Неправильный красноармеец Забабашкин (СИ) - Арх Максим
Я замялся и выдохнул сквозь сжатые зубы.
— Что? Ну, говори, что хотел.
— К тому же там Алёнка осталась. Я не могу её бросить одну.
— Как осталась? Почему? Я, когда был в сознании, то слышал, как комдив приказал всему госпиталю эвакуироваться вместе с нами. Что произошло?
Пришлось рассказать Воронцову о том, что узнал от Садовского.
— Так что, Григорий, извините, товарищ лейтенант госбезопасности, но мне надо назад в Новск.
— Но ты-то что можешь сделать?
— Как что? Воевать буду.
— Ты себя в зеркало видел? Так посмотри при случае. Какой из тебя боец? Ты ж мумия египетская!
— Какой-никакой, а винтовку в руках держать смогу, и то хлеб, — не согласился с его пессимизмом я.
Тот покачал головой.
— Подожди. Не торопись. Послушай. Нас везут в эвакуацию. Давай доедем до места, подлечимся, а потом…
Я его прервал:
— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Если мы даже и прорвемся, то Новск к этому времени уже будет занят немцами. Поэтому — нет, я пойду туда и попробую переубедить Неверовского отступить.
— Так он откажется. У него приказ стоять до конца.
— Конец уже наступил, если ты не заметил. Но если не смогу комдива убедить, то вместе со всеми приму бой. А потом, когда держаться уже сил не будет, заберу Алёну и выйду из города.
Воронцов закрыл глаза, сглотнул, кряхтя поднялся и слез с телеги.
— Хорошо. Пойдём вместе.
— Что? — обалдел я. — Нет! Куда тебе⁈ Я один схожу. Помогу, чем смогу, а там видно будет.
— А теперь я говорю: нет! Я тоже пойду. Меня при взрыве контузило сильно, но сейчас вроде бы отпустило, так что пойдём вместе. Я иду с тобой. Я тоже не собираюсь отсиживаться, пока немцы наших бойцов убивать будут.
— Но ты же раненый. Куда тебе идти? На ладан дышишь. У тебя вон, плечо насквозь пробито. Оставайся с обозом. Как ты воевать-то будешь⁈ — напирал я, хотя уже понимал, что отговорить чекиста будет непросто.
— Ничего, повоюю как-нибудь. Не хуже других. Из винтовки стрелять мне тяжеловато, а вот из пистолета в самый раз. У меня в отделе несколько ТТ есть. Дойду, вооружусь и встану в строй, — совершенно серьёзно произнёс тот, а затем, вероятно, решил пошутить: — Хочешь, и тебе дам один пистолет?
Слова его я воспринял без иронии и, помня о том, что в рейде по тылам противника мне пистолет системы ТТ очень неплохо помог, сказал, что от такого подарка не откажусь.
— Вот и славно, — кивнул чекист и негромко добавил: — только бы добраться дотуда.
Выглядел он неважно. Лицо белое, щетина и взгляд уставший. То, что у него были перемотаны бинтами рука, плечо, нога и шея, я в расчёт не брал. Я тоже был весь в бинтах. Однако больше отговаривать Воронцова я не стал.
«Решил идти, пусть идёт».
Однако мысль о том, что идти нам назад не менее часа, и что мой спутник может в любой момент свалиться без сил, изрядно напрягала.
«Вот свалится он, — думал я, — и что мне с ним делать? Как тащить его до города? На себе я долго его точно не пронесу. Тогда что? — почесал затылок и решил: — Ну да он сам напросился. Если упадёт, оставлю его в лесу и запомню место. Сам схожу в город, потом вернусь за ним с подмогой».
Решил для себя эту дилемму, и жить стало гораздо легче.
Воронцов позвал старшего обоза. Им оказался мой недавний командир роты, старшина Свиридов. И приказал, а точнее попросил выделить нам на всякий случай, винтовку для меня и пистолет для него.
— Пистолетов нет. Могу две винтовки дать, если надо, — ответил тот.
Воронцов чуть подумал, а потом, потрогав своё плечо, сморщившись, сказал:
— Тогда одной обойдёмся. Я из винтовки пока не стрелок, а тащить на себе лишний вес нам ни к чему. А мне если есть дайте нож и пату гранат. Всё какое-никакое, а оружие.
Старшина сходил к первой подводе и вскоре вернулся оттуда с тем что попросили.
Взяв винтовку в руки я поинтересовался о патронах. Тот достал из патронташа три обоймы и протянул их мне.
— Вот. Больше дать не можем. У самих только по десять патронов на нос.
— Лёха, возьми одну обойму, как запасную, а остальное верни, — сказал Воронцов.
— Может быть, больше возьмёте? — уточнил старшина, получив часть боеприпаса назад.
— Нет. Не надо. Нам идти от силы час, а у вас ещё долгая дорога. В пути всякое может случиться, а потому каждый патрон на счету.
Мы махнули на прощание обозу, пожелали им удачи, а затем повернулись и поковыляли по разбитой колее обратно к Новску.
Воронцов держался молодцом. Не отставал и старался особо сильно не шататься.
Идти ему было в разы сложнее, чем мне, ведь он, в отличие от меня не мог держать равновесие с помощью обеих рук. Однако он шёл. И с каждым нашим шагом мы всё ближе и ближе подходили к уже ставшему для нас родным городу.
— Слушай, товарищ Воронцов, а Зорькина, значит, мы к стенке поставить не успели? — чтобы скоротать время, задал я пришедший в голову вопрос.
— Не мы, а мы, — пространно заметил тот, а затем, вздохнув, сказал: — Там Горшков остался. Если он выжил при налёте, то, не сомневаюсь, при приближении немцев, он примет решение. Впрочем, — он вновь вздохнул, — там такой налёт был, что ещё неизвестно, выжил ли сам Зорькин. Ты же видел, что самолётов там было не счесть. Вполне возможно, что бомба и в камеру с арестованным попала. Да и даже рядом если… Это же авиабомба.
Мы замолчали. Дорога из-за дождя была вся разбита, и нужно было хорошенько смотреть под ноги, чтобы не оступиться и не упасть. Но всё же, всем хорошо известно, что за разговором время летит быстрее, а дорога становится короче. Поэтому чекист после небольшой паузы поделился ещё одной необычной информацией:
— Кстати, Леша, забыл тебе рассказать, когда мы сидели на лавочке у больницы. Зорькин говорил, что раскаивается и просил дать ему возможность искупить своё предательство кровью. Он говорил, что его хозяева, наверняка, предпримут ещё одну попытку наступления, и слёзно просил, чтобы мы его направили на самый танкоопасный участок.
— Я надеюсь, вы это не успели сделать?
— Да кто бы мне такое разрешил?
— Вот и хорошо. Веры предателю нет! Ведь предавший один раз обязательно предаст ещё!
— Я тоже так считаю. Но тут даже дело не в моих желаниях. Даже если бы я, по какой-то причине, и хотел бы дать Зорькину этот самый второй шанс, то не смог бы это сделать без приказа или решения трибунала. Это не моя компетенция.
Через десять минут среди деревьев показался просвет, сквозь который было видно Новск. Цель нашего путешествия была уже почти рядом.
Та часть леса, через которую мы выходили, была нам знакома. Она располагалась юго-восточней города и именно тут неподалёку мы совсем недавно, а, может быть, очень давно, пристреливали наш один-единственный экземпляр ПТР.
Воронцов тоже узнал местность и, остановившись, произнёс:
— Смотри, чего там…
— Да понял я, где мы идём, — кивнул я, смотря себе под ноги, обходя большую лужу, что была посредине тропы.
— Да нет, смотри вон туда — вдаль. Я без бинокля и не вижу ничего. А ты глянь.
— Куда? — не понял я и, проследив показанное рукой направление, сфокусировал туда зрение.
Затем закрыл глаза и, остановившись, закашлялся:
— Танки.
— Наши? — тоже стараясь всмотреться, уточнил чекист.
— Нет. Немецкие. Много. И бронетранспортёров тьма. Прут через поля, вдоль дороги со стороны Чудова. — Я стал считать количество и, остановившись на цифре тридцать пять, плюнул на это дело, а лишь повторил: — Много.
— И вон там ещё, — нервно произнёс Воронцов и показал на север — на противоположную от нас сторону.
Я сразу же сфокусировал зрение и, вновь насчитав более сорока машин, сказал:
— Ещё одна колонна. Вышла из леса со стороны Прокофьево. Прямо по полю прут. Тоже много машин.
— Лёшка, смотри, там тоже, — воскликнул Воронцов.
Но я уже и сам видел, что со стороны Троекуровска по полям бегут и едут на чём могут гитлеровцы. Для многострадального города — просто огромное число гитлеровцев.