Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс

— Посмотрим, — отвечаю я. — Посвети-ка на курицу.

Луч света падает на белые куриные перья. Курица цела и невредима — частая сетка отлично защитила ее от лисы. Вот, и отлично!

Я отдаю брату разряженное ружье и надеваю толстые войлочные рукавицы. Неуклюже разматываю проволоку, дастаю из клетки курицу и прячу ее за пазуху.

— Подожди здесь, — говорю я Сережке. — Я сейчас. Надо вернуть курицу хозяевам.

Брат с ружьем наперевес остается возле клетки, а я иду к Федору Игнатьевичу. Курицу я придерживаю обеими руками, чтобы не вырвалась.

Несмотря на глухую ночь, в доме председателя ярко горит свет. Удивительно, но тем лучше.

Я стучу в окно кухни, поднимаюсь на крыльцо и слышу шаги в доме, а потом скрип задвижки.

Дверь открывается, на пороге стоит Мария Антоновна. Федор Игнатьевич с виноватым видом маячит за спиной супруги.

— Разбойники! — укоризненно говорит Мария Антоновна. — Думали, я ничего не узнаю? Ведете себя, как мальчишки.

— Курица цела? — торопливо спрашивает меня председатель.

— Цела, — отвечаю я.

— Вот видишь, Маша, — торопливо говорит председатель. — А ты ругалась.

— А как на вас не ругаться? — резонно возражает Мария Антоновна. — Утащили тайком курицу, собрались ловить лису. Поймали хоть?

— Поймал, — улыбаюсь я. — Сидит в клетке.

— Правда, что ли? — удивляется Федор Игнатьевич. — Ну, молодец, Андрей Иванович! Видишь, Маша? А ты мне все уши прожужжала — мол, нет никакой лисы, ерунда это все.

Но Мария Антоновна только строго качает головой.

Я отдаю курицу Марии Антоновне. Курица сомлела у меня под курткой, она хлопает глазами и сонно квохчет. Жена председателя несет свою питомицу в курятник.

— Вот ведь женское чутье, — тихо говорит председатель, глядя вслед супруге. — Представляешь, только ты ушел, как Марья собралась кур проверить. Я ей говорю — куда ты, на ночь глядя? А она — сердце, мол, не на месте. Чувствую, говорит, что-то случилось. А как одной курицы не досчиталась, так на меня насела, что пришлось мне все ей рассказать. Я говорю, ничего с твоей курицей не случится. Андрей Иванович обещал утром ее вернуть. Давай спать, говорю. Так ведь и не дала лечь, все сидела у окна и ждала свою курицу. Ну, и я с ней.

— Прости, Федор Игнатьевич, — с улыбкой говорю я.

Председатель машет рукой.

— Да ладно!

Мы все вместе возвращаемся на двор к Татьяне Семеновне. В доме соседки тоже горит свет, а сама она стоит рядом с ловушкой и качает головой.

— Не верила я, Андрей Иванович, в лису-то. Думала — ты своего кота покрываешь. А лиса — вот она! У, зараза!

«Зараза» жмется в угол клетки и даже рычать боится — ее пугают люди вокруг.

— Тощая какая, — с жалостью говорит Мария Антоновна, разглядывая лису. — Больная, что ли?

— Раненая, — объясняю я. — У нее задняя лапа была сломана, и неправильно срослась. Не может охотиться, вот и пришла в деревню.

— Что же ты с ней будешь делать?

— Алексей Дмитриевич предложил устроить в школе живой уголок. Попробуем поселить ее туда.

Мария Антоновна с сомнением качает головой.

— Так она же дикая.

— Ничего, привыкнет, — говорю я. — Надо только сделать для нее клетку побольше.

— Сделаем, — кивает Федор Игнатьевич. — Я поговорю с мужиками. К вечеру клетка будет.

Татьяна Семеновна отзывает меня в сторону и протягивает мне три рубля.

— Возьми, Андрей Иванович. Это ведь не твой кот курицу-то мою утащил. Выходит, зря я на него наговаривала. А ты мне деньги за курицу отдал.

Я качаю головой.

— Не надо, Татьяна Семеновна.

— Тогда я тебе яичек принесу, — предлагает соседка.

Я улыбаюсь.

— А вот за это спасибо.

Я забираю у Сережки ружье и отдаю ему одну рукавицу.

— Берись за ручку с той стороны, — говорю я.

Вдвоем мы несем клетку по тропинке вдоль Песенки ко мне во двор. Пойманная лиса лежит неподвижно.

— Ей ведь в живом уголке будет лучше? — спрашивает Сережка.

— Конечно, — киваю я.

Глава 32

— Она почти ничего не ест, — огорченно говорит Сережка.

Алексей Дмитриевич сокрушенно кивает, соглашаясь с Сережей. А Федор Игнатьевич молчит, насупившись, и задумчиво трет ладонью морщинистый лоб.

Мы вчетвером стоим рядом с вольером, в котором еще позавчера жили мои собаки. Теперь в вольере поселилась пойманная мной лиса. Это временное пристанище — до тех пор, пока рядом со школой не построят такой же вольер. Федор Игнатьевич обещает заняться этим побыстрее, но не все зависит от председателя. В совхозе хватает своей ежедневной работы.

Собак пришлось временно переселить во двор и посадить на цепь. Псы этим очень огорчены. Чтобы подбодрить их, я вечером выхожу с ними в лес и отпускаю побегать вволю.

Вместо будки для лисы мы приспособили большой фанерный ящик. В нем и перенесем лису в новый вольер, когда он будет готов. В ящик насыпали мягкую стружку в качестве подстилки.

Лиса прячется в ящике, и почти не выходит из него. Наверное, принимает ящик за необычную тесную нору, и там чувствует себя в безопасности. Она выходит только по ночам и лакает воду из большой миски. Я замечаю это утром, когда доливаю в миску воду.

В другой миске лежит нетронутая лисой еда. Отварная свиная требуха, оранжевые кругляши вареной морковки, бордовые кусочки свеклы.

В природе лисы едят почти все. Ловят мышей и лягушек, не брезгуют падалью и насекомыми, выкапывают из лесной подстилки съедобные корешки, разоряют птичьи гнезда.

В неволе им тоже нужен разнообразный рацион. Нельзя кормить зверя только мясом или рыбой.

— Может, привыкнет? — вздыхает Воронцов.

Я вижу, что апатия лисы угнетает Алексея Дмитриевича, и разделяю его состояние. Мы ведь ловили лисицу, чтобы спасти ее от голодной смерти, а что получается теперь?

— Ей нужен вольер побольше, — говорю я. — Все же, это дикий зверь. Она привыкла к простору.

— Где же я столько материала возьму? — возражает Федор Игнатьевич.

Но умолкает, не договорив. Только сердито машет рукой.

— Ладно. Андрей Иванович, ты нарисуй мне, какой вольер нужен. Сделаем.

А откуда я знаю, какой вольер подходит для содержания лисы? Вчера я дозвонился в институт, но профессора Катаева не было на месте. И в деканате мне не сказали, где его найти.

— Федор Игнатьевич, давай сходим в сельсовет, — говорю я. — Попробую еще раз дозвониться до Катаева.

— Идем, — соглашается председатель.

Когда мы переходим Песенку по деревянному мосту, Алексей Дмитриевич Воронцов задумчиво спрашивает:

— Может, выпустить ее? И как-то подкармливать прямо в лесу?

Я с сомнением качаю головой. Лиса — это не заяц. Вряд ли она станет приходить на подкормочную площадку. Хотя, чем черт не шутит.

— Если не станет есть — выпущу, — говорю я. — Отвезу на озеро и выпущу. Оттуда она до деревни не доберется.

Я звоню в деканат, и на этот раз мне везет. Олега Александровича сразу зовут к телефону. Я объясняю ему суть проблемы, стараясь говорить покороче. И заканчиваю просьбой:

— Олег Александрович, вы не могли бы связать меня с кем-то из работников Ленинградского зоопарка? Помните, вы приглашали оттуда зоолога, и он провел у нас несколько лекций? Мне очень нужна консультация.

Катаев несколько секунд молчит. Я слышу в трубке ритмичный стук — наверное, профессор постукивает пальцами по столу.

— Андрей, вы можете подождать у телефона? — наконец, спрашивает он. — Я вам перезвоню.

— Конечно, — отвечаю я.

— Тогда продиктуйте ваш номер.

Я диктую номер черемуховского сельсовета, не забыв добавить междугородний код, и вешаю трубку.

Федор Игнатьевич выходит на крыльцо, привычно разминая в пальцах папиросу. Дверь он оставляет открытой, и в нее тянет осенней свежестью, холодом и сладковатым табачным дымом.

— На днях выпадет снег, — не оборачиваясь, говорит председатель. — По радио прогноз слышал.