Андрей Земляной - Сын Сталина
Муса Кранья сглотнул, удивленно посмотрел на юношу, отметил, что на груди у молодого (очень молодого) человека красуются ордена, и принялся рассказывать все, что знал. Юноша и Муссолини внимательно слушали, изредка задавая наводящие или уточняющие вопросы. Когда же албанец наконец иссяк, юноша обернулся к итальянскому лидеру:
– Насколько рассказ этого товарища соответствует вашим данным?
– В общем – вполне, – утвердительно кивнул Муссолини. – Я полагаю, что Ди Стефано[182] мог бы кое- что добавить, но совсем немногое.
Белов помолчал, а затем спокойно произнес:
– Прекрасно. В таком случае, полагаю, что необходимо обсудить детали предстоящей операции…
ШИФРОТЕЛЕГРАММА
Москва, Иванову.
Прошу подтверждения разрешения использование частей экспедиционного корпуса операции Албании совместно частями Красной Армии Италии. Также прошу разрешения передачу приказа военным транспортам следовать порт Зара.
Подпись: Чернов
В 0430 седьмого ноября сорокатысячная итальянская армия под командованием генерала Альфредо Гуццони[183] начала высадку в портах Албании – Шенгин, Дуррес, Влёра и Саранда. Бруно Муссолини[184] – второй сын итальянского лидера совершил в то утро полет над районом высадки у Дурреса, выполняя обязанности «особого инспектора ЦК народной компартии Италии».
– Море, как зеркало! Изумрудная долина окружена горами! – восторженно вопил Бруно в микрофон. – Горы высокие и величественные, увенчанные снеговыми тиарами…
– Сержант! – грозно оборвал сына Муссолини. – То, что ты не чужд прекрасному, похвально, но нас интересуют детали высадки!
– Вас понял, – несколько смутившись, сообщил Бруно. – Я снижаюсь… Вот дымки выстрелов из окон домов… Берсальеры залегли, явно видна их цепь. Это те берсальеры, что охраняют порт… Распластались на земле, как лягушки. Похоже, ждут атаки со стороны города.
– Все это свидетельствует о сопротивлении, оказанном передовым частям, – заметил Муссолини. – Отдайте приказ кораблям поддержать орудийным огнем наше наступление. – И после – уже снова сыну: – Следи, сейчас начнут работать с кораблей.
Через пару минут легкий крейсер «Альберико да Барбиано» окутался дымом и изрыгнул длинные языки пламени из всех своих восьми шестидюймовок. И тут же к нему присоединился его систершип «Бартоломео Коллеони». Но сверху Бруно видел, что разрывы пришлись довольно далеко от передовых домов, где и засели обороняющиеся королевские войска. Новый залп – и снова промах. Третий вообще пришелся по наступающим берсальерам, и Бруно ясно видел, как в воздух взлетали, кувыркаясь, изломанные фигурки.
Он все сообщил отцу и слышал, как тот яростно орет на своих приближенных. Но его волновало сейчас другое: Алессандро – сын Сталина, не взял его с собой в рейд на Тирану.
…С Алессандро его познакомил отец. Бруно в блестящем авиационном мундире вбежал к нему в кабинет и с удивлением замер на пороге: кроме отца там сидел еще какой-то парень, на вид – его ровесник. Парень был одет в незнакомый мундир, а на груди у него горели золотом и алой эмалью ордена…
– Бруно! – строго окликнул его отец. – Ты почему врываешься без приглашения? Извините, товарищ Сталин. Разрешите представить: вот это недоразумение – мой второй сын Бруно. Пилот. Летал в Абиссинии…
– Приятно познакомиться, – юноша встал и окинул пристальным взглядом молодого Муссолини. Затем протянул руку: – Александр.
– Бруно. Сержант авиации… – Рукопожатие было крепким, но русский явно не собирался выяснять, чья ладонь сильнее. Итальянец также внимательно оглядел молодого Сталина и спросил: – А ты в каком звании?
– Корпусной комиссар.
– А это как? У нас это чему соответствует?
– Ну, примерно как генерал-лейтенант. А что? Не похож?
– Алессандро командовал частями добровольческого корпуса при прорыве к Адис-Абебе, – вставил Муссолини-старший. – Ты не смотри, сынок, что он – твоих лет. Он Гитлера вместе со всей сворой уничтожил. Сам. И еще кое-что успел…
И со свойственной всем жителям Апеннинского полуострова экспрессией дуче принялся живописать боевой путь гостя, но тут Алессандро чуть тронул Бруно за рукав:
– Не слушай его, – прошептал он, не совсем правильно, но вполне понятно. – А то сейчас выяснится, что я лично разгромил всю армию Ганнибала и съел его слонов…
Бруно посмотрел на совершенно серьезное лицо своего собеседника, разглядел прыгающих в синих глазах веселых чертиков и от души расхохотался.
– Если отец начнет рассказывать о моих подвигах, то получится, что у абиссинцев была самая многочисленная авиация в мире, а я ее уничтожил разве что не в одиночку, – смеясь, произнес он. – Но ты и в правду командовал корпусом?
– Нет, – Александр отрицательно мотнул белокурой головой. – Командовал этим корпусом маршал Буденный – легенда нашей армии.
– А ты?
– Комиссаром был, – Белов усмехнулся своим воспоминаниям. – Давай-ка, друг, мы с тобой попозже поговорим. Сейчас дела, извини.
Бруно понимающе кивнул, извинился перед отцом и вышел. Но уже этим же вечером носился вместе со своим новым другом на своем ярко-алом «Альфа-Ромео» 8С 2300. А потом были еще веселый вечер в компании активисток из «Молодых коммунисток Италии», на следующий день – гонки под парусом и спарринг на ринге… Последний, правда, закончился не очень – при воспоминании у Бруно начинал ныть бок, куда Алессандро попал пяткой. Да еще и объяснил, что бой – не спорт, и победителей не судят, а проигравших – хоронят… Жаль, что он не взял Бруно с собой. «Я бы не подвел, – грустно размышлял Муссолини-младший. – А если он считает мою подготовку недостаточной – что ж? На то и война, и на ней убивают…»
…Согласно приказам из Рима легкие крейсера задробили стрельбу, и в дело вмешался тяжелый «Больцано». Его восьмидюймовые снаряды ложились не в пример метче, так что сопротивлявшимся албанцам очень скоро стало жарко. Берсальеры поднялись в атаку.
Основное сопротивление итальянцам удалось сломить уже к девяти утра. Но отдельные его очаги зачищали еще целый час. Снова ревели орудия тяжелого крейсера «Больцано», снаряды которого сносили дома подчистую, а в промежутках между залпами яростно тявкали 65-мм полевые орудия, которые поддерживали ротные 45-мм минометы берсальеров. Албанские солдаты наконец бросились наутек из города, который тяжелые корабельные орудия превратили в мышеловку. Но итальянцы не собирались давать им такой возможности. С десяток танкеток рванулись вперед, обходя Дуррес по широкой дуге, выходя во фланг отступающим албанцам. Треснули пулеметы, и албанские солдаты начали бросать оружие и поднимать руки. К десяти часам утра город был окончательно занят частями Красной Армии Италии.
Первым делом итальянцы кинулись к вилле короля Зогу, но она оказалась пуста. Допрос перепуганной прислуги показал, что король в Дурресе не бывал уже очень давно.
– Ну, товарищи берсальеры, – майор Аретузи сдвинул на лоб вайру[185] и почесал в затылке. – Выходит, что нам надо рвать в Тирану. И чем быстрее, тем лучше, а не то наших из десанта там в пасту с полипами перемешают…
Десантная группа захвата – двадцать восемь человек, высадилась ночью на окраине Тираны. Парашютисты приземлились возле одноименного с городом озера. Сашка подсветил фонариком на карту – все точно. Ухмыльнулся, прочитав пометку «lago[186]», пробормотал себе под нос: «Какое тут, нахрен, lago? Laghetto[187]…», и махнул рукой, подзывая бойцов. Через несколько минут коротенькая колонна бодрой трусцой двинулась к столице Албании.
В два часа семнадцать минут пополуночи группа вошла в город. По дороге им попался полицейский участок, в котором – вот удача! – оказались две автомашины. Транспортные средства были немедленно реквизированы на нужды мировой революции, а взамен полицейским предложили на выбор: расписки, с обязательством возмещения стоимости от революционного правительства, или набор гильз девятимиллиметрового калибра и аналогичный набор пуль. Причем пули – каждому полицейскому по одной, лично, а вот гильзы – россыпью на полу.
Несколько албанцев не поняли сути предложения. Пистолеты-пулеметы Симонова, разъясняя ситуацию, сухо кашлянули, и начальник отделения вместе с капралом рухнули на пол. Остальные полицейские, несмотря на некоторую заторможенность мышления, свойственную стражам порядка, помноженную на темность и дикость, свойственную албанцам, дружно подняли руки, сдали оружие и организованно проследовали в камеру. На стол покойного начальника Сашка положил бумагу следующего содержания:
Расписка
Два автомобиля (Форд-Е и Форд-Тимкен) взяты мной с баланса полицейского участка для нужд революции. Товарищи, не ругайте этих обормотов в камере. Заранее благодарен,
