Татьяна Зубачева - Аналогичный мир - 3 (СИ)
— Конечно, — согласилась Женя. — Ещё супу?
— Нет, спасибо, — мотнул он головой. — Я «ёлочные» большие получил. И получка большая…
— Я тоже, — улыбнулась Женя. — А что ты…?
— Работал неделю, а получил за две, — хмуро ответил Эркин. — А вычтут потом, с чем останусь?
— Не вычтут, — Женя подвинула к нему баночку с горчицей. — Мне объяснили. Оплата праздничных дней входит в коллективный договор. Это профсоюз как раз и добился.
— Понятно, — Эркин улыбнулся. — Тогда хорошо. А то… Понимаешь, Женя, я давно понял. Когда незаработанное дают, это потом всегда плохо оборачивается.
— Здесь не обернётся, — успокоила его Женя. — Алиса, доедай, не вози по тарелке. И кисель на третье.
— А конфету? — спросила Алиса.
— К киселю конфеты не полагаются. Вот печенье.
— Ну ладно, — милостиво согласилась Алиса.
Женя собрала со стола и сложила в раковину тарелки, налила в чашки розового киселя. Эркин с удовольствием глотнул ещё тёплую густую жидкость. Странно, но в столовой вроде такой же кисель, и цвет, и запах, а у Жени вкуснее.
— Подлить ещё? — спросила Женя, заметив, как он медленно пьёт, растягивая удовольствие.
— Нет, — улыбнулся Эркин. — Отяжелею, работать не смогу.
— А ты опять на работу идёшь? — удивилась Алиса.
— Мы на беженское новоселье идём, — объяснила Женя, допивая свою чашку.
— А я?
— А ты сейчас ляжешь спать.
Алиса надула губы, но спорить не стала.
— Я вымою, — Эркин встал из-за стола и мягко оттеснил Женю от раковины.
— Хорошо, я уложу её пока. Алиса, пошли умываться, зайчик.
— Эрик, ты только меня поцеловать приди, — сказала Алиса, выходя из кухни.
— Приду, — пообещал Эркин, ополаскивая и расставляя на сушке глубокие тарелки.
Он уже закончил мыть посуду и протирал стол, когда в кухню заглянула Женя.
— Эркин, иди поцелуй её. И будем собираться.
— Иду.
Эркин повесил тряпку, быстро ополоснул руки и вытер их кухонным полотенцем.
Алиса уже лежала в постели, укрытая, угол одеяла подсунут под щёку, глаза сонные.
— Э-эрик, — вздохнула она, когда Эркин наклонился над ней.
— Я, маленькая, — он коснулся губами её щёчки. — Спи спокойно.
Алиса успокоено закрыла глаза. Эркин выпрямился и наверное с минуту стоял, молча глядя на неё. Женя его не торопила.
А потом они быстро собрались, немного поспорили из-за его рабских штанов — Женя не могла допустить, чтобы он в таком виде показался на людях, а Эркин доказывал, что лучшей одежды для натирания полов у него нет. Помирились на том, что пойдёт он в «приличном», а рабские штаны возьмёт с собой и там переоденется. Эркин преоделся в старые джинсы и красно-зелёную ковбойку, натянул на босу ногу извлечённые из кладовки сапоги — всё-таки в шлёпанцах холодно — взял под мышку свёрток с рабскими штанами, Женя накинула на плечи тёплый платок, взяла свёрток с фартуком для себя и их подарком, и они пошли к Тиму.
К изумлению Зины, их огромная квартира оказалась тесной: столько людей к ним пришло. И из дома, и с Тимочкиной работы, и… многих она даже не знала. Друзья знакомых, сослуживцы соседей… шум, гам, стук молотков, взвизги и вопли Димы и Кати, кто за работой поёт, кто ругается… голова кругом. Груды одежды на полу, гора подарков, а ещё стол надо делать, господи…
— Ты, главное, спокойно, — Баба Фима ловко чистит картошку, локтем отстраняя лезущую прямо под нож Катю. — А ты сбегай, посмотри, как там, дальнюю комнату домыли, аль нет, — и, когда Катя убегает, улыбается Зине. — Всё нормально, Зин, и мужик у тебя правильный. Руки, голова — всё у него на месте. А что он рычит, так мужику либо рычать, либо кулаки в ход пускать, иначе они не могут. Он ещё сам себя не понял, живёт, как по льду ходит. Обомнётся, опомнится, всё хорошо и будет.
Зина вздохнула.
— Спасибо на добром слове, баба Фима.
В кухню вбежала Женя.
— Зина, там полочки разметить надо.
И тут же появилась Катя.
— Мам, мастика нужна. И… суконка.
На закипевшем чайнике оглушительно задребезжала крышка. Зина рванулась бежать сразу по трём направлениям, и у неё на пути вдруг возник Дима.
— Мама, а в кладовке…
Господи, ну и денёк, ну… ну, нет слов…
Тим тоже не ожидал такого. Хотя, у Морозов не меньше народу и суматохи было. Но там он пришёл, а здесь к нему пришли. И называли его хозяином. Хоть и по-русски, а всё равно… царапает. Но и приятно.
Тим вошёл в самую большую комнату, где Эркин натирал вымытый и уже подсохший паркет. Посмотрел на его мускулистую напряжённую спину.
— Ты…ты как?
— В порядке, — ответил, не поднимая головы, Эркин. — Ты чего мастики так мало купил? Не хватит на все комнаты.
— Не рассчитал, — вынужденно согласился Тим. — Здорово получается у тебя.
— Выучили, — кратко ответил Эркин.
И по его тону Тим понял, что продолжать эту тему не стоит. Эркин снизу вверх посмотрел на него и улыбнулся.
— Реши, какие ещё натирать. На пять комнат хватит. Если с прихожей, то четыреЮ, — Тим кивнул. — А остальные я вымою и подмажу чуть, потом сам доделаешь.
— Спасибо.
— Не за что, — хмыкнул Эркин.
— Эй, хозяин, — заглянул в дверь полуседой мужчина в голубой майке с неровным глубоким шрамом на плече. — Ты вешалку-то где ставить будешь?
— Иду, — Тим заставил себя отвестиглаза от завораживающе красивой игры мускулов на спине и плечах Эркина.
Эркин даже вроде не заметил этого, сосредоточенно втирая мастику в медово золотистые дощечки. И так, и так, и так…
— Дядя Эрик, а я с тобой хочу…
Эркин посмотрел на Катю, на её тоненькие ручки-палочки. Где ей натирать: силы меньше, чем у мухи.
— Возьми вон ту тряпку и, где я натёр, тоже каждую дощечку протирай.
— Ага, — выдохнула Катя.
Так-то это ему не нужно, но ей по силам и вреда не будет. А хороший паркет. Если его сейчас как следует натереть, то долго держаться будет. Его руки совершали привычные движения, знакомые с детства, с того бесконечно далёкого и очень близкого дня, когда их, пятилетних, только-только прошедших сортировку и отобранных в спальники, привели в просторный, похожий на сортировочный зал и надзиратели, тыкая дубинками им в спины и ягодицы, стали их учить натирать паркет. И вот… всё как тогда. Только теперь ему, чтобы втереть мастику достаточно один раз провести щёткой, а тогда… Эркин тряхнул головой. Всё так и всё не так. И не надзирательский взгляд на спине, а совсем другой. Он выпрямился, чтобы взять банку с мастикой и увидел стоящую в дверях Зину. Улыбнулся ей.
— Не мешает она тебе? — ответно улыбнулась Зина.
— Я помогаю, — пискнула Катя.
И он кивнул, подтверждая её слова. Зина вздохнула, глядя на его работу. И долго бы так простояла, если бы её кто-то не окликнул.
Натерев пол, Эркин ещё раз, по площади, протёр его суконкой и улыбнулся Кате.
— Пошли дальше?
— Пошли, — кивнула Катя, завороженно глядя на него.
— Тогда беги, спроси, какие ещё комнаты натереть.
Катя кивнула и исчезла. Эркин оглядел комнату. А что, неплохо. Столовая или гостиная. И обои ничего, симпатичные. И шторы…
Катя привела сразу и Тима, и Зину. И, конечно, прибежал Дим. И хотя решать было особо нечего, и так же ясно, что четыре комнаты — это гостиная, которую Зина упорно называла залой, спальня и комнаты Дима и Кати, но поговорили обстоятельно и со вкусом. Ну, а на прихожую, это уж сколько останется. И хорошо, что мебели мало, легко двигать.
До темноты успели повсюду повесить люстры и плафоны и продолжали работать уже при свете. Стеллажи в обеих кладовках, карнизы, вешалки, полочки и шкафчики… чтобы завтра Сочельник уже по-человечески встретить.
Было уже совсем темно, когда обустройство закончили и в большой комнате накрыли стол. Тоже на полу, а то иначе всех и не усадить. И даже не скатерть а простыню на пол стелили. Винегрет, горячая картошка, колбаса, сало, огурцы, капуста, толстые ломти хлеба, стаканы, чашки, кружки… Мужчины разливают водку, женщины торопливо раскладывают по тарелкам еду… Эркин, убедившись, что Жене удобно, держит свой стакан и с интересом ждёт речи Тима. Ну-ка, как тот с этим справится?
Лицо Тима оставалось спокойным, только на лбу выступили капли пота.
— Я благодарю всех, — начал, старательно выговаривая русские слова, Тим, судорожно перевёл дыхание. — Спасибо, всем спасибо, я не думал, что… что такое бывает, спасибо… — и, задохнувшись словами, залпом выпил свой стакан.
— На здоровье, Тима, — кивают ему, — Живи, детей расти… На долгую жизнь тебе… На здоровье…
Эркин, как все, выпил свой стакан и набросился на еду. Пить он не хотел, но отвертеться никак нельзя. Налили ему, как всем, не в насмешку и не для того, чтоб напоить, и он уже знал, что заесть, не дав себе опьянеть, вполне возможно. Чем и занялся. Но все за работой проголодались, и он опять же не выделялся. Ровный гул разговоров, шуток, смеха, обсуждений, кто куда на святках пойдёт, где сколько «ёлочных» дали, какие где премии и о прочих житейских очень важных мелочах.
