Шапка Мономаха (СИ) - Воля Олег

Гнали ее нужда и надежда. Никаких средств к существованию у нее не осталось. Она пыталась сдать в своем доме угол для постояльцев, но в городе образовалось множество свободных домов после арестов и конфискаций, так что клиента найти не удалось. Наниматься в работу тоже оказалось не к кому. После арестов среди дворян и после выселения их из города образовалась целая армия безработной прислуги, на фоне которой умения Настасьи выглядели жалко.

Оставалась последняя надежда на помощь партнера ее покойного мужа, знатного купца Докучаева. В Москве его застать не получилось, и пришлось отправиться в Тарасовку, где у купчины располагались главные производства. Был там и свой дом у купца, и к нему Настасья подошла с отчаянной решимостью.

На стук в калитку ворот тут же ответила громким лаем собака. Через какое-то время лай сменился скулежом. Как будто кто-то пнул животину. Потом скрипнула калитка и показался здоровенный небритый детина. Он оглядел гостью и недружелюбно спросил:

— Кто такая? Чего надо?

— Я Ростоцкая, жена компаньона Ильи Прокофьевича. Мне бы поговорить с ним.

Детина перестал гнусно лыбиться при упоминании компаньонства и относительно вежливо ответил:

— Хозяева не встали еще. Ты попозже заходи.

И с этими словами закрыл калитку. Настасья тяжело вздохнула и отправилась прочь. Она перешла мост через Клязьму и свернула налево в сторону леса. Там, укрывшись стеной деревьев от дороги, она принялась искать ягоды. На ее радость, малина уродилась, и спустя несколько часов острый голод отпустил женщину. Напившись из родника, она снова отправилась в Тарасовку.

На этот раз село не выглядело сонным. Кроме обычных телег и пешеходов, туда-сюда сновали казаки. Калитку снова открыл прежний детина и сразу в лоб заявил ей:

— Хозяин велел гнать тебя взашей. Так что уходи. Не вводи во искушение.

Калитка захлопнулась, и по щекам женщины потекли горькие слезы. Она отошла чуть в сторону и, тихо рыдая, принялась ждать самого хозяина дома.

Ждать пришлось долго. Несколько раз в дом входили люди, но сам купец не показывался. И вот наконец заскрипели ворота и на улицу чинно-благородно вышла процессия. Пожилой купчина с супругой, три великовозрастных сына и некоторое число челяди.

Настасья бросилась в ноги купцу и ухватила его за сапог.

— Сжалься, Илья Прокофьевич! Пропадаю я! Помоги! Памятью мужа моего заклинаю.

Купец пытался вырвать свой сапог из рук женщины и шипел при этом:

— Иди прочь, дура! Отпусти. Не должен я тебе ничего!

К возне подключились сыновья купца и оторвали Настасью вместе с сапогом от ноги отца, уронив его при этом. Купчина валялся в пыли и громко матерился. Сыновья вдвоем не без труда удерживали истошно верещащую женщину, рвущуюся к своей цели. А вокруг ржали люди и даже лошади.

Вдруг как гром среди ясного неба раздался пистолетный выстрел. Все замерли и замолчали. Прямо на дороге стоял самозванец в окружении своих телохранителей. В руке старшего из охранников дымился пистолет.

— Чего это вы учинили, православные? — с улыбкой спросил Пугачев, обводя взглядом семейство купца и женщину. Вдруг его взгляд замер на ней, и на лице промелькнуло узнавание.

— Настасья Григорьевна? — уточнил он.

Женщина кивнула и без сил опустилась на колени. Купец, судорожно перематывая портянку и впихивая ногу в сапог, торопливо заговорил:

— Государь-батюшка. Прости нас, неразумных. То дела наши, пустяковые. Ушей царских совершенно недостойные. Ты же сукновальни мои желал посмотреть, так я готов все показать. Прошу, царь-батюшка, за мной…

— Погоди, купчина, — остановил его самозванец, — сначала расскажи суть сего дела.

И он указал на женщину. Купец скривился.

— Ну, что ж не сказать. То жена одного купчика покойного, Ростоцкого Филиппа. Лет пять назад он вошел своим капиталом в нашу с Ситниковым фабрику плащеного золота и серебра. На тот капитал мы ему исправно долю начисляли из прибылей. А когда он помер, то и вдове его також. Да вот беда нынче с этой фабрикой. Ведь заказчиками у нас в основном дворяне были. Это для них мы золотую канитель тянули и сусальное золото отбивали. А теперь заказчиков нет, прежние заказы никто уже не оплатит, долги не вернет. Я сам на Болотной смотрел, как голова Вяземского в корзину упала, а ведь он нашему товариществу полторы тысячи должен был. Так что никаких денег у меня для Ростоцкой нет.

Самозванец поскреб щеку и взглянул на небо, на купца, на женщину, исподлобья глядящую на него.

— А велика ли доля? И каков общий капитал был?

— Сто рублей доля, а всего пятеро купцов скидывались. Вкупе на восемьсот рублей.

Пугачев улыбнулся.

— А выкуплю-ка я ее долю в товариществе. А там, глядишь, и с заказами помогу.

— Благодетель ты наш! — повалился на колени купец, и следом за ним его домочадцы. Пока они славословили, молодой секретарь царя извлек из седельной сумы пару увесистых мешочков. Пугачев взял их и подошел к Ростоцкой.

— Настасья Григорьевна, вы не против сделки? — спросил он.

Женщина, не в силах открыть рот, несколько раз кивнула головой.

— Ну тогда я выкупаю вашу долю. Желаю вам удачи.

И с этими словами он протянул ей мешочки.

Ростоцкая приняла их и прижала к груди. Купчина с семейством уже поднялись и, увидев готовность царя продолжать путь, засеменили периодически кланяясь.

Через минуту она осталась почти в одиночестве, если не считать многочисленных зевак, что наблюдали происходящее. Страх проник в сердце женщины. Она еще крепче прижала мешочки к груди и быстро двинулась в сторону ближайшей церкви.

Там она попыталась упрятать деньги, но увесистые мешки не так-то просто было приладить. Шутка ли! Пять фунтов серебра. Тогда она оторвала от нижней юбки полосу ткани и, привязав мешки, повесила их на манер коромысла, зафиксировав в районе груди. Бюст у нее теперь стал крайне внушительным, но, по крайней мере, мешочки не норовили упасть.

Горячо помолившись Богородице, Наталья поспешила прочь из Тарасовки в сторону Москвы.

Но злоключения ее на этом не закончились. Не прошло и часа, как перед ней резко осадила коней пара казаков.

— Она! — воскликнул один из них.

А второй ловким движением подхватил ее и уложил перед собой на спину коня. Всадники погнали коней в лес и по мере удаления от дороги скорость движения уменьшали. В конце концов они остановились и скинули пленницу на землю.

— Деньги давай, — просто и буднично потребовал один из них.

Она замотала головой и прижала руки к груди. Тогда второй молча ударил ее кулаком в висок. Свет померк.

Когда она очнулась, то увидела, что платье на ней разорвано и мешочков с деньгами нет. Долго она сидела под деревом и скулила от тоски. Голова страшно болела. Подташнивало. Потом она кое как поправила одежду и побрела по лесу куда глаза глядят, ибо где тракт, не могла сообразить.

К сумеркам она вышла на стук топоров. Группа с десяток солдат, судя по всему, заготавливала лес. Увидев её, солдатня побросала работу и обступили женщину.

— Ах, какая баба! Сразу видно, городская!

— А давайте ее оприходуем, мужики. А то страсть как охота.

Одобрительный гул прервал голос солдата с нашивками на рукаве.

— А ну, стой. Напомнить вам, что по уставу полагается за насилие над женщинами?

Народ приуныл и даже отступил от Ростоцкой.

— Но вот по взаимному сговору устав баб иметь не запрещает, — и, повернувшись к Настасья, солдат протянул ей пятак, — ты же не против солдатикам помочь? А, красавица?

Как зачарованная она протянула руку и взяла пятак из ладони солдата. Тот хмыкнул и огладил усы.

— Вы это, продолжайте рубить. А я пока отлучусь. Да не сокрушайтесь. Вам тоже достанется. Эй, девка, ведь ты не против?

Настасья кивнула и побрела за кусты, чувствуя, как ее ягодицы мнет рука солдата.

Глава 12

Петербург гудел как растревоженный улей. С самого утра по городу носились слухи о прибытии шведского короля с войском и флотом. Определенность наступила после выхода очередного номера газеты «Ведомости», которая сообщила, что шведский флот, возглавляемый самим королем шведским Густавом Третьим, действительно подошел к Котлину. Публику уведомляли, что церемония встречи иностранного монарха состоится в три часа пополудни.