Моя Оборона! Лихие 90-е (СИ) - Март Артём

— Откуда у тебя такие познания? — Удивился я.

— Эту вонь ни с чем не перепутать. В Афгане я такой херни навидался. Бывает, заходим в кишлак, а он вроде мирный, все хорошо. Начинаем проверять саклю за саклей, не прячутся ли там душманы, и в иной хижине берешь да натыкаешься на такое добро.

Женя приподнял пакет, стараясь держать уголок кверху, так, чтобы не просыпать.

— Но этот серый, совсем неочищенный, — сказал он. — Духи своих часто накачивали такой херней, когда те на приступ шли. Вообще, они всем себя пичкали: гашиш, опиум. Еще какая-то дрянь. Бесстрашные становились, как звери. Но и всякое самосохранение у них отбивало. — Он снова сплюнул. — Фу мля. Воняет эта дрянь. Давай закопаем куда-нить поглубже.

Мы вернулись к открытому ящику, и спрятали вскрытый пакет между другими. Наскоро заколотили ящик куском кирпича и перевернули дном вверх, чтобы сложнее было заметить повреждение на крышке.

— Думаешь, и это афганский? — Спросил я.

— Да черт его знает. Но всякое может быть. Тут так просто не угадаешь. Это дерьмище по всему Ближнему Востоку можно найти.

— Ладно, Женя. Пойдем отсюда.

— Что делать будем со всем этим?

— Подумать надо, — ответил я. — Для начала вернуть замок, приладить его как-то наскоро. Если кто сюда и ходит, то сразу поймут, что замок вскрывали, насторожатся. Так что некоторое время нам рядом лучше не крутится.

— Я думаю, что тут и другие гаражи могут использовать, как тайник. — Сказал Женя, когда мы вышли наружу. — А самое печальное — к ментам-то не пойдешь. По документам гараж мой. По-любому притянут. Попробуй им доказать, что я к этому складу наркоты не имею отношения. Плюс, вспомни, как с Кулымом получилось? Пока он в Подсолнухе кого надо не пострелял, милиция не особо-то шевелилась. Может, и этих покрывают.

— Нужно выяснить, чье это добро, — ответил я. — Понять, кто за этим может стоять, а потом уже думать, что делать дальше.

— И что ты предлагаешь?

Я посветил фонариком и нашел свернутый замок. Вернув его на место, защелкнул. Конечно, он уже не держал, и его можно было свободно снять руками, да и чтобы закрыть его, пришлось помучаться.

— Узнают, что тут кто-то был, — заметил Женя.

— Угу. Потому нужно пока и не светиться. Через некоторое время посмотрим, поменялся ли замок. Если да, значит, сюда часто ходят. А потом уже подумаем, как определить, когда мразь, что все это сюда засунула, тут бывает.

Женя покивал, и мы сели в машину. Покатили прочь с гаража. Жене явно было немного тревожно, и он то и дело глядел по сторонам.

— Хоть бы нас никто не пас, — хмуро проговорил он.

— Посмотрим. Нужно держать ухо востро. Наркоты там было столько, что мы явно влезли в чужие дела какого-то бугра.

— Если там кто-то бывает, то, скорее всего, по ночам. А знаешь че? Я поспрашиваю соседей, не находили ли они чего необычного у себя в гараже. А может, видели тут кого. У меня на лестничной клетке дед живет. У него там тоже гараж есть. Может, чего расскажет.

— Попробуй, — пожал я плечами.

— Ладно. — Он вздохнул. — Ну а че будем делать с твоей машиной?

— Подумаю.

Я въехал под трубу теплотрассы и завернул налево, во дворы. Медленно покатил вдоль чужих подъездов.

— Поставлю, значит, машину пока дома. Может, чем-то укрою ее, и пусть пока стоит. А там глянем.

Когда Женя вышел из пятерки у своего подъезда, тот быстро, через ступеньку, стал подниматься на свой третий этаж. На лестничной клетке замер перед дверью своей квартиры. Обернулся, глянул на простую деревянную дверь в квартиру деда Витальки — пенсионера и местного алкаша, который после того, как вышел на пенсию год назад, стал потихоньку спускаться все ниже в алкогольную яму.

Женя подошел к двери, постучал. В квартире было тихо, будто она пустовала. Женя знал, что это не так.

Он поднял глаза на неработающий звонок. Обрубленный пенек двужильного провода торчал от кругленького корпуса звонка вверх, как рогатка. Женя постучал еще сильней, крикнул:

— Дед Виталь! Дед Виталь, ты там⁈

В квартире зашумело. Раздался звук упавшей на пол бутылки, потом громкое кряхтение. Кто-то зашаркал к входу. Щелкнул замок и дверь открылась. Снаружи показалось маленькое сморщенное лицо деда Витальки. Кожа его была по-крестьянски красноватой, говорящей о том, что всю свою жизнь он работал на свежем воздухе. Клочок седых редких волос смешно топорщился на черепе.

— А! Здорово, Женя. Ты чего? — Немного невнятно проживал слова он.

— Слышь, дед. А ты в свой гараж не ходишь?

— Какой гараж? — Удивился дед Виталя.

— Ну как какой? Гараж у тебя был в кооперативе. Недалеко от батиного.

— А. Да не, Женек. Уже давно не хожу. Я ж его продал.

Женя нахмурил свои светлые брови.

— Кому?

— Ай. Да я уже не помню. Мужику какому-то. Полгода тому.

— Ага. Не помнишь, как он выглядел?

— Гараж? Красный такой…

— Да не гараж, дед Виталь, а мужик.

— Не. Не помню, — покачал головой старик. — А че такое?

— Да так. Ничего. Ладно, бывай.

Женя пошел к своей двери, но дед его окликнул:

— Слышь, Женек. Займи денег до получки?

— На водку? — Обернулся Женя сердито.

— Да не-не! Честное слово не. На хлеб нету.

— Пропил все.

— Ну… пропил.

— Ну, смотри, дед, — добрый Женя вздохнул и полез в карман. — Увижу завтра пьяным, получишь по шее и в вытрезвитель пойдешь. Понял?

Встреча с начальником лицензионно-разрешительной системы проходила в пятницу, в его кабинете. Проходила она, правда, после рабочего дня. Потому почти все здание юстиции пустовало.

К кабинету меня повел Шнепперсон.

— Кстати, — спросил он, когда мы шли по коридору. — А не удалось ли вам узнать что-нибудь и по моему делу?

— Насколько я знаю, к тебе никто не приходил в последнее время, верно?

— Нет, — Шнепперсон поправил очки. — Не приходил. И я даже удивлен почему. Может, всему виной том, что у меня дежурят ваши люди и вы?

— Может, — кивнул я. — А может, потому что ребятам, которые устраивали на тебя свои набеги, просто не до того. Слышал про перестрелку в Подсолнухе?

— Конечно же, Шнепперсон слышал, — покивал он. — Хотите сказать…

Внезапно юрист остановился и побледнел.

— Э, Шнепперсон, — остановился и я, заметив, что он подотстал. — Чего ты?

Шнепперсон громко сглотнул, а потом с трудом опустил сидушку одного из совмещенных сидений, такого, которые бывали в театрах и советских актовых залах, тяжело сел.

— Вы думаете, что Михалыч точит на меня зуб? — Проговорил он с остекленевшими глазами.

— Очень может быть. Все же те мужики, которые наведывались к тебе, приходили именно из Подсолнуха. А сейчас поговаривают, что бар крышевал именно Михалыч.

— Ну, очень хорошо. — Шнепперсон поднялся. — До свидания, я уезжаю из города.

— Чего? — Удивился я.

— Останусь — тогда нежилец. — Проговорил он. — Но… Куда же я дену мою маму? Виктор Иванович, не хотели бы вы взять мою престарелую маму на хранение, пока я не вернусь?

— Нет, Лев Исаакович, не хотел бы. — Хмыкнул я. — Бежать все равно не выход. Тебя преследовали довольно настырно. Надо будет — найдут и в другом городе.

— И что же вы мне предлагаете? — Развел руками юрист.

— Работай с нами, в Обороне. Будешь под защитой.

— Вы думаете, что сможете меня защитить? Но зачем вам это? Какая вам выгода?

— Вышло так, Шнепперсон, — я нахмурил брови. — Что я тоже с недавнего времени в контрах с людьми Михалыча. Мне так и так придется иметь дело с этим гадом. Рано или поздно. Ну а если ты будешь помогать с правовыми вопросами, бухгалтерией и прочим, окажешься среди сильных, в крепком коллективе, который сможет тебя защитить.

— Хм… Мне… мне нужно подумать, Виктор Иванович.

— Можно просто Витя, — улыбнулся я.

— Ну, хорошо. — Юрист тоже улыбнулся. — Ладно. Пойдемте. Денис Евгеньевич ждет.