Артист (СИ) - Никонов Андрей

— Лежи смирно и очень тихо, — приказал он, — дёрнешься, останешься без глаз. И не вздумай рассказать или весточку послать, иначе вернусь, и в живых уже не оставлю. Всю вашу семейку с детьми и стариками вырежу под корень.

Панкрат кивнул бы, но боялся пошевелиться. Он не пошевелился даже тогда, когда Травин сломал ему руки в локтях, сжал зубы так, что они начали крошиться. Только когда молодой человек вылез через лаз из подвала, тихо завыл.

Люк выходил в небольшую комнатку с массивной дубовой дверью, запертой на засов — её Сергей обнаружил, пока Панкрат был в отключке. Сразу за дверью располагался мясной цех, трое мужчин сосредоточенно разделывали туши. При виде Травина они бросили свои дела, замерли. Один из них, тот, что спускался с Панкратом — Фома, умело крутанул тесаком, двое других не двигались, только смотрели настороженно.

— Ты что с ними, ирод, сделал? — Фома вразвалочку начал обходить столы, перекрывая Сергею путь к двери.

— Один мёртв, другой ещё нет.

— Кто мёртв? — подал голос один из тех, что не двинулись.

— Молчи, какая разница, — взвился Фома, — он моего брательника убил, гнида. Чего встали, а ну вали его.

— Не, — тот же мужик отступил на шаг, — он с двумя сдюжил, и смотри, как медный пятак сияет. Я на рожон не полезу, да и с чего бы? Деньги-то вы меж собой поделили, нас в долю не позвали.

— Сволочь, — сплюнул Пеструхин-младший, — ваша семейка гнилая, не стоило родниться. Ничего, я сам сделаю.

Сергей насчёт двух «предателей» не обольщался, повернётся спиной, они ему нож в спину воткнут. Он не стал ждать, пока Фома до него доберётся, и сам пошёл вперёд.

— Дёрнетесь, подвешу внизу вместе с Захаром, — предупредил он на всякий случай.

Фома от этого должен был ещё больше разъяриться, но наоборот, стал спокойнее и собраннее. Нож он держал на уровне пояса, развернув ладонь кверху, мышцы на руке оставались расслабленными, судя по всему, резать он умел не только свиней и коров. Сергей усмехнулся, остановился, подбросил нож Захара в руке и швырнул в ближайшую тушу, развёл руки, предлагая схватиться без оружия, на кулаках. Пеструхин довольно осклабился. Он не торопясь, короткими шагами приблизился на два метра, и тоже остановился.

— Хана тебе, фраер, — сказал он, — голыми руками хочешь взять? Ну попробуй.

Травин поднял руки перед животом, сжал кулаки, два раза коротко шагнул, напряг плечо, словно стараясь придать усилие будущему удару. Фома выдохнул, сделал обманное движение, а потом нанёс удар снизу вверх. Двигался он так быстро, что Сергей чуть не пропустил выпад. Рука Пеструхина разогнулась, лезвие чиркнуло Сергея по шее, распарывая кожу, ноги Фомы напряглись, он готовился продолжить движение в обратном направлении, и тут уж достать Травина посерьёзнее, но тот качнулся сильнее, уводя правую руку вверх и опуская плечо на кисть Фомы. И тут же, выдвинув левое плечо вперёд, левой рукой он сделал такой же выпад и на возврате ударил противника в шею. Несильно, но тут же последовал новый поворот корпусом и удар правой рукой в подбородок. Челюсть Фомы не выдержала, подалась назад, вбиваясь в позвоночник, раздался хруст. Рука с ножом ушла дальше спины Травина, и уже повредить не могла, но следующим движением Сергей сломал ему локоть, а потом ещё ударил ногой в колено сверху вниз. Фома заорал от боли, выронил нож.

Травин схватил Фому за воротник и пояс, затащил в комнату, и зашвырнул в подвал. Раздался глухой стук упавшего тела, потом стон. Сергей вытащил лестницу, разломал её на куски, бросил сверху крышки люка несколько полутуш.

— Живой пока, — сказал он, не сводя глаз с оставшихся двух мужчин, — Сейчас какой день?

— Дак это, суббота скоро вечереет, — оторопело сказал всё тот же мужик.

— Откроете их завтра утром, не раньше, — распорядился Травин, проводя рукой по щеке, — за это время ничего не случится.

Ладонь испачкалась в крови, красная струйка стекала на рубаху. Мужик опасливо кивнул, поднял перед собой ладони, показывая, что не собирается помогать своим товарищам. Второй сделал такой же жест.

Когда Сергей вышел наружу, солнце уже перевалило за три часа. Значит, в подвале он пробыл почти двадцать часов, очень хотелось пить и есть. И умыться.

— Вы к Пеструхиным заходили, товарищ? — рядом с ним остановился лысый упитанный мужчина в косоворотке, штанах, заправленных в сапоги, и пиджаке с рукавами пузырём. — На рынке работаете?

— Ага.

— Закупки следует через контору проводить, товарищ, а не безобразием заниматься. Ну ничего, я за эту шайку возьмусь, — пообещал лысый. — Сколько вы у них купили?

— Не сговорились, — Травин отнял руку от щеки.

Лысый, увидев кровь, отшатнулся, попятился, а потом быстро зашагал прочь. Сергей огляделся — судя по всему, он находился где-то за Горячей горой. Вокруг стояли цеха и бараки, с телеги на козлы сгружали туши коров. На одинокого окровавленного посетителя никто не обращал внимания. Даже охранник на воротах только цыкнул, когда молодой человек прошёл мимо, и неодобрительно покачал головой.

Глава 23

Глава 23.

Генрих стоял перед Гансом Липке бледный и с опущенной головой.

— Идиот, — старик говорил размеренно и словно нехотя, — неважно, что ты наплёл этой ищейке, теперь за нами будут присматривать. Зачем тебе была нужна эта машина?

Молодой человек ничего не сказал, хотя на самом деле хотел бы сказать многое. То, что он всегда выполнял грязную работу, и что именно его идеи помогали семье Липке зарабатывать деньги, что он почти в одиночку спланировал и осуществил похищение артистки так, что улик не осталось, и наконец, что он давно хотел собственный автомобиль, да что там, он его заслужил гораздо больше, чем другие Липке.

Со следователем Генрих встретился с утра, того интересовали два вопроса — что случилось с артисткой, и куда делся Парасюк. Насчёт Малиновской всё было сделано идеально, молодой человек вовремя подал идею профсоюзному активисту из посёлка добытчиков рядом с горой Змейкой, и тот сам настоял, чтобы артистку пригласили к ним. Для того, чтобы та не обеспокоилась, выпустили Парасюка, и счетовод уговорил Малиновскую приехать на встречу с рабочими. Ну а дальше уже в дело вступил план, которым Генрих очень гордился. Вместо артистки и её помощницы на станцию поехали Марта и Катарина, в темноте поди разбери, кто там протягивает квитанцию и садится в поезд. Женщины вышли в Ростове, и через сутки на перекладных добрались обратно. Поэтому, видимо, следователь о Малиновской расспрашивал равнодушно, зато Парасюком он интересовался куда сильнее. Но и тут Генрих позаботился, чтобы свидетель не появился в ненужное время, счетовода увезли заранее и вернули на ферму.

А потом следователь начал расспрашивать о машине. Этот автомобиль он хотел как-то привязать к смерти Фёдора Гульника. Генрих и к этому подготовился заранее, он сказал, что брал у Фёдора автомобиль в прокат специально, чтобы довезти артистку, и в тот же вечер вернул. Тут же последовал вопрос, во сколько это случилось. Молодой человек ответил почти честно, что заехал в ворота дома Гульника в ночь со вторника на среду, и в это время Фёдор был ещё жив, здоров, хотя и очень пьян.

— Сколько вы заплатили за прокат? — следователь передал исписанные листы машинистке, взял из стопки ещё несколько чистых.

— Двадцать рублей. У меня и расписка есть, всё как полагается, готов предъявить.

Следователь кивнул, записал время, как и то, что уже в половине второго Генрих был в Бетании, что может подтвердить несколько человек. И всё же Липке-младшему казалось, что ищейка прокурорская ему не верит.

— От экипажа избавишься, и от артистки тоже, — распорядился Липке-старший. — Сегодня же, когда стемнеет, отвезёшь их покупателю, предложишь автомобиль за десять тысяч, он будет торговаться, сойдись на шести, и не забудь взять fünfzehntausend за эту dirne, хотя она и пяти не стоила. Мартин и Йохан перетянут верх новой кожей, поставите другие фары и резину, двери перекрасим. Если кто найдёт, к нам сюда ниточка не протянется. В этот раз твоей доли нет, всё пойдёт на возмещение убытков. И подарок мне твой не понравился, тощая и своенравная, я отослал её в птичник, будет и там упрямиться, отдашь Кляйну.