Нерушимый 10 (СИ) - Ратманов Денис

Судья растерянно замер, с ужасом глядя на беснующиеся трибуны и решал, как поступить. Размахивая руками, Карпин что-то ему объяснял, а рядом покачивался с пятки на носок Бердыев, готовый при надобности осадить Георгиевича.

Наконец судья решительно зашагал к нарушителю, взмахнул красной карточкой. Я закрыл глаза. Ну, хоть так. Нарушение столь очевидно, что невозможно закрыть на него глаза.

Болельщики радостно взревели, свист затих. Я сомкнул веки, боясь посмотреть внутренним взором, что у меня с ключицей, подвигал лопаткой, и это отозвалось резкой болью.

— Ты как, Саня? — вернул меня в реальность голос главного тренера.

Я сел, все еще прижимая ладонь к ушибленному месту, хрипнул.

— Нормально.

Парни расступились, пропуская Непомнящего ближе, он нахмурился. Глянул на приближающихся медиков — с одной стороны, и нашего врача-одаренного — с другой.

Поднимаясь, я вскинул руку, останавливая местных медиков. Им нельзя меня осматривать. Если выявится перелом, меня сто процентов отстранят. А так, если там трещина, попытаюсь ее зарастить собственными силами и к финалу буду огурцом…

К финалу, ха! Без меня на воротах у команды огромный шанс проиграть, пусть они и остались в большинстве. Нет никакой гарантии, что судья не удалит кого-то из наших, а то и двоих. Так что лечиться надо уже сейчас, но когда…

И тут до меня дошло, что одновременно прозвучало два свистка: один — нарушение, второй — на перерыв. У меня есть целых пятнадцать минут, и есть шанс прийти в норму. Но останутся ли силы на игру? Не израсходую ли я все резервы?

Наш врач-бээровец протянул мне лед, я мотнул головой и побежал в раздевалку. Каждый шаг отдавал болью, перед глазами плясали цветные круги, и приходилось придерживать руку.

Сэм рванул за мной.

— Сильно больно? — спросил он. — Ты вообще как?

— Нормально, — ответил я.

В раздевалке пока был только Тихонов и запасные, которые вскочили со скамеек, устремили взгляды на меня.

— Саня… — пробормотал Микроб с надеждой.

— Десять минут меня не трогать. Никому, — распорядился я и закрылся в душевой. Кое о чем вспомнил и обратился к Микробу: — Федор, есть батончики?

Он кивнул, все понял, и его напряженное лицо разгладилось

В душевой я привалился спиной к стене, сполз, сосредоточился на ощущениях и попытался разжечь огонь за грудиной. Он отозвался не сразу — боль мешала сосредоточиться. Искра вспыхнула и погасла. И следующая погасла. Лишь на третий раз удалось. Когда световой сгусток достиг размера кулака младенца, я силой мысли направил жидкий огонь по артериям и венам — к ключице.

Наверное, так смотрится диагностика с помощью контрастного вещества. В месте ушиба виделось черное пятно. Усилием воли я раз за разом толкал туда огонь. Сначала ничего не получалось: будто магма, золотистое сияние обтекало место повреждения. Но постепенно сосуды восстанавливались и пропускали целебный свет дальше, и дальше, и дальше. Понемногу чернота посветлела, сделалась бурой, потом — темно-коричневой, и стало видно, что перелома нет, но повреждена надкостница и мягкие ткани.

Не фатально. Но ушиб серьезный, мышцы и связки отечны, волокна местами разорваны.

Закружилась голова, солнце за грудиной побледнело, но я удержал контроль и снова и снова направлял жидкий огонь к ключице, пока боль не утихла, а место удара не приобрело светло-оранжевый оттенок. Не полное выздоровление, но близко к тому.

Так, вроде все. Я открыл глаза, поднял руку, повращал плечом, отжался несколько раз. Вроде нормально, боли нет, но и силы в конечности нет. Да и обострять чувства нельзя — есть вероятность истощиться и упасть в обморок.

Когда я вышел, все с тревогой смотрели на меня. Только Макс, наш третий вратарь надеялся, что его выпустят вместо меня.

— В норме, — сказал я, поднял руку, упал, отжался.

Карпин улыбнулся и зааплодировал, не сдержав эмоций. Валерий Кузьмич приложил руку к сердцу и закрыл глаза.

— Точно? — спросил Бердыев.

— Точно, — кивнул я.

Ко мне подошел Микроб, отдал свои шоколадные батончики, я их проглотил.

— Позволь тебя осмотреть, — с нажимом сказал врач-бээровец, я указал на душевую.

— Семь минут до выхода, — постучал по часам Непомнящий, я кивнул.

Мы с бээровцем уединились в душевой, я стянул футболку и повернулся к зеркалу: в месте ушиба расползлась гематома, не красная и даже не фиолетовая — буроватая, причем остались лишь отдельные островки. Так синяки выглядят через неделю после травмы.

Бээровец округлил глаза. Но быстро взял себя в руки, ощупал синяк, качая головой:

— Никакого отека… Будто прошло дней десять. Как это тебе удалось?

— Это старая травма, — соврал я. — Сегодня просто добавили.

Поджав губы, он сделал вид, что поверил.

— Мне нужны аминокислоты, энергетический коктейль — что-нибудь такое есть? — попросил я. — Это срочно и важно.

— Понял, сделаю.

Видимо, ему правильно все объяснили, да и сам он был товарищем неглупым. Когда я вышел из раздевалки, Непомнящий производил замены игроков. Традиционно сняли с поля ребят с горчичниками. На левый край выпустили Микроба — и я его поздравил, ткнув перчаткой в кулак и похлопав по плечу. А вперед вместо двух «столбов» кинули быстрых финтарей. Тюкавин и Кокорин в игре. И получается, игра меняется. Меньше пасов верхом, больше розыгрыша низом. И надежда на то, что бельгийцы тоже «наелись» в первом тайме.

Бердыев напомнил:

— Счет равный, впереди сорок пять минут, и играть надо, как будто мы только начали, оставляем усталость здесь.

— Не нарываемся, — продолжил Тихонов, — осторожничаем, но не боимся. Бережем себя, ведь мы может сделать только одну замену. Все резервы выпустили уже сейчас. Саня?

— Постарайтесь не пускать бельгийцев к воротам, — обратился я к футболистам, взирающим на меня с надеждой. — Со мной все в порядке, но лучше поберечься, чтобы не возникло осложнений позже.

— Рука ж левая? — уточнил Топчи.

— Это ничего не значит. В левый и правый угол бьют одинаково часто, — объяснил я. — Когда ловлю и отбиваю, нагрузка распределяется равномерно.

Карпин, чье настроение заметно улучшилось, мотивировал нас перед выходом:

— Мужики, хотите мировой славы? Надерите им задницы! Весь мир следит за нами и желает нам победы. Потому что все всё видели и понимают. И хотят красивой честной игры. Мы в глазах миллиардов болельщиков — те самые хорошие парни, которые часто выигрывают в кино, но очень редко — в реальной жизни. Вас на руках носить будут! Постеры с вами будут у каждого подростка! На стене каждого футбольного клуба! Сделайте это! За победу! Ура!

— За победу! — воскликнул Сэм, вскинув кулак.

Кокорин повторил его жест.

— Сделаем!

В этот момент появился врач с бутылочкой, похожей на те, в которых продается детское питание. Я изучил состав: глюкоза, витамины, микроэлементы, длинный список аминокислот. То, что надо.

Выпил я коктейль уже на ходу, выбросив бутылочку в урну.

Карпин стоял на выходе из подтрибунного и каждому давал пять, будто стараясь зарядить своими бодростью и задором. Когда наши начали выходить на поле, трибуны взревели. Я появился в числе последних. О, что творилось с болельщиками! Затрепетали красные флаги, многие фэны вскочили, запрыгали, заорали. Выйду ли я на ворота — это была главная интрига вечера.

Я встал на раму, прислушался к ощущениям: боли нет, слабости и головокружения — тоже. Но внутренний огонь пришлось погасить, потому что я имел все шансы истощиться и упасть в обморок, придется обходиться тем, что есть.

Бельгийцы играют в меньшинстве — это дает нам нехилый шанс на победу. Я следил за ними и видел, что они сосредоточены и собраны. Их тренер, удивленный нашими заменами, со скамейки давал распоряжения.

Интересно, тот парень с дредами меня ударил специально, или так получилось? Если первое — с подачи тренера, или по собственной инициативе? Парень ноунейм, нигде не блистал, в предыдущих играх не участвовал. И вдруг — вот он в поле! Уважающий себя игрок не станет вот так явно ломать звездного вратаря: во-первых, это черное пятно на репутации, во-вторых — не каждый пойдет против совести. А этого футболиста никто не знал, карьеру он себе не разрушит, потому что рушить-то нечего. Может, его устраивает слава Герострата.