Андрей Дай - Столица для Поводыря
Александру. Для него нужно тщательно слова подбирать. Никаких компромиссов, никаких серых цветов. Пока еще для этого великого князя есть только черное и белое. Любой нюанс, любая оговорка послужит причиной, чтоб Александр, вместо того чтоб помочь, примет сторону ретроградов. Хотя, честно говоря, до этого случая, младший брат цесаревича неизменно выказывал мне свое особое расположение.
Николаю. Он многое может. Царь последнее время таскает с собой наследника на все сколько-нибудь важные совещания. В конце весны ввел в Госсовет и поручил начальствовать сразу над несколькими комиссиями. Жаль, что послание мое цесаревич прочтет последним. Ему сейчас попросту некогда.
Пятого июля 1865 года, Его императорское высочество, государь цесаревич, великий князь Николай Александрович венчался с Ее Королевским высочеством, датской принцессой, великой княжной Марией Федоровной – Дагмарой. И я считаю, что это просто отличная новость! Раз молодые решились связать себя узами брака, значит, Николай достаточно оправился от болезни, чтоб не опасаться оставить любимую Мини вдовой в расцвете сил.
Церемония прошла в дворцовой церкви Екатерининского дворца в Царском Селе, в присутствии ближайших родственников и немногочисленных, особо приглашенных друзей. В одном из писем, что с неизменной периодичностью – раз в месяц – приходили от наследника, однажды прозвучало, что он был бы рад видеть меня на будущей свадьбе. Но я поспешил отговориться бесчисленными делами, которые не в силах оставить без присмотра, и официального приглашения так и не последовало.
А вот генерал-лейтенант Дюгамель отправился в столицу без приглашения. Быть может, на само венчание его и не допустили бы, но засвидетельствовать свое почтение, и пожелать счастья – от имени всей Сибири, конечно – молодоженам, ему никто не в силах был помешать.
Но телеграмму с поздравлениями в Аничков дворец я все-таки отправил. И, немедля, сразу после получения депеши о радостном событии, велел начать организацию праздничного приема. Жаль пушек в Томске не сыскалось. Стреляли бы на радостях.
Кстати сказать, еще недавно, до этого чертова предписания от Панина, я немало тяготился необходимостью ежемесячно писать в Санкт-Петербург. Шесть обстоятельных, подробных отчетов о проделанной работе и успехах в нелегком труде индустриализации отдельно взятой губернии нашей великой Родины.
Наверное, время сейчас такое. Эпоха, так сказать, обширных и многословных писем. Телеграммы оскорбительно лаконичны, а до телефонов, или того пуще – эсэмэсок, наука еще не доросла. В ответ на свои известия, я получал тоже достаточно припухшие пакеты.
Кое-что было действительно интересно. Например, откуда бы я еще узнал, что буквально через месяц после моего отъезда из столицы, государь внял мольбам и подписал разрешение на изыскание пути под Уральскую горнозаводскую дорогу. От Перми до Тюмени. А в начале лета Елена Павловна смогла назвать мне и имена отправленных на Камень инженеров, и основных акционеров. Те же и они же. Кокорин, Губонин и еще несколько громких фамилий из московского купечества. Непонятно только, каким боком туда Людвиг Эммануилович Нобель попал. Я, будучи в Санкт-Петербурге, специально братьями Нобелями интересовался. Альфред уже успел сбежать в Швецию, исследовал секреты нитроглицерина, и готовился запатентовать там страшную тайну динамита, а Людвиг тихонько ковырялся на своем «Механическом заводе». Большей частью станки производил, ну и оружейным производством начинал интересоваться. В списках богатых, способных инвестировать в островную железную дорогу несколько миллионов, не значился. Я подумал, что, скорее всего, Людвига интересует не железная дорога сама по себе, а высококачественное железо с Урала. Во всяком случае, это худо-бедно объясняло странный энтузиазм подданного шведского короля.
Интересно было узнать, что в Морском ведомстве мои рисунки броненосцев вызвали… гм… скандал. Прославленные адмиралы рвали на себе бакенбарды и клялись бессмертной душой, что такие корабли неминуемо «утопнут, аки утюги». Кричали, что никто так боевые суда не строит. Под «никто» подразумевались, конечно же, англичане с французами. Но что самое интересное, великий князь Константин, всему столичному свету известный как ярый англоман, вдруг проявил необъяснимое упорство. И отдал распоряжение Морскому техническому комитету подготовить проект артиллерийского корабля с указанной компоновкой. И совершенно без парусного вооружения!
Я не понял, зачем Константин Николаевич решил поделиться со мной этой новостью. Зато отлично осознал, что нынешние военные с понятием секретности еще не знакомы. В то, другое мое время, начало разработки нового типа оружия стало бы едва ли не самым охраняемым секретом государства. А тут генерал-адмирал преспокойненько выдает мне военную тайну, и даже не уточняет в послании, чтоб я держал язык за зубами. Не трудно догадаться, что и чертежи нового корабля окажутся на столе какого-нибудь Джона – морского министра Британии, одновременно с представлением их великому князю. Едрешкин корень! Что я мог еще сказать?
В остальном меня кормили придворными сплетнями и слухами. О том, как Серж Шереметьев уговаривал Катеньку Ольденбургскую принять его руку и сердце, и как та, заливаясь слезами, рассказывала графу о своей неразделенной любви к цесаревичу Николаю. И будто бы даже молодой поручик Кавалергардского полка, Шереметьев в казармах грозился вызвать наследника престола на дуэль, но был успокоен великим князем Александром, и приглашен в личные адъютанты второго сына царя.
О том, что начались переговоры о женитьбе великого князя Александра Александровича на младшей дочери Максимилиана Баварского, Софии Шарлоте Августе. К той, правда, сватался еще и Людвиг, родной брат императора Австрийской империи Франца Иосифа. Там вообще выходила какая-то запутанная история. Австрия усиленно продавливала рокировку на Баварском престоле. Молодой Людвиг II, по мнению Венского двора, был слишком увлечен идеями объединения Германии, и излишне дружен с Отто Бисмарком. Другой Людвиг, Австрийский, более естественно смотрелся бы на троне приальпийского королевства. Причем, этот самый братик императора еще и имел наглость домогаться руки Софии Шарлоты. В общем, русская царская семья, после консультаций с князем Горчаковым – начальником МИД империи, приняла решение щелкнуть наглой Австрии, фигурально выражаясь, сапогом по носу.
Из отпуска был срочно вызван генерал-фельдмаршал, князь Александр Иванович Барятинский, и будто бы назначен командующим одной из западных армий. В это же время, в рейхстаге германской нации, послы Российской империи, при поддержке представителей Пруссии, предложили поддержать права Людвига II Баварского на собственный трон. Ну и под занавес – в Мюнхен отправилась делегация для переговоров по поводу союза Александра с Софией. Володя… гм… Великий князь Владимир Александрович писал, что такое, тройственное, наступление на предавшую Россию Австрию, в столице вызвало настоящее воодушевление. Некоторые горячие головы уже даже принялись делить земли, которые должны были достаться империи после разгрома врага. Благо, история эта до газет еще не добралась, пребывая еще лишь в головах особо приближенных к государю.
Энтузиазма придворных не разделял собственно сам почти жених – Александр. И, естественно, княгиня Мария Мещерская. Еще бы! Из-за каких-то вздорных политических интересов лишиться такого покладистого, влиятельного и щедрого поклонника, как второй сын царя!
В письмах мне Саша жаловался на жестокость Судьбы, и тут же «стучал» на младшенького – Володю, всерьез заинтересовавшегося маменькиной фрейлиной Сашенькой Жуковской.
В общем, жизнь в Санкт-Петербурге кипела. Весеннее обострение плавно переходило в летнюю озабоченность. На счастье, или моя сиделка снова оказалась мудрее головы, эта постоянная связь с близкими к власти людьми, вот как могла пригодиться. Я надеялся, что любовь-морковь не помешает моим покровителям урегулировать вопрос с графом Паниным.
А ведь иногда, приходилось карябать и еще одно, седьмое послание – для Николая Владимировича Мезенцева. Он моду взял через меня проверять расторопность своих подчиненных. После того, памятного, похода в «польский» клуб, пришлось ему едва ли не роман отсылать. Едва-едва в обычный почтовый конверт стопку бумаги впихнули. На его участие в судьбе моих нигилистов я тоже вправе был рассчитывать. В конце концов, зря что ли мы с Кретковским ему настоящий заговор, с планирующимся покушением на Его императорское величество, практически раскрыли?!
У молодого человека, пытавшегося ткнуть меня острой железякой в подворотне возле клуба Карины Бутковской, было несколько имен. В Томск, вместе с несколькими сотнями других арестантов, он прибыл как Анджей Сапковский – осужденный на десятилетнее пребывание в моей губернии. Однако из Омска этот террорист вышел еще Эдуардом Хайно, а судили его и вовсе в качестве Иосифа Шленкера – активного «кинжальщика», «жандарма-вешателя» и сына одного из руководителей восстания. И если бы не двойная смена имен, копать бы ему ближайшие лет двадцать уголь на каторге.