Евгений Белогорский - Во славу Отечества! Часть II
Беренс специально настоял на поручении этой операции именно морским авиаторам, что значительно повышало шансы успешного выполнения боевой задачи. Беренс ничуть не сомневался, что сухопутные собратья по крылу, ничуть не хуже его летчиков смогут долететь до цели и сбросить бомбы, но вся особенность заключалось в том, что бомбить лучше наиболее уязвимые места кораблей, а они лучше известны морским лётчикам.
Кумулятивные бомбы могли серьёзно повредить или уничтожить вражеские линкоры только при попадании в район носовых или кормовых артпогребов, или цистерн с топливом. Оба линкора имели паротурбинные силовые установки и использовали нефть в качестве топлива, что соответственно требовало наличия больших ёмкостей для её хранения
Солнце уже поднялось из-за горизонта, когда перед самолетами показалась Либава. Появление чужих самолётов в районе порта вызвало большой переполох, поскольку зенитных установок там не было. Гулко и протяжно завыли корабельные сирены, извещая экипажи о появлении врага.
«Байер» и «Фридрих Великий» стояли на внутреннем рейде, тогда как «Гинденбург» был пришвартован к пирсу, и на нём велись интенсивные ремонтные работы. Данные разведки полностью подтвердились, корабли готовились к выходу в море, и лётчики появились, как раз вовремя.
Каждый самолет имел заранее выбранную цель, и поэтому Сафронов сразу устремился к темной махине «Гинденбурга». Расчеты зенитных орудий уже шарили по небу своими прицелами, ожидая, когда русский бомбардировщик спуститься ниже, чтобы произвести прицельное бомбометание. Однако, русский лётчик неожиданным манёвром ошеломил немецких зенитчиков.
Высмотрев с высоты очертания погона сорванной в бою с «Баяном» носовой орудийной башни, Сафонов резко перевел свою машину в пике и с огромной скоростью устремился на цель. Немецкие моряки только ахнули от ужаса, посчитав, что сумасшедший русский пилот решился таранить корабль своим самолетом, и открыли беспорядочный заградительный огонь. Зенитчики безостановочно палили по самолету, но трассы их снарядов проносились в стороне от пикирующей машины.
Точно рассчитав высоту необходимую для вывода из пике, с особым шиком в нижней точке траектории пикирования Сафронов отдал команду штурману на сброс. Освободившись от части груза тяжёлая машина подпрыгнула, облегчая пилоту вывод из затяжного пике. С высоты около ста метров в открытый погон башни градом посыпались маленькие остроносые снаряды, с негромким хлопком вырывающиеся из них кумулятивные огненные струи легко прожигали тонкий металл переборок, врываясь глубоко внутрь. Часть бомб, высыпавшихся на палубу, словно раскалённым шилом легко изрешетила толстые броневые листы, вбрасывая внутрь горячие языки пламени.
Какое попадание оказалось удачным, трудно было определить, но уже с первого захода на цель Сафронов добился нужного результата. От попадания кумулятивных бомб внутри крейсера начался пожар, от которого взорвался весь боевой запас носовых башен. Огромный «Гинденбург» подбросило вверх, словно игрушечный кораблик, после чего он рухнул в воду и стал стремительно тонуть. Под сорванной носовой башней крейсера зияла огромная воронка, через которую внутрь ворвалось море, жадно поглощая свою добычу. За считанные минуты вода покрыла бак, капитанский мостик, заглотила шкафут и плавно переползла на корму. Вскоре только трубы крейсера выдавали его присутствие в этой акватории порта.
Действия двух других экипажей были менее удачным. Штурман поручика Бондарева не совсем точно произвел бомбометание по «Фридриху» и только часть бомб попала на крышу одной из носовых орудийных башен, вызвав небольшой пожар внутри неё. К счастью для корабля, как раз в этой башне не было боезапаса, и пожар не нанёс большого вреда кораблю. Бондарев вновь бросил свою машину в пикирование и сбросил бомбы на носовую часть линкора, но снова без особого результата. Пламя широким столбом вырывалась из-под носовой брони корабля, что-то горело в районе орудийной палубы, но нужного результата лётчик не достиг. Кроме того, зенитный снаряд с линкора повредил один из моторов «Ильи Муромца», и Бондарев был вынужден срочно уводить машину в сторону моря, подальше от зениток линкора.
Сосредоточившись на атаке машины Бондарева, немцы совершенно упустили из виду аэроплан Сафронова, который, отметив удачный результат своей работы, кружил над акваторией порта в поисках новой добычи. На борту его «Ильи Муромца» ещё оставался неизрасходованный запас бомб и, после короткого раздумья, пилот решил атаковать неуязвимый для русских бомб «Фридрих». Самолет снова вошел в крутое пике и с минимальной высоты произвел бомбометание. На этот раз Сафронов решил атаковать не снарядные погреба, а топливные танки корабля. Выходя из под атаки Бондарева, линкор уже развёл пары и тихо двигался в открытое море, намериваясь покинуть порт.
Сброшенные Сафроновым бомбы вновь удачно легли на цель, десятки маленьких языков пламени буквально пробуравили тело корабля, вгрызаясь в его внутренности. Пары нефти в полу- пустых танках мгновенно воспламенились, — и от мощного взрыва тяжелый линкор так сильно бросило на бок, что он потерял остойчивость, и, опрокинувшись на левый борт, перевернулся вверх килем. Всё это произошло столь стремительно, что из всей команды линкора на поверхность моря выплыли всего пять человек. Остальные 942 моряка полностью разделили участь своего корабля.
Линкору «Байер» повезло гораздо больше: экипаж поручика Самойлова дважды заходил на цель в стремительном пике, сбрасывая бомбы, но судьба хранила этот корабль. Всё, чего смог добиться Самойлов, — это сильнейший пожар в двух машинных отделениях корабля. Флагман Третьей эскадры имперских линкоров лишился хода и ярко пылал в течение трех с половиной часов, пока пожар не был с большим трудом потушен совместными усилиями экипажа линкора и подошедших к нему на помощь пожарными командами других кораблей. За время пожара, внутри «Байера» выгорело почти всё, что могло гореть, но боезапас и топливные танки остались в неприкосновенности, благодаря героическим усилиям экипажа, ценой собственных жизней остановивших распространение огня. Когда поздно вечером многострадальный линкор был доставлен в Данциг, чёрная, закопчённая посудина мало чем напоминала величественный германский флагман «Байер»- гордость кайзера Вильгельма.
Все русские самолеты благополучно вернулись на аэродром, и радостная весть об уничтожении двух крупных кораблей врага немедленно полетела в Могилёв. За проявленное мужество Сафронов был награжден Георгием 4 степени и досрочно повышен в звании капитан-лейтенанта. Бондарев и Самойлов были удостоены ордена Владимира 3 степени с мечами. Контр-адмиралу Беренсу Корнилов выразил личную благодарность за настойчивость в грамотном решении боевых задач флота.
Кайзер Вильгельм воспринял уничтожение двух своих кораблей, как личное оскорбление, и приказал считать капитан-лейтенанта Сафронова своим личным врагом, и, отныне при сдаче в плен, ему грозил немедленный расстрел. Ужасное настроение монарха даже не развеял спуск на воду нового линейного крейсера империи, получившего имя «Макензен». Кайзер прекрасно понимал, что это только хорошая мина при плохой игре. Его любимый флот попал в чёрную полосу.
В Галиции Антон Иванович Деникин также добился ощутимого успеха к концу лета.
31 августа был взят Перемышль, главная опора австрийцев в Галиции. С взятием этой крепости в историю русского оружия была вписана не совсем почётная страница, однако, стратегическая обстановка требовала этого.
Планируя остановить врага на подступах к Карпатам, Штрауссенбург решил повторить сидение австрийских войск в крепости, как это было в 1914 году. Тогда Перемышль надолго сковал наступательную инициативу противника, притянув к себе 11 русскую армию, не дав ей возможность перейти карпатские перевалы до выпадения снега в горах. Поэтому Штрауссенбург выделил для обороны крепости венгерские части, считавшиеся самыми лучшими из всего того, что осталось в распоряжении австрийцев.
В Перемышль вошли 110 тысяч человек, основу которых составляли чисто венгерские и хорватские части, выделенные австрийским полевым штабом, как наиболее боеспособные, среди всех остальных войск империи. Деникин прекрасно понимал, что осада такой крепости, как Перемышль может затянуться не на один месяц, что обязательно скажется на темпах продвижения сил фронта к карпатским перевалам. Сила натиска русских дивизий по вполне понятным причинам с каждым днём ослабевала, и Деникин не хотел, чтобы стены Перемышля стали тем порогом, на котором войска его фронта могли споткнуться, не взяв перевалы до наступления зимы. Потому после непродолжительных размышлений и совещания с генералом Дроздовским, он был вынужден обратиться к Корнилову с не совсем обычной просьбой, о применении против фортов Перемышля химического оружия, запасы которого ещё оставались в армейских арсеналах.
