Сергей Шхиян - Турецкий ятаган
— Ладно, потом расскажешь обо всех его замечательных качествах, а теперь пошли скорее.
Я осмотрелся, не осталось ли каких-нибудь следов нашего пребывания и, перекинув через плечо поеденный молью и сыростью тулуп покойного крестьянина, не оглядываясь, пошел к лесу.
— Давай останемся здесь, — попросила девушка на сухой высокой опушке, на которой уже появилась трава.
Полянка была скрыта от поля густым кустарником, в котором можно было при необходимости спрятаться.
— Место подходящее, давай останемся здесь, — согласился я и расстелил тулуп, положив его мехом вверх. — Ложись, — пригласил я Алену.
Она аккуратно присела, скромно поджав под себя ноги.
— Хорошо-то как, — почему-то грустно сказала девушка. — Я еще никогда так долго не жила за городом.
Потом она легла на спину, положила под голову руку и посмотрела на меня снизу вверх своими огромными, о, Господи! глазами.
— Я пойду, пройдусь, — отворачиваясь от нее, сказал я.
— Останься, — тихо попросила она, — сядь сюда.
Я, не возражая, мешковато опустился рядом с ней.
— Я тебе совсем не люба? — неожиданно спросила Алена, глядя задумчивыми, затуманенными глазами.
— Глупости, — нервно ответил я, — очень даже люба. Ты даже не знаешь как сильно. Только…
— Что «только»?
— Понимаешь, нельзя нам быть вместе. Я все равно никогда не смогу на тебе жениться.
— Почему? — без особого интереса поинтересовалась она.
— Я уже женат, и вообще…
— Ты же говорил, что у тебя не жена, а невеста? — удивленно, спросила девушка, поворачиваясь на бок, и приподнялась, подперев голову рукой. Она осмотрела на меня выжидающе, обижено.
— Говорил. У меня вообще все очень сложно. Мы с женой потерялись, и я даже не знаю, удастся ли мне ее отыскать.
— Крымчаки или ногайцы захватили? Она теперь в рабстве?
— Не думаю, но она не знает где я, а я — где она.
— Ты ее любишь?
— Да, люблю, но мы с ней так давно не виделись, — обошел я однозначный утвердительный ответ. Мужчины меня поймут, а женщины все равно осудят.
Алена перевернулась на живот, долго лежала, задумчиво глядя перед собой. Потом неожиданно, сказала:
— Я сегодня не спала всю ночь…
— Знаю, я тоже не спал, — соврал я.
— Почему же ты, — начала говорить она, быстро повернувшись ко мне, — почему же ты ничего… не сказал?
— Алена, я не могу тебя подставлять, извини, сделать тебе зло. Как бы это объяснить… Ведь если у нас что-нибудь случится, ну, сама знаешь, что, то ты не сможешь выйти замуж.
— Не смогу? — удивилась она. — Почему?
— Но ведь этот твой, как его там, Зосим Ильич, сказал, что если ты будешь не девушкой…
— Да не пойду я за него, хоть озолоти, хоть убей! Не люб он мне старый.
— Ну, пусть не Зосим, пусть другой, тот, кто тебе больше подойдет. Что ты будешь делать, если из-за этого откажется на тебе жениться?
— Почему откажется? Ты думаешь, что если девушка до свадьбы…
Тут Алена неожиданно засмеялась.
— Ты думаешь, что из-за этого девку замуж не возьмут? — все больше веселилась она. — Так если бы люди на такое смотрели, так в Москве половина людей холостяковала. Ай, уморил! Это может у вас на украйне народ такой дикий, а не у нас в Москве…
— Погоди, а как же, я думал…
— Так ты из-за этого две ночи подле меня как бревно лежал?
— В общем-то да, — неохотно признался я. — Боялся, что тебе потом будет плохо.
— Миленький ты мой, хороший, вот не знала, что мужчины такими жалостными бывают, — оборвав смех, тихо сказала она. — Я думала, что совсем тебе не по нраву, а ты оказывается меня берег!
— Как же не по нраву, — сердито сказал я, чувствуя себя полным идиотом, — сама, что ли не видела… Что же ты меня заставила вчера ночью под дожем мокнуть? Позвала бы.
— Я думал, что ты сам придешь, а ты вон что, за меня оказывается, боялся!
— Ну, в общем-то, да, боялся. Ты же если тебя силой дьяк принудит, из терема выброситься грозилась. Сколько дней голодала!
— Ну, то было совсем другое. Он чести и гордости меня лишить хотел! Решил чадо мной верх взять и себе подчинить! А когда по сердцу и доброму согласию, то и греха в том нет, а если какой и есть, то за любовь Бог простит.
То, что уже существует такая вольная трактовка преодоления смертных грехов, мне в голову не приходило. Впрочем, людям всегда было свойственно искать прощение и оправдание своим слабостям. А вот Аленина гордость мне очень понравилась. Мне казалось, что для таких понятий, как честь, время еще не пришло, оказывается, я ошибался. Особенно было приятно, что исходило это не от какой-нибудь спесивого боярина, а от обыкновенной городской девушки.
Однако, несмотря на то, что отношения мы выяснили и, казалось бы, никаких препятствий заключить девушку в объятия больше не существовало, я почему-то внутренне робел. Единственно не что решился, это как пятиклассник в парадном, взял девушку за руку. Что-то, все-таки, было в Алене от ведьмы и, я подсознанием почувствовал, что она еще не готова к прямолинейному развитию романа.
— У тебя красивая рука, — отпустил я дежурный комплимент, рассматривая ее крепкую, ладонь.
Алена руку забрала, и повернулась на бок, так что я оказался у нее за спиной.
— Что-то у меня тревожно на душе, — вдруг сказала она. — Как будто на груди лежит камень.
Я в предчувствия верил и тут же встал на ноги. В нашем теперешнем положении лучше было лишний раз подстраховаться. Однако ничего подозрительного поблизости не оказалось. День уже клонился к вечеру, судя по положению солнца, до заката было часа два и нам скоро предстояло возвращаться на «базу».
— Кажется все тихо, — сказал я.
— Не пойму, отчего, но мне страшно. Как ты думаешь, к нам в баню никто не мог забраться?
— Если ее обнаружат, то обязательно устроят засаду. По золе и запаху дыма можно определить, что там недавно топили печь. Когда вернемся, сначала проверим, нет ли там гостей.
— Как проверим?
— Я припер палкой дверь, если ее уберут или поставят по-другому, я сразу увижу.
— А ты не боишься? — спросила она.
— Боюсь, но не очень. Уже привык ко всяким неожиданностям.
— Расскажи о своей жене, — неожиданно попросила Алена.
— Хорошо, только, давай, в другой раз, — отклонил я это рискованное предложение.
Тем более что мне и самому отчего-то стало тревожно.
— Я, пожалуй, залезу на дерево, посмотрю, что делается в округе.
— А не разобьешься?
— Все будет нормально, — пообещал я и полез на липу, росшую на опушке. С нее был хорошо виден наш пруд, и все заросшее кустарником поле. Ни людей, ни лошадей в окрестностях не было. Я слез с дерева и вернулся к Алене.
— Все спокойно, можно возвращаться.
Она покачала головой, но не возразила. Я свернул тулуп, перебросил его через плечо, и мы пошли к себе.
— Ты обещал рассказать о жене, — напомнила девушка.
Я невольно засмеялся.
— Ты, что веселишься? — удивилась она.
— Знаешь, Алена, — уже серьезно, сказал я, — если рассказывать обо всем подробно, то мне и недели не хватит. Тем более что ты совсем не знаешь, как мы живем на своей украйне и многое в наших делах не поймешь. А если в двух словах, то, пожалуйста. Жену зовут Алевтина, сына Антоном. Где они сейчас я не знаю. В Москву я иду в надежде их отыскать. Вот, пожалуй, и все.
— Она красивая? — ревниво спросила девушка.
— Мне очень нравится, хотя некоторые люди считали ее некрасивой. Красота у всех и для всех своя. Когда я увидел тебя первый раз, ты мне не показалась красавицей, а теперь кажется, и краше нет.
Комплимент упал на благодатную почву, девушка от удовольствия порозовела и окинула меня благодарным взглядом.
— Правда?
— Правда, ты необыкновенно хороша, — вполне искренне ответил я. — Недаром тебя дьяк умыкнул. Я когда вчера увидел твои глаза, испугался, что в них утону!
Напоминание о похитителе и связанных с этим переживаниях, отвлекли девушку от самого интересного на свете разговора, о ее красоте. Алена нахмурилась и подозрительно поглядела по сторонам.
— Чует мое сердце, ждет нас беда, — с нескрываемой тревогой сказала она. — Знаешь, Алеша, я всегда такое сердцу верю, оно меня еще никогда не обманывало.
От ее тона и самих слов, мне стало не по себе. Тем более что и у меня самого было тяжело не сердце.
— Когда подойдем к деревне, ты спрячешься в кустах, что бы ни случилось, не высовывайся.
— Мне не за себя, а за тебя страшно, — вдруг сказала она.
Когда мы подошли к деревне, солнце приближалось к линии горизонта. Конечно, правильнее и безопасней было бы дождаться темноты, но сидеть еще целый час в кустах не хотелось. Тем более что до ночи еще предстояло сделать массу дел: вытащить из пруда долбленку, забросить невод, наколоть дров, натопить печь, ждать когда проветрится от дыма землянка, приготовить на завтра еду..
