Дмитрий Дашко - Прощай, гвардия!
– Все прекрасно… Папа! – Я не верил своим глазам.
Дыхание перехватило.
Такого не бывает!
Отец снял с себя армейский китель, повесил на плечики. На погонах с золотым вензелем сверкали три большие звезды. Полковник.
– Насилу вырвался. В части смотр, из штаба округа с проверкой приезжают. Мать, чем кормить будешь?
Неужели в этом будущем ему удалось победить болезнь, от которой он когда-то сгорел как свечка? Если медицинские технологии продвинулись, почему нет?
Отец мог быть добрым и строгим одновременно. Моментально вспыхивал и тут же остывал. С ним можно было поругаться и через минуту помириться.
Готов был сорваться по моему звонку в любую секунду, проехать сотни километров, чтобы помочь.
Настоящий мужик, который ничего не боялся. Мать была за ним как за каменной стеной. Он никогда не кривил душой, говорил то, что думал. Его очень любили дети. С ними он всегда находил общий язык. Всегда играл, шутил, веселился. Жаль, что мои… наши с Настей ребятишки никогда не встречались со своим настоящим дедом. Они были бы от него без ума, а он любил бы их всем сердцем.
Мы сидели за большим кухонным столом. Тихо работал телевизор, передавая новости. Солнечные лучи проникали сквозь тюлевые занавески. Аппетитно пахло борщом, свеженарезанным зеленым луком.
На блюде горкой лежали жареные пирожки с капустой. Мои любимые. Раньше я мог съесть за один присест не меньше десятка. Но сейчас они не лезли мне в рот.
Я смотрел то на отца, то на мать, чувствуя, как к горлу поднимается тугой ком, как увлажняются глаза.
Все было как в хорошем добром сне.
Будущее изменилось. И этот вариант мне нравился.
Я млел от родных голосов, меня переполняли эмоции. Понимая, что еще чуть-чуть, и окончательно разрыдаюсь, я вышел в свою комнату и лег на диван. Мне хотелось плакать. Чтобы окончательно не раскиснуть, я уткнулся в подушку.
Компьютер пискнул. На экране высветилась надпись «Видеоконференция». Пришлось вставать, тащиться к столу.
Кликнул мышкой, нажал «Запустить».
Интересно, кому я понадобился?
На плоском мониторе появилось на удивление четкое изображение собеседника. Кирилл Романович, сбрив шкиперскую бородку, стал выглядеть моложе. Или прошел какой-нибудь специальный курс? Наверняка их наука что-то придумала на этот счет.
Хочет оставаться вечно молодым.
– Вам идет, – искренно сказал я.
– Спасибо, – он слегка смутился. – У вас все в порядке, Игорь?
– Более чем, – признался я.
– Рад за вас. Думаю, это будущее гораздо комфортней. Вы славно поработали, Игорь. Благодаря вам многое изменилось. Можете собой гордиться.
– Я был не один. Мне помогали.
– Безусловно. – Кирилл Романович кивнул.
– Странно все это… Раз – и я здесь. А тут все стало другим.
– На свете масса удивительных вещей, Игорь. Все меняется. Будущее может стать другим. В вашем случае так оно и произошло. Я не зря верил в вас.
– Вы здесь за тем, чтобы наговорить мне кучу комплиментов?
Собеседник развел руками:
– От вас ничего не укроешь.
– А чего бы вы хотели? Опыт работы в Тайной канцелярии никуда не делся. Сразу начинаешь понимать, когда людям от тебя что-то нужно. Выкладывайте, зачем пожаловали.
Корректор реальности поправил несуществующий галстук:
– Скажите, Игорь, не хочется ли вам прожить еще одну жизнь? Исправить еще одну ошибку?
– Вы на что-то меня опять подбиваете? – поразился я.
Кирилл Романович рассмеялся:
– Что есть, то есть. Отлично, давайте без экивоков. Я успел хорошо изучить вас. Вы ведь неуемная натура. Вам не интересно сидеть на одном месте. Это как наркотик. Стоит попробовать, и остановиться невозможно. Снова хочется приключений. Пройдет немного времени, и вы заскучаете. Тихая, мирная жизнь приестся. Вы будете с тоской вспоминать, как сражались с врагами, раскрывали заговоры, защищали, простите уж меня за патетику, добро.
Я вздохнул, понимая правоту его слов. Изменился не только мир. Я тоже стал другим.
– Что вы предлагаете?
– Поработать на нас.
– Прямо сейчас?
– У вас будет полгода отпуска, а затем… Затем я свяжусь с вами и попрошу об одолжении.
– А более конкретно сказать не можете? – поинтересовался я.
– Могу. Есть другой мир, очень похожий на ваш. И он тоже нуждается в вашей помощи. Хотите помочь России выиграть в Крымской войне?
– Хочу, – кивнул я[17]. – И на всякий случай уточнил: – Но не раньше чем через полгода.
– Заметано, Игорь. Еще будут пожелания?
Я задумался:
– Адрес Круглова не подскажете? Вы ведь должны знать.
– Зачем вам?
– Надо. Продиктуйте, пожалуйста.
– Я вам лучше телефончик его дам. Вы удивитесь, но он из одного с вами города.
– Буду признателен.
Я потянулся к телефону.
Круглов оказался свободен.
Мы встретились в кафе. Он выглядел совсем иначе, но это, несомненно, был тот самый Круглов. Высокий, худощавый, с рыжеватой интеллигентской бородкой. В костюме светлых тонов и с небольшим кейсом в руках.
Он узнал меня моментально:
– Дитрих?
– По-настоящему меня зовут Игорем. А тебя?
– Алексеем, Лешей. И никогда Лехой. Я этого не люблю.
– Договорились.
Сделали заказ. Мой выбор пал на пиццу. Успел по ней соскучиться. Вроде обычная лепешка с нехитрой добавкой: сыр, помидоры, зелень, соус… Но тамона не получалась.
Круглов взял пива и легкую закуску.
Официантка ушла.
Он хмуро посмотрел на меня:
– Ты на меня в обиде?
– Я стараюсь дать людям еще один шанс.
– Играешь в благородство?
– Не играю.
– Понимаю. Прости.
– Ничего. Как тебе живется?
– Нормально.
– Нормально – и все?
– А какого ответа ты ожидал? Я еще не отошел до конца. Тогда, после допроса, вдруг перенесся сюда. А здесь все по-другому. Не как раньше. Долго пришлось привыкать. Сейчас-то у меня все в полном ажуре. Этому Круглову даже воевать не пришлось. Тут ведь ни Афгана, ни Чечни не было. Ребята из моего взвода, которые когда-то при мне погибли, живы и здоровы. Я как узнал – аж заплакал. Ко всем домой заезжал: проверял, так ли это, а они меня не признавали. Потом дошло: они же меня первый раз в жизни видят. Вернулся и сразу в церковь, на колени упал и молюсь. Батюшка подошел. Смотрит на меня, удивляется, наверное, думает: откуда у него столько грехов накопилось? Но деликатный, ничего спрашивать не стал. А я, как с колен встал, чувствую: полегчало. Знаешь, Игорь, я снова пишу стихи. Вот послушай.
И он, прикрыв в глаза, стал негромко произносить рифмованные строки:
Оттолкнулся. Капли с весел.
Плеск волны и скрип песка.
Напоследок тихо бросил:
«Мать, не плачь… И так тоска».[18]
Послесловие
Здравствуй, читатель!
Извини, что я обращаюсь к тебе по-простому, на «ты», но мне кажется, что мы теперь люди свои и потому можем перейти на доверительные отношения, а они далеки от салонных манер и великосветского жеманства.
Открою маленький секрет: я просто обожаю послесловия в книгах, особенно если они написаны автором, а не его издателем (которому надо продать как можно больший тираж) или суровым литературным критиком (который пытается отработать полученные от издателя деньги, но, поскольку книга ему явно не по душе, получается это у него плохо).
Хоть трилогия «Гвардеец» формально завершена и в этом романе расставлены все точки над «ё», я все же решил, что послесловие необходимо. И не то чтобы я чего-то недосказал (а если что-то забыл, так ты уж меня прости. Видать, в процессе написания из головы вылетело. Мы, писатели, народ неорганизованный). Просто есть вещи, которые при всем желании нельзя втиснуть в рамки книги.
Попытаюсь рассказать тебе, как родилась эта трилогия.
Ненадолго переместимся в прошлое. Итак, на дворе год 2008-й. Пакость по имени мировой экономический кризис, наплевав на обещания правительства устроить в России «тихую гавань», начинает серьезно расшатывать то малое из советского наследства, что мы еще не успели испоганить или продать (напрашивается другое, рифмующееся с глаголом «продать» слово, но я, будучи человеком в некотором смысле не лишенным воспитания, не стал его писать в книге, которую, возможно, будут читать дети).
Проблемы в настоящем неизбежно приводят к поискам их причин в прошлом. И как-то само собой получилось, что взгляд мой уперся аж в первую половину восемнадцатого века. Немного погодя мысли переключились уже на другое.
«Эврика!» – вскричал я, что в переводе на язык березок и осин означает «нашел». Действительно, я нашел в отечественной истории потрясающе интересный период, слабо освещенный как в научной литературе, так и в обычной беллетристике.
На ум приходит разве что дилогия Валентина Пикуля «Слово и дело» да архаичный роман Лажечникова «Ледяной дом» (немного погодя я нашел еще несколько слабеньких, на мой взгляд, вещей, включая сочинение небезызвестного господина Леопольда фон Захер-Мазоха[19] под названием «Шахиня», посвященное цесаревне Елизавете и ее восшествию на престол).
