Александр Афанасьев - Под прикрытием
Сейчас Ковач достал с заднего сиденья зонт – не складной, автоматический, как ныне модно, а солидный, едва ли не метровый зонт ручного раскрывания, с изящной ручкой из дорогих пород дерева – настоящий зонт для настоящего джентльмена. Озабоченно посмотрел на небо – погода была совсем британская, все небо затянуто тучами, с утра поморосил дождь и перестал, но вот-вот снова пойдет, зонт нужен. А если не пойдет дождь, так сойдет как трость. Ковач запер машину и направился к выходу со стоянки – гаревая дорожка вела к зданию администрации, к трибунам и стрелковым полям, откуда не прекращался раскатистый треск выстрелов…
Слушая все это, Ковач поморщился. Как истый англоман, он обожал охоту на птицу с классическим двуствольным ружьем – горизонталкой и показывал неплохие результаты в спортинге. Он даже пристрастился к такой, истинно британской забаве, как охота на кабана с револьвером крупного калибра. Ковач несколько раз устраивал такие охоты в России, приводя в ужас егерей в угодьях – русский кабан покрепче британского будет, его не всякая винтовочная пуля возьмет, а клыки – хуже ножа, пропорет до смерти. Нынешнее повальное увлечение русских пулевой стрельбой, всецело поддерживаемое армией и Императорским стрелковым обществом, приводило его в уныние…
Ну что, скажите, в этом привлекательного? Ведь охота – это прежде всего общение, круг друзей – неспешно вышагиваешь с ними по лесу или полю и в промежутках между выстрелами ведешь светскую беседу. А потом егеря красиво выкладывают твою добычу, и ты подсчитываешь ее, а самых красивых птиц отдаешь таксидермисту. Потом через неделю приходишь к нему в контору, и твой трофей ждет тебя на подставке из дорогих пород дерева с медной табличкой, указывающей, кто и как добыл эту птицу. Не стыдно и в гостиной поместить. А тут? Лежишь на земле, целишься, ждешь подходящего ветра, тыкаешь клавишами в баллистический калькулятор или высчитываешь поправки в уме. И все – один, наедине сам с собой, в полной сосредоточенности. Разве это отдых – это тяжелая работа…
Так, поглощенный собственными мыслями Ковач и не заметил, как дошел до сторожки смотрителя. Пожилой, с шикарными усами смотритель пересчитал высыпанные на прилавок серебряные монеты, звякнул кассовым аппаратом…
– Господин Котовский уже здесь?
– Приехали-с… Двадцать минут назад. Трубу изволите?
– Давайте.
Смотритель порылся под прилавком и выложил довольно длинную раскладную трубу, подобную тем, какими пользуются астрономы-любители.
– Господин Котовский на тысячеметровом стрельбище, это налево и до конца, ваше благородие. Если желаете, ценные вещи можно положить в сейф, всего двадцать копеек.
– Нет, благодарю…
Стрельбище было одним из элитных – хорошо оборудованных, с трибунами для зрителей, с VIP-ложами, с рестораном. На стрельбище имелось сто стрелковых мест, в том числе восемь – на самой сложной, тысячеметровой отметке. Тысяча метров – для этого и выдавали подзорные трубы, другим способом результаты стрельбы не разглядеть.
Вообще, стрелковый спорт в России активно развивался, и покровительствовал ему сам Государь, хотя большим любителем пострелять он не был. Земли для устройство стрельбищ предоставлялись государством бесплатно, стрелять учили с гимназии. Бытовала поговорка – «Стыдно быть русским и плохо стрелять». Помогало и министерство обороны – его стрельбища в определенные дни были открыты для всех желающих. Особое внимание уделялось «неолимпийским» видам – стрельбе из нарезного оружия на триста, семьсот и тысячу метров, а также «практической стрельбе».
Удивительного в этом ничего не было. Российская империя имела сравнительно небольшую армию – два миллиона семьсот тысяч человек при общей численности населения, перевалившей за миллиард. Обязательной воинской повинности для большей части граждан не было, поэтому немалое значение приобретала подготовка мобилизационного ресурса на случай большой войны. Каждый год Императорское стрелковое общество готовило тысячи и десятки тысяч снайперов, и пусть они не служили в армии, но защитить свой дом в случае чего вполне могли.
Тот, кто пригласил Ковача на это стрельбище, находился в VIP-ложе, совсем рядом с тысячеметровой директрисой. Несмотря на мерзкую погоду, плаща на нем не было, не было у него и зонта – светлый летний костюм, в котором он ходил круглый год, и зимой и летом, аккуратная бородка клинышком, с проседью, очки-пенсне. Типичный чеховский герой – интеллигент, учитель или земский врач.
Сейчас этот самый «врач» сидел в удобном кресле – несколько необычном, потому что справа к нему была приделана специальная подставка для подзорной трубы. Не отрываясь, этот человек смотрел куда-то на стрельбище – это зрелище поглощало его полностью, Ковача он даже не заметил.
Статский советник Владимир Дмитриевич Ковач подошел ближе, подтащил такое же кресло, сел, установил в держатель подзорную трубу. Выстрелы здесь гремели не так часто – на тысячеметровом стрельбище каждый выстрел тщательно обдумывался, иногда стрелок лежал несколько минут, выжидая удобный момент…
– Который?
– Номер шесть, – ответил постоянный товарищ министра внутренних дел Мечислав Генрихович Котовский, – доброго здоровья, Владимир Дмитриевич, и, ради Христа, не мешайте. Сейчас очень важный момент…
Не желая отвлекать Котовского, видимо, он и в самом деле смотрел на что-то важное, Ковач разложил трубу и, держа ее в руках, принялся рассматривать лежащее перед ним поле.
Под флагом с номером шесть, на стрелковом мате, с сосредоточенным видом лежал подросток – совершенно не похожий ни на Котовского, ни вообще на поляка – белобрысый, крепкий, небрежно одетый. Перед ним находился большой мешок с песком, и на него он примостил свое оружие – тяжелую, с ложем из карбона винтовку ручного перезаряжания, с длинным, толстым стволом и большим оптическим прицелом. Подросток лежал совершенно неподвижно, как статуя, и целился куда-то, но собирается он стрелять или нет, было непонятно. Ковач разглядывал подростка примерно минуту, тот так и не выстрелил, и Ковач перевел свою трубу дальше.
Стрелковая директриса была длинной, мишени невооруженным глазом почти не видны. Поле, похожее на поле для гольфа, только подстрижено очень неаккуратно. То тут, то там, через равные промежутки, стояли белые флаги на шестах, колыхающиеся на ветру, их назначение было совершенно непонятно…
– Мечислав Генрихович, а зачем эти флаги?
– Это для того, чтобы видеть, какой дует ветер, – немного отвлекся старый разведчик, – видите, флаги чуть колышутся? Опытный стрелок по ним поймет, какой ветер дует и с какой силой, и, исходя из этого, внесет поправку. Если стрелять на триста метров – это навык, на семьсот – опыт, то на тысячу метров – чистая математика, если ты не умеешь считать, не поможет никакой опыт. Видите, по всей длине поля флаги колышутся неодинаково.
Ковач посмотрел – действительно, неодинаково.
– Вижу.
– Это потому, что здесь очень сложный ветер. Деревья на краю поля специально высажены неравномерно, чтобы стрелять было сложнее, чтобы ветер играл в них. Это очень непросто – рассчитать поправку так, чтобы учесть несколько разных векторов на разных дистанциях.
– Сколько ему? – сменил тему Ковач.
– Шестнадцать без трех месяцев. Ждем – не дождемся…
– Почему?
Старый разведчик оторвался от трубы, недоуменно посмотрел на своего коллегу.
– С шестнадцати лет можно участвовать во взрослых соревнованиях. С подростками ему уже скучно.
– Достижения есть?
– Чемпионат среди юниоров, второе место. Немного уступил, он – единственный в десятке, кто из Питера.
– А остальные?
– Остальные – с Кавказа, с Восточных территорий, они там с детства неразлучны с оружием. Много из Сибири – там промысловики учат детей с трех-четырех лет белку в глаз бить. Но и наш не подкачал. Математик он, для него важен не столько сам выстрел, сколько – расчет. Вот и…
Разговор прервал выстрел – почему-то оба собеседника поняли, что это – тот самый. Они, не сговариваясь, посмотрели на мишень, настроив свои трубы на самое большое увеличение из возможных.
– Есть! Есть!!! – старый разведчик радовался, похоже, не меньше внука. – Нет, вы можете себе это представить, Владимир. Шестерка с единственного выстрела на тысячу метров! Молодец! Ай да Вольдемар, ай да…
В избытке чувств Котовский хлопнул рукой по колену…
– Молодец!
На стрельбище подросток, почти не меняя позы, передернул затвор винтовки, подобрал покатившуюся с мата гильзу, аккуратно положил ее рядом со своими принадлежностями. Оставил пока затвор открытым – чтобы ствол охладить после выстрела, и начал что-то писать в лежащем рядом блокноте…
– Поразительно… – Ковач действительно был поражен.
