Виктор Юнак - СМЕРШ идет по следу. Спасти Сталина!
– Не забывайтесь, Таврин! – снова повысил голос Абакумов.
Он встал, прошелся по камере. Остановился напротив Таврина.
– Впрочем, я скажу вам откровенно, что не собирался осуществлять никаких терактов ни против Сталина, ни против кого другого. – Таврин расслабился и снова лег. – Мне просто хотелось вернуться в Россию и куда-нибудь ото всех спрятаться.
Абакумов удивленно посмотрел на Таврина, пытаясь определить, правду тот говорит или нет. Но в не очень светлой камере это было сделать затруднительно. И, немного помолчав, Абакумов произнес:
– И все же я жду вашего решения.
– А черт с вами! Хоть полгода, хоть год еще пожить, подышать свежим воздухом, видеть любимую женщину. – Таврин поднял голову и посмотрел на Абакумова. – Мне бы хотелось, чтобы моя жена была рядом со мной. Только при таком условии я согласен работать на вас.
– Разумеется! – удовлетворенно произнес Абакумов и тут же заверил: – И жить, естественно, вы будете не в тюремной камере.
Абакумов вызвал к себе полковника Барышникова.
– Вы определили, Владимир Яковлевич, руководителя для радиоигры «Семейка»?
– Так точно, товарищ генерал. Это старший оперуполномоченный 3-го отдела ГУКР СМЕРШ майор Григоренко.
– Охарактеризуйте его коротко.
Барышников тут же открыл папку с личным делом майора и стал зачитывать Абакумову:
– Григорий Федорович Григоренко родился 18 августа 1918 года в городе Зенькове Полтавской области в семье совслужащих. Окончив школу, поступил на учебу на физико-математический факультет Полтавского педагогического института им. В. Г. Короленко. Окончив его в 1939 году, Григоренко получил приглашение на работу в органы, где начал службу помощником оперативного уполномоченного Особого отдела в Конотопе. В 1940 году Григория Федоровича призвали на военную службу. В том же году он стал помощником оперуполномоченного Особого отдела НКВД 151-й стрелковой дивизии Харьковского военного округа. С началом войны товарищ Григоренко участвует в боевых действиях как оперуполномоченный особого отдела НКВД 4-й воздушной бригады Харьковского военного округа, но уже в августе 1941-го тяжело ранен. После госпиталя его направляют в Особый отдел саперной бригады Сталинградского фронта.
В 1942 году он окончил курсы при Высшей школе НКВД по подготовке руководящего состава и был направлен в контрразведывательное управление НКВД, в отдел по противодействию разведывательно-диверсионной деятельности германских спецслужб. Его включили в группу оперативных работников подразделения центрального аппарата с задачей организации радиоигр против германской разведки с использованием захваченной в плен агентуры. В задачи группы входило проникновение в гитлеровские спецслужбы, получение сведений о готовящихся подрывных акциях против СССР и принятие мер по их локализации, введение германского командования в заблуждение путем продвижения дезинформации в отношении намерений советской стороны.
В 1943 году капитан Григоренко был переведен в 3-й отдел Главного управления контрразведки СМЕРШ НКО СССР. До истории с Тавриным Григоренко уже участвовал в операции «Загадка».
– Ну что же, кандидатура вполне подходящая, – согласился Абакумов. – Подготовьте указ о назначении майора Григоренко…
– Уже, Виктор Семенович. – Барышников вынул из той же папки отпечатанный на машинке документ и положил его на стол перед генералом.
Абакумов хмыкнул, подписывая приказ.
– А если бы я не утвердил Григоренко?
– Но вы же утвердили, товарищ генерал. И еще одно… Можно высказать предложение, Виктор Семенович?
– Валяйте, полковник.
– Мы с майором тут подумали… А что, если нам называть «игру» «Туман»?
– «Туман»? – Абакумов начал барабанить пальцами по столу. Ну, если нам удастся напустить туману в нутро «Цеппелина», то, пожалуй, оно и верно.
– Спасибо, товарищ генерал. Разрешите идти?
– Идите!
И туману смершевцы действительно напустили хорошего, ибо до самого конца войны немцы так и не поняли, что Таврина с Шиловой перевербовали и заставили вести двойную игру.
4
Одновременно с получением санкции на проведение операции «Туман» была активизирована вся система розыска смершевцами забрасываемых в советский тыл немецких диверсантов. К работе были также подключены управления НКВД и НКГБ по Московской области.
Вся же «игра» с «Цеппелином» проходила в тесном взаимодействии между соответствующими подразделениями НКВД, НКГБ и СМЕРШа. Тексты радиограмм в «Цеппелин» готовились начальником 3-го отдела ГУКР СМЕРШ Барышниковым и утверждались лично начальником ГУКР СМЕРШ Абакумовым или его заместителем – генерал-лейтенантом Бабичем. Кроме того, радиограммы «Цеппелину» согласовывались с начальником 2-го Управления НКГБ СССР Федотовым и начальником Главного управления по борьбе с бандитизмом НКВД СССР Леонтьевым.
Что касается Таврина с Шиловой, то их поначалу держали под стражей во Внутренней тюрьме, а вместо фамилий им присвоили номера «35» и «22» соответственно.
Первый выход в эфир состоялся 27 сентября 1944 года. Начиная с этого дня и вплоть до 15 октября радиостанция неоднократно выходила в эфир. Однако связь с «Цеппелином» умышленно не устанавливали. 15 октября вновь вышли в эфир, слышимость была два балла, но создавали видимость, что Центр услышать было невозможно.
В тот же день ничего не подозревавший и довольный Эрих Хенгельхаупт, заменивший погибшего в автокатастрофе Грейфе, явился в кабинет Шелленберга.
– Бригаденфюрер, есть первая радиограмма от Таврина и Шиловой.
– Секретных кодов нет?
– Нет, все чисто. Вы в чем-то сомневаетесь?
– Береженого Бог бережет. Во-первых, самолет был сбит русскими и сел совершенно в другом месте. Во-вторых, прошло уже четыре недели после высадки.
– Но может быть, именно поэтому они и молчали четыре недели? Ведь они добирались до Москвы совершенно по другому маршруту.
– Может быть, может быть. – Шелленберг задумчиво постукивал кончиком карандаша по крышке стола. – Ведь мне тоже хочется верить в нашу удачу, Хенгельхаупт, и, поверьте мне, не меньше, чем вам.
Наконец, 19 октября в Центр радировали вслепую: «Вызывайте дольше и отчетливее. Лида плохо разбирает. Вас слышим редко, почему нерегулярно работаете. Привлеките радиста, который ее тренировал. Примите все меры, чтобы связаться…» Наконец, 21 октября берлинский радиоцентр дал квитанцию – подтверждение о приеме радиограммы «Были очень обрадованы получить от вас ответ. Вашу телеграмму 230 групп не получили. Повторите, сообщите подробно о вашем положении. Привет». В последующие дни продолжали создавать видимость помех в радиоэфире и невозможности принять радиограммы Центра. 25 октября 1944 года Берлин прислал запрос: «Прошу сообщить, где остались самолет и его экипаж. Михель».
В ответном сеансе радиосвязи на следующий день немцам ушло сообщение: «Нахожусь в пригороде Москвы, поселок Ленино, улица Кирпичная, 26. Сообщите, получили ли мое дополнение о высадке. Еще раз прошу, чтобы со мной работал опытный радист. Передавайте медленно. Привет всем. Л.П.»
В последовавшей от германской разведки радиограмме говорилось: «Вашей задачей является прочно обосноваться в Москве и подготовить проведение поставленной вам задачи. Кроме того, сообщать о положении в Москве и Кремле».
25 октября Барышников вызвал к себе майора Григоренко.
– Как твои подопечные, Григорий? Не капризничают?
– Никак нет, товарищ полковник. Работают по моей команде.
– Коды, пароли, шифры все тебе доложили? Не подставят нас?
– Клянутся, что все секретные коды и пароли они нам предоставили, – сказал Григоренко.
– Ну что же, Гриша! Генерал приказал начать игру.
– Есть начать! Разрешите идти?
– Идите! И держите меня в полном курсе.
Григоренко зашел в радиолабораторию, там уже сидела Лидия Адамичева-Бобрик-Шилова, настраиваясь на передачу. Рядом с радисткой, настроенная на ту же волну, находилась женщина-дублер в звании младшего лейтенанта. Григоренко посмотрел на часы, затем на радистку.
– Вы готовы, Лидия Яковлевна?
– Да.
– Ну что ж, время вашего выхода в эфир, – Григоренко положил перед ней лист с текстом шифрограммы.
Шилова надела наушники и приготовилась к передаче. В это время Григоренко положил ей руку на плечо. Радистка повернула к нему голову и сняла наушники.
– И смотрите без глупостей, Адамичева. Помните, что речь идет о жизни или смерти. Вашей и вашего мужа Таврина-Шило.
– Я не маленькая девочка, которой нужно постоянно напоминать о ее плохом поступке, – обиделась радистка.
Снова надела наушники и начала передавать шифрограмму:
«Центру. Прибыли благополучно, начали работу. Привет от дамы».
