Александр Шуваев - ГНОМ
Для людей, не знавших этих обстоятельств, - а таких было подавляющее большинство, - картина сложилась совершенно ясная, и разночтений не допускающая: командующий УДРАЛ, бросив в БЕЗНАДЕЖНОМ положении ОБРЕЧЕННЫЕ войска, после чего разыграл ФАРС с неудавшимся самоубийством. Это несколько больше, нежели способен выдержать честный профессионал. Уволенный с военной службы по состоянию здоровья, генерал умер в августе того же года от сердечной недостаточности.
*Если кому-то так уж любопытно, это был генерал-майор Федор Иванович Качев. Очень, очень креативная личность с предельно широкими взглядами и полностью лишенная предрассудков. И в ТР являлся автором ряда нестандартных решений, за каждое из которых случайно уцелевшие из числа потерпевших были готовы гонять его вечно. Без срока давности. Если бы знали автора. У нас были свои достижения в стиле Дрездена, Токио образца 45-го, или Хиросимы. К ночи упоминать не хочется. Ну их к черту.
**В ТР 17-я армия весной 1943 года довольно спокойно эвакуировалась из Кубани в Крым. Практически беспрепятственно.
*** От судьбы не уйдешь. Спустя год, весной 1944 года, при эвакуации из Крыма, 17-я армия была уничтожена советской авиацией. Было убито, пропало без вести (читай: утонуло) и взято в плен более 130 тыс. человек. Все равно крупнейшая военная катастрофа на море.
А буквально через двое суток после того, как на побережье затихли последние бои, и в плен сдались последние из выживших, в пяти различных местах, удаленных друг от друга, порой, на сотни и тысячи километров, в распоряжение германского командования были направлены пять совершенно одинаковых контейнеров с весьма сходным содержимым. В двух случаях: в Виннице и Потсдаме, груз сбросили с парашютом, а в трех, - переправили через линию фронта с военнопленными. Одного из них сдуру подстрелили свои, но материал на ту сторону линии фронта все равно попал. Основным содержанием контейнера являлось нечто вроде кинохроники. Пленка высочайшего качества, цветная, прекрасно передающая все подробности, только что не запах. Снято было без особого старания эффектно выстроить кадр, с портативной камеры, смонтировано впопыхах, склеено прилично. Немая лента содержала материал на три часа восемнадцать минут непрерывного показа со стандартной скоростью. Материал все был разный, но, при этом, довольно-таки однообразный. Панорамы. Пейзажи с натюрмортами. Миниатюры с подробностями. Довольно-таки неостроумное название: "Памятка Людоеда", - очевидно, выдуманное в спешке, - и подзаголовок: "Учебный фильм".
С "Потсдамской" копией ознакомились и СД и Абвер. Армейцы - в связи с тем, что успели первые и вынуждены были предпринимать неизбежные меры безопасности, вроде привлечения саперов, СД - потому что считали себя самыми главными, отнять - могли, а вовремя пресечь любознательность армейских коллег не успели. Ознакомившись, независимо друг от друга и невзирая на хронический раздрай между собой, пришли к одинаковому решению - фюреру этот материал не показывать! Такое кино нам не нужно. И, в силу все того же раздрая и соперничества, такая попытка сокрытия оказалась совершенно невозможной с организационной точки зрения. Ни там, ни там попросту не было человека, который отдал бы такой приказ. И тем более такого человека не могло быть с учетом существования двух ведомств. Материал, - доставили. Для очистки совести настоятельно рекомендовали не смотреть, невзирая даже на крайний риск самой такой рекомендации. Результат вышел вполне ожидаемый. Просмотр, припадок неуправляемого буйства, потоп, землетрясение, тайфун и извержение вулкана. Апокалипсис в пределах одной отдельно взятой рейхсканцелярии. Потом впал в прострацию. Придя в себя, - досмотрел.
Фюрер не принимал никого почти двое суток. Объявил приказ: в плен сбитых русских пилотов не брать! При этом, разумеется, не подумал, что приказ носит более, чем обоюдоострый характер. Хотел объявить толстого Германа изменником, но как-то сообразил все-таки, что, если бы не тот вывод авиации с аэродромов на Кавказе, у фильма была бы и еще одна часть. Потом, обретя, казалось, прежнюю энергию, начал деятельно готовиться к летней компании. За зиму линии снабжения на основных оперативных направлениях сократились практически вдвое. Значительно сократилась линия фронта. Эриху фон Манштейну очень хотелось поставить вопрос об эвакуации Крыма, пока это еще не очень поздно, но, подумав, решил, что предложение будет уж слишком несвоевременным.
Дело в том, что адресатом "Крымской" копии был именно он: там и написано было, чтоб уж никаких сомнений. От остальных четырех его посылка отличалась тем, что, помимо кино, там находилась еще и звукозапись на грампластинке, выпущенной в единственном экземпляре.
"… Эй, фельдмаршал, эй! - Шелестел бесполый, бестелесный, надмирный голос. - Это снова я. Рад, что мое кино тебе понравилось, можешь не благодарить. А ведь я предупреждал тебя. Вот ты не поверишь, я и сам не поверил бы еще несколько дней тому назад, но даже мне стало как-то не по себе от такого количества дохлых арийцев. Мирные переговоры надо было начинать, когда вы стояли под Москвой, но у вас не хватило ума, а теперь - поздно. Вот честное слово, - если уж проигрываешь войну, надо это делать быстро: раз-два. Вот как французы в 40-м, к примеру. Чего тянуть-то? Еще одна такая зима, и немцев может не остаться и вовсе, даже на семена. И те самые французы, - вот где смех-то? - будут принимать вашу капитуляцию. А еще можно не дожить и до зимы. Это вполне вероятный вариант, фельдмаршал, честное слово. Смотри кино. Оно несложное, должно дойти даже до тупых прусских мозгов. Посмотрите, и пожалейте своих людей. Потому что не от Гитлера, а только от вас зависит, когда кончится война. Мы не похожи на вас, и скоро устанем от бессмысленных убийств после победы. Это даст им хоть какой-то шанс."
Фильм они смотрели в узком кругу: генералитет и старшие вожди Ваффен СС. Осторожно, по возможности незаметно, одними глазами наблюдая за товарищами во время просмотра, он сумел разглядеть слезы, стоявшие в глазах этих стальных людей, выработки "доброй прусской школы". У Пауля Хауссера, тоже пруссака, но человека куда более страстного, слезы катились по одной щеке, там где глаз у него оставался. Он, вытянувшись, сцепив зубы и сжав кулаки, не отрывал от экрана смятенного взора, и, как будто, даже не моргал на протяжении всего этого времени.
На экране поначалу были показаны кадры безнаказанного убийства, - снятого, разумеется, издали. Штурмовики, раз за разом заходящие на скученных на пирсе людей. "Петляковых", падающих в крутом пике на беспомощные транспорты. Шквал взрывов, накрывающих всю колонну, целиком, после того, как истребители расстреляли головные машины, и на дороге, узкой, горной дороге возник чудовищный затор. И результат всей этой деятельности, уже подробно, с близкого расстояния. Фельдмаршал смотрел фильм не в первый раз, но продолжал удивляться: это кем же надо быть, чтобы тщательно, долго, подробно находить и фиксировать наиболее душераздирающие, гротескные, чудовищные и омерзительные подробности в таком неисчерпаемом количестве? Как это все мог выдержать мало-мальски нормальный человек? Да, их, ветеранов еще той, прошлой войны, трудно впечатлить любыми подробностями! Но масштаб!!! Это должно быть чудовище в человеческом образе, нелюдь, вампир.
А на самом деле ничего особенного: простой советский еврей. Романа Лазаревича изыскали и доставили к месту ожидаемых событий отдельным бортом, снабдили безукоризненной аппаратурой и роскошной пленкой. В сопровождении группы армейской разведки они, сменив закрывающее рот и нос мокрое полотно на респираторы, более суток собирали горячий материал на пару с товарищем Симоновым. Кто-то там, наверху, решил, что послать в комплект товарищу Кармену - да еще товарища Эренбурга, будет, пожалуй, перебор. Константин Михайлович и Роман Лазаревич выполнили задание партии и правительства со всем возможным старанием и в полную меру присущего им таланта. Они оба, хотя и по разным причинам и вообще очень по-разному, мягко говоря, недолюбливали нацистов в частности и немцев вообще. Но когда был закончен монтаж, а копии ушли по назначению, когда материал на пару десятков репортажей направился в редакцию "Красной Звезды", оба мастера надрались, как курсанты, и не просыхали трое суток без малого.
"В сущности, - думал Фельдмаршал, продолжая осторожно оглядывать такие знакомые лица, - в том, что касается генералитета, фильм достиг, скорее, обратного эффекта. Они теперь готовы на что угодно, лишь бы отомстить! Жизни не пожалеют! Уж теперь-то места пораженческим настроениям не найдется, они будут стоять до конца… вместе со всеми своими подчиненными? Является ли упорство, переходящее в потерю гибкости, тем качеством, которое требуется от генералитета в первую очередь?"
