Александр Антонов - Кодекс звезды
– Ты же слышала о том, что я лечу в командировку во Владивосток? – спросил Ёрш.
– Разумеется, – ответила я, – я же не глухая.
– Значит, могу взять на себя миссию сообщить Любе об отце.
– Как ты… – начала я и осеклась. Вон оно, значит, что…
– А ты всерьёз полагала, что можешь втайне обтяпывать свои делишки за спиной Конторы? – поинтересовался Ёрш.
Честно сказать, я много чего о себе полагаю, но в данном случае о том лучше промолчу, насуплюсь и помолчу.
– И чего ты надулась, как мышь на крупу? – Ёрш смотрел на меня, как учитель смотрит на провинившегося школяра. – Никто ведь тебя ни в чём не обвиняет. Скажу больше, ты молодец!
Правда? Впрочем, это я и сама знаю, но приятно услышать лишний раз со стороны.
Увидев улыбку на моём лице, Ёрш облегчённо вздохнул.
– Другое дело! Теперь давай поговорим серьёзно. Ты тогда рассудила верно. Некоторые вопросы лучше начинать решать снизу. Когда инициатива карабкается снизу вверх, она приобретает статус народного мнения. И если в народе зародилось мнение о несовершенстве существующей пенитенциарной (уголовно-исполнительной) системы, то власти к этому следует, как минимум, прислушаться. И тут подворачивается под руку этот соловецкий монах – отец Вениамин, кажется? – который предлагает разрешить тем заключённым, которые того пожелают, часть срока провести за стенами монастыря. А почему нет? – решили мы. С уголовниками, пожалуй, погодим, а вот на политических вполне можно попробовать. Тем более что это выгодно и государству и церкви. В государстве сократится число политзаключённых, а церковь увеличит число монахов. И почему не начать с отца Любы? Тем более что половину срока он уже отсидел?
– Так вы что, ждали, пока он эту самую половину отсидит? – возмутилась я. – Да ты знаешь, какие в монастыре суровые условия? Любой лагерь обзавидуется!
– Не горячись, – стал гасить моё благородное негодование Ёрш. – Ничего мы не ждали. Просто шестерёнки в государственном аппарате крутятся медленно. Ты ведь не забывай, исполнение наказания к моему ведомству отношения не имеет.
– Ладно, – кивнула я, – считай, что оправдался. И что, теперь многие «политические» получат возможность уйти в монахи?
– Разумеется, нет, – ответил Ёрш. – Отец Любы возглавил этот список лишь благодаря твоей активности, считай, в качестве эксперимента. А теперь туда (в список) будут попадать только самые достойные.
Кто и как будет определять, кто достоин, а кто нет, я уточнять не стала…
КОДЕКС ЗВЕЗДЫ1933 год. МоскваВоробьёвы горыПетлявшая по лесу тропинка в этом месте заканчивалась. Если рискнёшь, сделаешь ещё хоть один шаг, можешь не удержаться на краю крутого обрыва, сорвёшься, полетишь вниз к Москве-реке, костей не соберёшь…
Вот только зачем куда-то идти, если ты уже пришёл, если открывается перед тобой простор необозримый, и весь он до самого горизонта заполнен одним только городом, имя которому Москва.
– Папка, как здесь здорово!
Жехорский посмотрел на счастливое лицо дочери, и уголки губ невольно раздвинулись в доброй улыбке. Им редко доводилось куда-то выбираться вдвоём. Этим летом так почти и не виделись. Сначала Анна-Мария гостила в Петрограде, потом подоспела путёвка в «Артек». Её отец, Секретарь Госсовета, в год Президентских выборов об отпуске вообще не помышлял. Но на этот день Жехорский заранее запланировал после обеда свободное время, которое без остатка и сожаления посвятил дочери.
Анна-Мария забрала из рук отца тяжёлый морской бинокль и стала рассматривать город в многократном увеличении.
«Когда же она успела вырасти? – думал Жехорский. – Вот и пионерский галстук сносила. Теперь носит на груди – Господи, у неё уже наметилась грудь! – «молодогвардейский» значок («Молодая гвардия» – молодёжная организация партии эсеров). Позади Средняя школа. Завтра первый день учёбы в Старшей школе. Инженером быть не захотела, выбрала гуманитарное направление. Ну и правильно!»
– Папка, а я нашу новую квартиру разглядела! – похвасталась Машаня.
– Молодец! – похвалили Жехорский, хотя прекрасно понимал: привирает. Нет, саму стройку в начале Кутузовского проспекта отсюда рассмотреть, да ещё в бинокль, конечно можно, но чтобы квартиру…
– Папка… – голос Анны-Марии чуть заметно дрогнул. – А мама любила здесь бывать?
Жехорский привлёк дочь, и та сразу к нему прильнула.
– Честно говоря, не знаю. – Жехорский невольно кинул взгляд на золотые купола Новодевичьего монастыря. – Боюсь, что она вообще про это место не знала. Мы ведь, когда её не стало, в Петрограде жили.
Какое-то время они стояли молча, любуясь открывающимся видом. Потом Машаня спросила:
– Папка, ты не знаешь, зачем по лесу геодезисты шастают?
– Если ты имеешь в виду тех, что попались нам по дороге сюда – знаю, – улыбнулся Жехорский. – Они площадку под строительство университета намечают.
– В Москве собираются строить ещё один университет? – удивилась Машаня.
– Нет, мы просто собираемся вынести существующий университет за пределы Садового кольца, – пояснил Жехорский. – Это место – одно из трёх возможных, куда он может быть перенесён.
– Хорошо бы – сюда, – мечтательно произнесла Машаня. – Я бы здесь училась…
– А вот это точно нет, – огорчил дочь Жехорский. – Строительство начнётся не скоро, и к тому времени, когда оно завершится, ты уже закончишь учёбу в университете.
– Жаль, – вздохнула Машаня. Потом как-то странно посмотрела на отца. – Можно, я у тебя спрошу?
– Спрашивай, – разрешил Жехорский.
– Правда, что ты пишешь все указы, а Вавилов их только подписывает?
– Откуда ты извлекла подобную глупость? – удивился Жехорский.
– Из Жанки Коганович! – рассмеялась Машаня. – Она меня ещё «кардинальшей» дразнит. Сказать, почему?
– Не надо, – отказался Жехорский.
О том, что заместитель председателя Государственного Транспортного Комитета СССР (ГТК) коммунист Лазарь Коганович в числе прочих недоброжелателей за глаза называет его «серым кардиналом» при Президенте СССР, ему было известно.
– Права твоя Жанка только в одном. – Жехорский взглянул на дочь. – Составлением текста указов занимается не один Президент. Для этого у него есть большая группа помощников, и я среди них. Но подписывает указы Николай Иванович сам, никто в это время у него за спиной не стоит, и уж тем более рукой его не водит. Усекла?
– Усекла! – кивнула Машаня.
– И давай-ка ты Жанку поменьше слушай, – посоветовал Жехорский.
– Так я и не хочу слушать, – вздохнула Машаня, – да приходится: она ведь за соседней партой сидит. Папка, ответь, почему её отец на тебя так сердит, вы ведь одно дело делаете?
– А с чего ты взяла, что он сердит на меня? – удивился Жехорский. – Нет, дочь, это он на себя сердит. Не понимает в полной мере Лазарь Моисеевич того дела, которое делает, а впотьмах-то работать кому уютно? Вот и сердится. А поскольку признавать этого не хочет, то и ищет виноватых вокруг себя. Не было бы меня, нашёл бы кого другого.
– А заменить его разве нельзя? – спросила Машаня.
– Вот вырастешь, выучишься и заменишь! – отшутился Жехорский. Потом решил сменить тему разговора: – Ответь-ка мне вот на какой вопрос, – обратился он к Машане, – что ты думаешь о Соединённых Штатах Америки?
– Это наш самый большой торговый партнёр и самый непримиримый идеологический противник! – не задумываясь, выпалила Машаня.
– Молодец, вызубрила, – похвалил Жехорский, – и в чём эта самая непримиримость состоит?
– В том, что у американцев на первом месте стоит жажда наживы, а у нас – жажда знаний. Папка, кончай меня экзаменовать!
– Уже кончил, – поспешил успокоить дочь Жехорский. – Тем более что ответила ты верно. То, что американцы – безусловно, великая нация – попутали приоритеты и поставили наживу впереди знаний – это их большая тактическая ошибка. Заметь, дочь, тактическая! А вот в стратегии мы с ними почти во всём совпадаем. И у нас, и у них основным государственным приоритетом является Кодекс Звезды.
– Кодекс Звезды? – удивилась Машаня. – Никогда не слышала…
– И ни от кого, кроме меня, не услышишь, – подмигнул дочери Жехорский, – потому что я его сам придумал.
– Расскажи! – попросила Машаня.
– Да там всё очень просто. Я имею в виду, Кодекс Звезды очень прост: светить всем!
– И это всё? – удивилась Машаня.
– А чего больше-то? В переложении на государство это означает предоставление равных прав и свобод всем, в этом государстве рождённым, всем без исключения!
Машаня задумалась, потом в сомнении покачала головой:
– Но ведь и у них – я имею в виду негров – и, если присмотреться, у нас, существует неравенство. Откуда оно в таком случае берётся?
– Вот! – поднял палец к небу Жехорский. – Откуда неравенство… Я ведь не зря давеча сказал «рождённый». Человек под Кодексом Звезды рождается свободным. Свободу он начинает терять потом. Против воли: из-за цвета кожи, классовой принадлежности, и т. п. Или добровольно: в основном, из-за лени, хотя тут можно долго спорить, и найти, в конце концов, ещё тысячи причин.
