить на лечение. Незачем ждать, пока его прихватит в лифте. Он, кстати, не один такой, кому можно будет помочь. Если бы ты знала, сколько талантливых людей умерло раньше срока! Хрен у меня вообще поднимется в воздух тот самолет, на котором разбился Чистяков! Двадцать восемь лет было парню, а выступал гениально! До семьдесят второго года время еще есть, а я хоть так свою совесть немного успокою. А ты будешь учить эту песню и петь, пока не вытекут все слезы. Все равно к нашим музыкантам с ней рано выходить. Я и так пеку песни, как блинчики. Пока поработаем со старым репертуаром.
— Послушай, а кем ты сам хочешь стать? — спросила Люся.
