Анатолий Логинов - Социалистический реализм
Полтавская область. N-й км Харьковского шоссе.
Отец и сын Непийвода, колхозники
– И смотри, Петро, если не поступишь этот год до университета, то я тебя лично удавлю. Чем породил, как говорится, тем убью!
– Фу на Вас три разы, батьку, шож Вы херню таку несете. Шо ото Вас переклинило, немов на ногу соби топора уроныли!
– Я той топор зараз тебе на голову беспутну уроню, шобы нияка дурныця туды не лизла! А якщо сказал, що до универсытету пидешь, то никуда не динешься!
– Я, тату, краще до вийска пиду! Там и годують безкоштовно, и командиры лаяться колы треба, а не колы у них настрий поганый! И топором не грозятся, а лишень гауптическою вахтой!
Перепалка была привычной и не обидной. Да и протекала не из вредности обоих участников, а исключительно веселия для. Одно дело, когда молча идешь по обочине, глотаешь едкую пыль от проносящихся мимо редких автомашин. И совсем другое, когда есть кого облаять и обматерить. Не со злости. Чтобы в ответку выдал. Слово за слово, верста долой. Надо только еще пять верст по шоссейке пройти, а затем свернуть на грунтовку и еще с десяток отмахать. А там и родное село близко. С накрытым столом, с жонкой, что как квочка будет бегать вокруг вернувшихся из трудного похода. Из райцентра сын пришел, с учебы. А отец встречать вышел, еще затемно. Пешком. Негоже, мол, единственную лошадку в семье гонять зазря. Петро цельный год прохлаждался, пущай обратно привыкает к сельскому бытью.
Со стороны Киева донесся низкий басовитый рев, становившийся громче с каждой минутой.
Оба, как по команде повернулись, выглядывая источник звука.
– Це шо? – спросил сын.
Отец почесал в затылке.
– А я звидкы знаю? Може, литак? И хто у нас вумный як вутка?
– Да ни, це не литак. Я йх багато слышал, – ответил Петька, пропустив мимо ушей очередную обидку. – Да и гуркит зи шляху идет, а не з верху…
Шум нарастал. В дополнение, за оставшимся за спиной поворотом, появилось быстро увеличивающееся пылевое облако, смахивающее чуть ли не на грозовое.
– Смерч це! – всполошился Петька. – Немов у пустеле! Нам за таке дыво на географии розказувалы!
Из-за холма выскочила легковая машина размерами в две 'эмки' и на огромной скорости пронеслась мимо путников, обдав порывом горячего ветра. Следом, один за другим, нескончаемым потоком неслись огромные грузовики. Каждый – чуть ли не с вагон размером. Блестящие новенькой краской, пышущие жаром двигателей…
Отец с сыном отшатнулись подальше от дороги. Старший мелко крестился, глядя на проносившиеся мимо махины. Младший только ошарашено лупал глазами.
– Ну, мля, чистый эшелон пролетел! – сказал Петька, когда корма замыкающего скрылась вдалеке. – Батя, дай закурить. Опосля такого, перекур завсегда нужный.
– Эт ты, сынку, верно подметил, – задумчиво протянул отец, вытряхивая из пачки папиросы. Из речи странным образом пропал 'южнорусский говор'. Наверное, подействовала невиданная картина. – И кто это был?
– Как 'кто'? – изумился сын. – Ты че, батя, в своем селе, вообще озверел? По радио же говорили, что к нам из будущего перенеслись. От, наверное, они самые и поехали. Как раз из Киева, да по Харьковскому до москалей прямым ходом, на Белгород выскакивают, а потом, аж до Москвы.
Петька с удовольствием затянулся и раздумчиво добавил:
– А может и в самом Харькове станут. Кто тих, 'прыбульцив' знае?
– 'Прыбульци'… – покачал головой отец. – Нихто не знае. А машины у них…Чистые звери…
– Такой бы в хозяйство, да, бать? Кабину заместо уборной приспособить, а кузов – как летняя кухня. Только окошки прорезать. Или вообще с совхозного поля по ночам буряк воровать?
– Тю на тебя, дурень! Совсем в том райцентре от рук отбился, – неожиданно озлился отец. – Видишь, какие дела творятся? Я тебе шо говорил? Без образования ты теперь никто! И звать тебя никак! Плюнь и разотри! Шоб цей же год до университету поступил!
– Та ты чого, батьку, я ж против й слова не казав?
– Казав, не казав! А ну кыдай цигарку, досыть вже! Смолышь, як той эшелон!
Ленинабадская область, пос. Фальгар.
Чайхана
Невысокий сухонький старичок с длинной жиденькой бородкой проскользнул в чайхану, суетливо озираясь, прошмыгнул к дастархану в дальнем углу веранды и вежливо поздоровался с сидящими там аксакалами:
– Ассалам алейкум, уважаемые!
– Ваалейкум, ассалам, Мустафа, – ответил Абдулла, высокий жилистый старик, словно вырубленный из цельного ствола столетней арчи. Второй аксакал, сидевший на дастархане, молча кивнул.
– Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими новостями?
– Ты всегда так торопишься, Мустафа, как будто боишься опоздать родиться на свет? – ответил Вагиз, – сядь, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством, присущим старости, а не спеши, словно пылкий юнец. Ты уже родился.
– Как скажешь, о мудрейший, – пришедший прислушался к мудрому совету.
– Хороший чай, – произнес все тот же Мустафа после третьей пиалы чая, поудобнее устроившись на дастархане, – и всё же, уважаемые, есть ли новости?
– Есть, Мустафа, есть! – усмехнулся Вагиз, – как может не быть новостей, если мир сошел с ума и катится в сторону Джаханнама быстрее, чем мы успеваем наполнять пиалы чаем?
– Поделись с нами открывшейся тебе мудростью, досточтенный, – заинтересовано произнес Абдулла, – что привело тебя к таким выводам?
– Уже несколько дней урусы суетятся, словно Искандер-бек снова перешел границу, к Самарканду подходят муджахеды Энвер-паши, а Салим возродил Матчинское бекство.
– Ты меня удивляешь своей плохой памятью, Вагиз, – горько усмехнулся Мустафа, – Искандер-бек гостит у гурий уже десять лет как. Энвер-пашу зарубили джигиты Буденного еще в двадцать втором году, а Салима урусы застрелили годом позже. Тогда же пала и Матча.
– Я не говорил, что они ожили! – не растерялся Вагиз. – Я только сравнил суету последних дней с теми временами. Может быть, ёрдамчи Сталин начал большую войну? Он ведь не зря обликом похож на Хромого Старца…
– Между прочим, – продолжал Мустафа, словно не слыша собеседника, – говорят, что Энвер-пашу разрубили пополам, словно курдуючного барана. Не каждый батыр может нанести такой удар…
– Точно так же потерял свою пустую голову Сахреддин Набиев когда захотел безвинно наказать сына 'железного Шамси', – вступил в разговор Абдулла, отставив пустую пиалу. – Большая глупость – налететь на дом Абазаровых, имея всего лишь пять джигитов!
– Сахреддин всегда был дураком, – усмехнулся Вагиз, – он думал, что ему придется иметь дело всего лишь с двумя бойцами. Честно говоря, и в этом случае неизвестно, чем бы кончилось дело. А так всё было ясно заранее.
– Эта история прошла мимо моего внимания, уважаемые, – нетерпеливо подпрыгнул Мустафа. – Не могли бы вы поделиться лепешкой мудрости, разломав ее снова?
– Ты тогда уезжал работать в Сталинабад, – пояснил Абдулла, – и вернулся только через три года, когда страсти уже поутихли.
– И что же произошло?
– Набиев называл себя 'последним муджахедом', – сказал Вагиз, – но был всего лишь басмачом, самым обычным бандитом, умеющим воевать лишь со стариками и детьми. Однако, как показала жизнь, он и с ними не мог справиться.
– Это показала не жизнь, – уточнил Абдулла, – это показала смерть. Одного зарезал 'железный Шамси'. Как барана, пчаком в горло. Еще двоих забрали – стрелы, выпущенные мальчишкой. А самого Сахреддина и Максуда Ахмадова зарубили сын и внук старика. Говорят, кетменями. Но, кетмень не проходит сквозь кости, словно через масло! Еще одного взяли в плен. Говорили, что Фарида ударила его по голове большой сковородкой.
– Жена старого Шамси? – уточнил Мустафа. – Да, она может…
– Так это мы к чему, – проговорил Вагиз. – Энвера-пашу убили таким же ударом, что и Набиева с другом.
– Думаешь, это сделал кто-то из Абазаровых? – спросил Мустафа.
– Ну, я не буду клясться бородой пророка… – протянул Вагиз. – Но Шамси-сын тогда был в тех местах. А вот Салима точно убил он. Из винтовки. Это видели многие. А уже потом урусы ворвались в кишлак…
Старик умолк и потянулся к чайнику. Остальные последовали его примеру.
– Все Абазаровы хорошие стрелки, – произнес Мустафа, опустошив пиалу. – Но ведь Энвер-паша был сейидом. Как можно поднять руку на потомка Магомета?
– Все Абазаровы не верят в Аллаха, – пояснил Вагиз. – Атеисты, да спасет Аллах их заблудшие души. Да и люди говорят, что Энвер-паша, всего лишь жалкий самозванец. И ведет свой род чуть ли не из кяфиров…
Аксакалы осушили еще по пиале.
– И всё-таки, – спросил Мустафа, – из-за чего так переполошились урусы? Неужели война?
– Не знаю, – ответил Вагиз.
– Вы совсем разучились думать, уважаемые, – с сочувствием сказал Абдулла, – по радио сказали, что Советский Союз перенесся в будущее.
