Андрей Родионов - Послушник
– Иди посиди на солнышке, – со вздохом роняет дед.
Я с наслаждением растягиваюсь на зеленой шелковистой траве; заунывно стрекочут над ухом кузнечики, жалуясь друг другу на раскиданные в стороны великанские руки и ноги. Яркое солнце просвечивает сквозь кроны деревьев, которые с легким шелестом колышутся на ветру, еле слышно чирикают птицы. Умный солдат должен использовать для отдыха каждую свободную минуту, секунду и даже… Я вскидываюсь, почуяв близкую опасность, в руках дрожит тяжелый посох. Сердце колотит о ребра, как в барабан, я тяжело дышу. Передо мной стоит дедок, неодобрительно покачивая седой головой. Как это он смог так близко подобраться, что пихнул ногой?
– И отпустили же без няни, одного, – насмехается дед.
Я пристыженно молчу.
– Ладно. Ложись в доме, отдыхай, – предлагает старик. – Ужин я приготовил.
Когда ранним утром ветеран возвращается, я нахожусь в полной готовности. Ночь без сна – ерунда, но в третий раз застать себя врасплох я не позволю. Ха! Позволил, как ни странно звучит. Проклятый дедок появляется откуда-то из-за спины, хотя я сижу сбоку от входной двери, контролирую оба окна и очаг. Доволен – нет слов. Вот старый хрыч, ему в могилу скоро, а он все играется!
Молча старик протягивает мне какой-то увесистый сверток, на сморщенном лице – торжествующая улыбка до ушей. Закусив губу от унижения, я разматываю промасленные тряпки, шкуры, наконец передо мной появляется полуторный клинок в ножнах. Ножны самые простые, незаметные. Вряд ли на каком рынке за них дадут больше двух экю. И вот за этим барахлом я перся в такую даль?
Покосившись на старика, медленно вытаскиваю клинок. Тот наблюдает со скрытой усмешкой; конечно же, ощутил мое недоумение. Не веря глазам, я подхожу к окну, где солнце вот-вот поднимется над горизонтом, восхищенно ахаю. Такого меча я еще не видел: строгая классическая крестообразная рукоять, сам клинок булатной стали, шириной в два пальца. С одной стороны лезвия выгравировано пять лилий, символ королевского дома Франции, с другой – пять крестов. Пять в христианстве – цифра священная, по числу ран Христовых. Этого меча никто из живых не зрел целых шесть веков, а вот слышать о нем мне довелось.
– Запомни, Робер, их ровно пять, – звучит в голове голос Изабеллы Баварской.
– Кого пять, моя госпожа? – уточняю я.
– Ты поймешь, когда увидишь, – улыбается королева-мать.
Я передергиваю плечами, руки дрожат, по лицу ручьем струится пот. Как и положено всем образованным дворянам нашей эпохи, я знаю наперечет легендарные мечи с подробными описаниями каждого. Разбуди меня среди ночи, я в деталях опишу мечи Роланда и Артура, Карла Великого и Генриха Завоевателя.
– Это же, это же… Пламень! – вскрикиваю я наконец.
– Я уж думал, не узнаешь, – комментирует вредный дед, но в эту минуту я простил бы старца, даже дай он мне подзатыльник.
– Пламень, – завороженно шепчу я, – меч Карла Мартелла, знаменитого полководца и правителя франков, деда Карла Великого.
Карл Мартелл, великий полководец и властитель франков, надежная опора безвольного пустышки-короля. Семьсот лет назад скучавшие в пустыне арабы валом поперли во Францию. Если в двадцатом веке они прибывали мирно, а потому тихой сапой захватили полстраны, то в восьмом веке попытались сделать это грубой силой. Поначалу юркие всадники с кривыми саблями с легкостью разбивали пешие войска франков с их неизменными секирами. Казалось, катастрофа неминуема, но Карл Мартелл создал во Франции новый, невиданный там род войск – тяжелую кавалерию.
Собственно, с его легкой руки и возникло в Европе рыцарство, а арабы первый раз были отброшены в пустыни. Шло время, Карл объединил вокруг себя почти всю Францию, но тут кочевники вторглись вновь. Десятки тысяч завывающих всадников в белых плащах, подобно снежной вьюге, покрыли страну галлов, и у Пуатье их встретил постаревший, но не менее грозный полководец. Тяжелая конница франков в изнурительном бою разгромила арабов, навсегда прекратив их военную экспансию. Никогда больше арабам не суждено было стать великой державой, их звезда закатилась.
В той битве именно Пламенем Карл сразил предводителя войска захватчиков. Папа Римский трижды предлагал ему стать королем франков, всякий раз грозный воин отказывался наотрез. По преданию, он запретил класть Пламень к нему в могилу, предрек, что тот еще раз спасет Францию, прежде чем упокоится навеки. Я отираю пот со лба, аж мурашки по спине бегут, так странно себя чувствую.
В дверях оборачиваюсь, голос ровен, как море в штиль:
– Скажи, отец, отчего те волхвы или друиды так взволновались? И что такое «лоа»?
Дед громко хмыкает, мнется, затем нехотя кидает:
– Зачем тебе знать, еще спать по ночам перестанешь. Задумаешь в друиды податься, приходи. Заодно все и узнаешь.
Я молча отворачиваюсь, быстрым шагом иду к козьей тропе, что два дня назад вывела меня на вершину. Может, и вернусь, чем черт не шутит, как только разберусь с неотложными делами. Лет через тридцать – сорок, не раньше. А пока что мне надо спешить, впереди – война.
Еще через пару недель купеческий караван доползает до Мюнхена. С низким поклоном я вхожу в личные покои Изабеллы, драгоценный мешок с «редкими горными травами» деликатно забирает личный секретарь королевы-матери Гийом де Шантре. Изрезанное морщинами лицо преданного слуги неподвижно, лишь по молнией вспыхнувшим глазам понимаю, что старик рад успешно завершенной поездке. Вот только ума не приложу, чем легендарный меч может помочь партии дофина?
– Моя госпожа, – зычно объявляю я, – поездка оказалась успешной, я нашел редчайшие целебные травы, совсем скоро омолаживающий бальзам будет готов!
– Какой бальзам? – недоуменно вскидывает на меня враз округлившиеся глаза королева, выразительно косясь по сторонам. Мол, тише, болван, еще услышит кто. – О чем ты тут лепечешь, не разберу. Мне не нужны никакие травы, пошел прочь, дурак!
Растерянно кланяюсь, нахмурив брови и сквасив обиженное лицо, деревянной походкой выхожу от королевы. Краем глаза замечаю ехидные усмешки молодых придворных дам, уж им-то не нужны никакие инъекции стволовых клеток и вытяжки из плаценты. Зубки – жемчуг, губы полные и сочные, большие выразительные глаза так и стреляют по сторонам, талии – тонюсенькие, двумя пальцами обхватишь.
Но три-четыре дамы постарше уже задумчиво хмурят лбы, явно что-то задумали, интриганки. У личного лекаря королевы сложилась отличная репутация, такой не станет попусту молоть языком. Чувствую, опять будут совать деньги, обещать все блага, предлагать в качестве расплаты доступных красоток. Да, признаюсь честно, тут процветает сплошная коррупция. Вокруг столько соблазнов, что невольно дрогнет и самый кристально честный. Эх, нелегко быть королевским врачом!
Глава 5
1428–1429 годы, Бавария – Франция: ограниченный контингент дружественных войск.
Одной из важных причин полыхающей войны являлась Гасконь, древнее английское владение на континенте. Сами французы упорно именовали ее Гиенью, особо упирая на то, что спорные земли являются неотъемлемой частью исконно галльских земель. Счастье никогда не бывает полным, а потому провинция в конце концов досталась французам, но под английским названием. Да-да, та самая Гасконь, откуда вышел Генрих Наваррский, коренастый бородач с живыми черными глазами, громогласно заявивший, что Париж стоит мессы.
Но что такое Генрих IV для российского человека, всего лишь еще один в нескончаемо длинном ряду французских королей, не более. Есть, есть человек и ближе, и роднее, некий господин д’Артаньян! А ведь победи Англия, как миленький отправился бы наш гасконец в поисках счастья не в Париж, а в Лондон. Какая великая книга могла погибнуть!
Только представьте, что вместо бешеной скачки за бриллиантовыми подвесками легкомысленной королевы, смертельной борьбы с кардиналом и дух захватывающей охоты на миледи, д’Артаньян с унылым видом стоит в почетном карауле у Букингемского дворца. А сверху, поминутно съезжая на уши, греет макушку медвежья папаха. Нет, из этого не то что книгу, даже крохотный рассказ не слепишь, разве что эссе о жестоко загубленной юности на службе британской короне. И нисколько не меняет дело то, что, по сообщениям мировых СМИ, британские принцессы отличаются крайне низкой нравственностью, то и дело одаряя обслуживающий персонал чувственными ласками.
Интересно, думал ли кардинал Ришелье, что он, истинный владыка Франции, останется в народной памяти неудачливым противником некого начинающего мушкетера? Даже не чистокровного француза, прошу заметить, а всего лишь полудикого варвара из глухого медвежьего угла!
В коридоре довольно прохладно, по ногам ощутимо дует. Вечная беда каменных замков – сквозняки, какие в зимнюю погоду способны моментально выстудить помещение. Оттого гигантские камины пылают круглосуточно, а ложась в постель, каждый сует в ноги бутыль с горячей водой. Тщательно кутаюсь в тяжелый плащ, что-то быстро я привык к жаркой французской погоде, а ведь совсем недавно едко насмехался над теплыми зимами, требовал бодрящего морозца!
