Андрей Дай - Поводырь
Здесь же дела сшивали нитками и переплетали в мастерской. Закрытые дела выходили в архив этакими доморощенными книгами с толстенными картонными корками. Пока же дело оставалось в производстве, бумаги просто вкладывались между картонками. Жуть. Отправил пацанву за куском медной проволоки, клеем и тонким картоном. Когда все было доставлено, за пять минут научил деток склеивать запчасти в некое подобие скоросшивалки. Жаль, конструкцию дырокола вспомнить не смог. Пришлось толстым шилом обойтись. Но и то мое "изобретение" произвело настоящий фурор. Записал себе в блокнотик: "привилегия на скоросшиватели". Как найдется потерявшийся где-то на Московском тракте батюшкин стряпчий – озадачу его и этим дельцем. Пока же разрешил писарчукам клеить папки по установленному мной стандарту самостоятельно.
Но, похоже, до жандармского управления новшество дойти еще не успело. Афанасьев припер прямо-таки какого-то бумажно-картонного монстра. Бумажки торчали так и сяк, благо офицер не слышал комментариев Геры на явление этого "чуда" охранной бюрократии.
Адамовский оказался невероятно интересным персонажем. Над его досье я просидел несколько часов, делая обширные выписки. Частью в свой архив, частью в тактическую напоминалку. Кое-что пошло и в карманный блокнотик. Например, один из главных акционеров созданной поляком транспортной компании, гоф-медик двора его императорского величества Павел Иванович Круневич. Придворный лекарь – поляк. Если мне нужен был знак с Небес – то что это, если не знак? Скелет плана спасения жизни наследника престола стал обрастать плотью.
Сам же Юзеф был из бывших ссыльных. Отсюда и пристальное внимание к его деятельности со стороны жандармерии. Отбыв свое за участие в бунтах в первой трети века, отправился было на родину, в Царство Польское. Ненадолго. Вернулся в Сибирь. Где взял деньги – непонятно, но почти сразу по возвращении заказал у англичан Гукса и Гуллета на их верфи в Тюмени двадцатипятисильный пароход. Двумя годами после они же построили и шестидесятисильный буксирный тягач.
Довольно много в папке содержалось документов, посвященных вопросам переросшего в открытую вражду соперничества с Дмитрием Ивановичем Тецковым. Это тем городским головою, огромным гризлиподобным мужиком, внесшим в Фонд взнос от всех торговых людей губернской столицы. Внес, кстати, переводным векселем, зато сразу на двадцать пять тысяч рублей ассигнациями. Капитал Фонда приближался к ста тысячам. По Томским меркам – огромная сумма.
В общем, Тецков, сам владелец пароходной компании, предложил Адамовскому объединить силы и совместно осваивать восточное направление. На что поляк, как значилось в рапортах наблюдателей, "ответил презрительным отказом". Чем не повод для вражды?
Медведь – вообще животное сильное и коварное. Огорченный медведь – страх и ужас тайги. Вот сибирский медведь Тецков и принялся "воевать" с истинно медвежьим коварством. Специально посланные вдоль реки люди скупали приготовленные для пароходов Адамовского дрова, и командам поляка приходилось самим заниматься рубкой или ждать неделями, пока к берегу доставят готовые. Те поленницы, которые заготовлялись специально для строптивца, — сжигались "неизвестными". Только в прошлом году вместо четырех запланированных ходок по маршруту Томск – Тюмень "Благодать" смогла совершить лишь три, а более мощная "Уфа" – всего две. Меж тем "Комиссионерство сибирского буксирного пароходства" – компания Тецкова с группой товарищей – благоденствовало. Построили три пристани с пакгаузами – в Томске, Тюмени и на Ирбите. На английской верфи купили третий пароход, "Святой Дмитрий" и четыре больших баржи. Что интересно, "Дмитрия" заказал Адамовский, но платить по счету отказался. Бесхозное судно тут же прибрали "комиссионеры".
Только создавалось впечатление, что у бывшего ссыльного может быть открыта бесконечная кредитная линия. Он подает прошение о дозволении строительства канала или железной дороги между верховьями Кети и Енисеем и заявку на привилегию на его использование. Согласно приложенным сметам, строительство это должно было обойтись акционерам компании Адамовского в полмиллиона рублей. Каково?!
Данными по грузопотоку между столицами двух сибирских губерний чиновники охотно пользовались, но и в привилегии, и в разрешении на строительство поляку отказали. Интересно все-таки, откуда он намеревался брать деньги, если даже инженерные изыскания по Кети, едва начавшись, тут же и заглохли от недостатка средств?
Война между двумя крупнейшими транспортными компаниями региона обещала продолжиться и в навигацию этого года. Но я вовсе не желал банкротства ни одной из них. Семь пароходов – как олицетворений прогресса – было явно мало на несколько тысяч верст водных путей. Я посчитал своим долгом предпринять усилия к примирению соперников, а для этого нужно было поговорить с "главарями".
Поляка в Томске не было. По сведениям Акулова, пароходы Адамовского появлялись у городской пристани примерно в середине лета – на пути из Тюмени, и при всем желании сойтись раньше осени у меня с ним не получалось. Если, конечно, по какой-то причине не брошу идеи совершить путешествие в Чуйскую степь. А вот с новоизбранным городским головой Дмитрием Ивановичем Тецковым повод встретиться появился уже на следующей неделе после губернаторского бала.
Дело в том, что с моей подачи Гинтар подал заявку в правление на выделение земельного участка для доходного дома Фонда, предназначенного под проживание малооплачиваемой части губернского чиновничества. Одновременно я надиктовал сам себе прошение "о рассмотрении вопроса по выделению участка под строительство комплекса "Усадьба Губернатора". Прибалт испросил землю по улице Александровской, от Большой Садовой до Еланской. А я – именно то место, где и положено быть Дому Губернатора: угол Соборной площади и Еланской. Хватит уже всем Томским начальникам ютиться по съемным флигелькам. Деньги у меня были, стройматериалы стоили дешево, а рабочей силы в городе был даже переизбыток. Дело оставалось за малым – провести прошения через Строительную комиссию, получить разрешение на землю от Томского магистрата, заказать проекты и начать строить. И чтобы совместить приятное с полезным, на комиссию я сразу Тецкова и пригласил.
Этот могучий человек сразу повел себя как-то странно. Бочком протиснулся в открытую наполовину дверь, прокрался к стоящему в уголке стулу, сел и прикинулся прозрачным. В то памятное утро в моем гостиничном номере мне он показался более решительным.
Тем не менее, в течение всего заседания Тецков не вымолвил и слова. Время от времени я выбирал минуту, чтобы понаблюдать за ним, и не заметил признаков страха или отсутствия интереса к обсуждению планов по развитию строительной отрасли в губернии. Но пока в самом конце, составляя документ по результатам "посиделок", купцу не задали прямого вопроса, он и рта не раскрывал.
— Да, ваше превосходительство. Конечно, ваше превосходительство, — покорно согласился со всеми предложениями городской голова и, тщательно выводя буквы, начертал собственноручную подпись.
Попросил, практически приказал ему задержаться в моем кабинете. Поведение лихого купца кардинально отличалось от описания, составленного моей "разведкой".
— Ну что с вами, Дмитрий Иванович? — сразу я "взял быка за рога", стоило дверь за последним из заседателей закрыться. — Сидите там, молчите. Словно не о вашем городе речи велись.
— Так ить, ваше превосходительство, вы ж чем-то на меня в обиде, вот и я того… побаиваюсь из грядки-то лишними лопухами торчать.
Говорил он легко, не спотыкаясь и не задумываясь. Будто слова давно приготовленными лежали и только ждали разрешения на выход. Похоже было, что хитрым маневром "пойманный" медведь теперь меня не отпустит.
— В обиде? А ведь верно! В обиде я на вас, милейший Дмитрий Иванович… Днями мне докладную записку подали по вопросу томского грузового транзита. С пояснениями. Меж прочих сведений содержались там известия о вражде вашей с Адамовским…
— Да он, собака…
— Грех ведь это, — мягко перебил я гризли. — И собак тоже оставьте в покое. Нет существа, более верного своему хозяину, нежели собака.
— Прошу прощения, ваше превосходительство, — смутился здоровяк. Неплохо было бы поставить их рядом с казачьим сотником Безсоновым и посмотреть, кто кого шире. И если Астафий Степанович – настоящий Илья Муромец, то Тецков не меньше чем Добрыня Никитич.
— Итак. Вы предложили Осипу Осиповичу совместное дело на Кети и Чулыме. Он отказал. Это что, повод для войны?
— Он… злыдень этакий, лоции где-то добыл. И на Томь, и на Обь до Бийска, и на Иртыш до Ирбита. Его-то пароходы полным ходом идут, а наши крадутся, аки воры. И чуть что – то мель, то камни. Сколь уже годов путями этими ходим, а все как слепые кутята. Юзька же карты секретные имеет, а делиться с обчеством не желает. И просителей срамными словами отсылает…