Инвестор. Железо войны (СИ) - Соболев Николай "Д. Н. Замполит"

Отец все время сравнивал блюда со знакомой ему провансальской кухней, мама восхищалась десертами, а я млел от семейной атмосферы и вкусной еды. Но ужин все-таки закончился, и настало время серьезных разговоров.

Грандер-старший для своих почти пятидесяти лет выглядел отлично, даже седина на висках и бровях не делала его стариком:

— К нам приезжал мистер Берглин…

— Берглин? А, штаб республиканцев!

— Да-да, он интересовался, будем ли мы поддерживать Гувера на предстоящих выборах.

Я показал рукой за окно, где светились фонарями цеха и улицы поселка — дескать, ну куда еще американские дела, мне и тут забот хватает!

— Понимаю, но вопрос серьезный, — не дал мне соскочить отец. — Общественное мнение и пресса сильно настроены против мистера Гувера.

Неудивительно, на кого-то же надо взвалить вину за Депрессию.

— … и я уверен, что он проиграет выборы.

— А кто выиграет?

— Демократы, но они пока не определили кандидата. Это либо спикер Конгресса Джон Гарднер, либо Эл Смит, но он проиграл прошлые выборы, но больше всего шансов у губернатора Нью-Йорка Рузвельта…

Что значит «шансов»? Он и победит!

Отец секунду помолчал и задал решающий вопрос:

— Как ты отнесешься к тому, что мы отдадим нашу поддержку демократам?

У меня внутри все прямо запело — я-то думал, как убедить отца не ставить на хромую утку Гувера, а он сам дошел до этой мысли!

— Если мы поддержим Рузвельта, то положительно.

— Вот, я же говорила! — торжествующе заявила мама.

— Анна, я помню, — мягко остановил ее отец и снова повернулся ко мне. — Почему именно Рузвельта?

— Насколько я знаю, у него неплохая программа по борьбе с депрессией в рамках штата: общественные работы, социальное страхование, комиссия по занятости.

— У Гарнера и Смита гораздо больше опыта.

— Они политики старой школы, а мир стремительно меняется. К примеру, только Рузвельт догадался использовать радио для прямых бесед с избирателями.

— Ох уж это твое радио!

— Только Рузвельт. Или никто.

На следующий день я показал родителям автозавод, но серьезного впечатления не добился — у Форда все равно толще. Тем более, что меня каждую секунду дергали инженеры или секретари. Но у меня есть специальный человек, и дальнейшую экскурсию я поручил Эренбургу, с которым и мама, и отец мгновенно нашли общий французский язык.

Илья не подвел — он первым делом продемонстрировал радиофабрику. Высокий светлый цех, в котором вдоль наклоненной под сорок пять градусов ленты конвейера сидели женщины и девушки в зеленых фартучках. В некотором смысле показуха, мы еще не запустили участок печатных плат, производство батарей и компаунда. Но Термен с удовольствием рассказывал о достижениях, все более углубляясь в терминологию (готов поспорить, родители половины не поняли), а новая организация труда говорила сама за себя.

Но гвоздь программы устроил Сева, когда Эренбург привез родителей на аэродром. Уж не знаю как, но старший лейтенант морской авиации уболтал чету Грандеров на воздушную прогулку. Нет, сам он за штурвал, слава богу, пока не садился, но родителям взлета, тура до Хихона, круиза вокруг Овьедо и посадки хватило выше крыши.

Благостное впечатление испортил Ося, не нашедший другого времени, кроме общего обеда, чтобы выкатить мне финансовые претензии. Мало того, он наверняка подговорил отца по дороге из Парижа, и они выступили единым фронтом.

— Мне кажется, — начал мистер Шварц, — что пришло время пересмотреть твою инвестиционную политику.

— Что тебя не устраивает? — я даже положил вилку и отодвинул тарелку, раньше Ося таких сомнения публично не высказывал.

— Депрессия, судя по всему, скоро достигнет дна и рынки пойдут вверх, для игры на бирже потребуются свободные средства. Ты же слишком много тратишь, а вот отдачи пока не видно.

Панчо тоже положил вилку и, глядя на Осю, неодобрительно покрутил головой — совсем чуть-чуть, почти незаметно.

— Мистер Шварц прав, — вступил отец. — Я уверен, что твоя продукция лучшая, но кто будет покупать радиоприемники на одну волну?

— Те, кто будет слушать «Радио Овьедо».

— Господи! — ахнул Ося. — Ты еще и радиостанцию строишь?

— Да, я создаю рынок для своих товаров, что тебя удивляет?

Строительство радиостанции, помимо всего прочего, дало нам отличное прикрытия для экспериментов с радаром — если на первом этапе всем заливали про вышки для парашютистов, то после натяжки тросов антенн эта легенда уже не годилась.

— Зачем тебе испанский рынок? — удивился отец. — Емкость невелика, денег здесь тоже нет, почему бы не делать то же самое в Америке?

— Здесь нет конкуренции, и ситуацию на рынке определяю я и только я, — ну не прямо же говорить, что не хочу лишней накачки Штатов технологиями?

— Не знаю, в любом случае дома у тебя перспектив куда больше.

Ну да. Поддержать Рузвельта, примазаться к нему, вылезти наверх… Только из меня политик — полное говно, я лучше схемки паять буду.

Но Ося вцепился клещом и продолжил разговор у меня в кабинете:

— Я таки устаю за деньги, а ты заливаешь ими все проблемы, неровен час, пустишь нас по ветру!

— Не преувеличивай. В конце концов, ты тоже миллионер.

— У тебя есть проценты с капитала, чтобы так себя вести, а я пас! Доигрываем падение, переходим в золото, и я в Америку, стричь купоны.

— То есть мои прогнозы тебя не убедили?

— Нет.

Я побарабанил пальцами по столу — в принципе, все самые главные вложения мы уже сделали, и вполне можно умерить пыл. Годика два вполне протяну без Оси, а дальше он сам увидит, куда дело идет… С отцом-то проще — свяжусь с Узким, договорюсь насчет покупки апельсиновых плантаций и выкачу родителям подарок. А заводик в Андалусии поставить — делов на полгода, вот вам и готовый бизнес на совершенно свободном рынке в Европе. Война, конечно, сильно его подпортит, но война не вечна.

— Хорошо. Но прежде сделай последнее дело. Нужно зарегистрировать корпорацию в Швейцарии и всю нашу собственность здесь оформить на нее.

— Чем тебя не устраивает Америка?

— Не спрашивай, просто сделай.

Когда поезд, увозивший близких, скрылся за поворотом, я без сил упал на сиденье «Испано-Сюизы».

— Куда, босс? — флегматично поинтересовался Ларри.

— Куда угодно.

— О-кей, — и он воткнул передачу.

Машина выехала с территории и устремилась на север, к аэродрому. Молодец Ларри, там всегда если не что-нибудь новенькое, то можно тупо повтыкать на самолетики или тренировки парашютистов.

Однако, хрен — в аккурат посреди взлетки торчал завалившийся на бок У-2 с отломленными справа крыльями, а вокруг суетилась целая толпа инструкторов и курсантов.

— Все живы?

— Все в порядке, jefe! — отрапортовал вездесущий Сева. — Ушибы и нос расквашен, все остальное цело, если не считать шасси и плоскостей. Сел неудачно.

Я даже в разборки въехать не успел, как меня дернули к телефону — совсем забыл, что у меня сегодня переговоры, а Серхио в суматохе с отъездом не успел напомнить.

На этот раз нас посетили турки.

Поначалу я даже не поверил, что это турки — настолько их форма походила на послевоенную советскую, никаких бараньих папах и тем более фесок, стильно и элегантно. Интересовали их в первую очередь автомобили и грузовики, заявку выкатили аж на тысячу штук! Беда только, что военный бюджет у них (как и у всех) сильно уступал хотелкам, и турки по-восточному увлеченно торговались, хотя я был готов отдать «ниже рынка» — все-таки первый серьезный контракт!

В отличие от парагвайцев, он не торопились, я за два дня их цветистой вежливостью пресытился и решил сделать предложение, от которого они не смогут отказаться — бартер.

На зерно, которое осенью будет легко перебросить на северный берег Черного моря.

А когда я сказал, что готов закупить и сверх того за валюту, глава делегации обещал доложить лично Ататюрку.

Третий день они провели в обнимку с телеграфом, утрясая детали сделки с Анкарой, и уехали после подписания предварительного соглашения. Даже взятку давать не пришлось, а пистолеты с серебряной и золотой насечкой от баскских оружейников — это просто подарок.