Андрей Посняков - Корсар с Севера
От злачного заведения Шехбийе до дворца бея было… ну, минут десять, если быстрым шагом. Носильщики шли быстро…
Задернув вуаль, ушлый секретарь вытащил из-под полы халата острый узенький ножик. На всякий случай оглянувшись – нет, задним носильщикам вряд ли что видно, – сноровисто поддел печать на свитке ножиком и, осторожно перерезав шнурок, бегло прочел послание. Хмыкнул. И вытащил из поддерживающего вуаль шнурка точно такую же желтую шелковую нить, как и недавно разрезанная. Поплевав на печать, приложил ее на несколько секунд к нагретой от солнца стойке и плотно прижал ее к аккуратно перевязанному свитку. На все про все ушло минуты три.
Когда носилки остановились перед воротами дворца, Кятиб ибн-Гараби прошел во двор, расшугав слонявшихся без дела слуг. На смуглом лице секретаря играла усмешка. Что ж, господин Джафар, Джафар аль-Мулук, Кятиб ибн-Гараби, конечно, ничего не имеет против тебя, но… Помнится, ты как-то раз неосторожно пошутил по поводу его бороды…
– Кто такой этот Абу-Факр? – Осман-бей быстро пробежал глазами послание. – И откуда он знает о том, что Джафар снюхался с Мехмедом Фатихом и хочет занять мое место?
– Абу-Факр – очень уважаемый человек, повелитель, – глубокомысленно кивнул Кятиб ибн-Гараби, узнавший это имя только сейчас, из письма. – Он пользуется большим влиянием у всадников пустыни и, как я неоднократно слышал от купцов, очень уважает тебя, о надежда правоверных!
– Уважает, говоришь? Видно, и в пустыне живут неглупые люди.
– А знает он обо всем тоже через купцов. И о султане, и о связях с ним Джафара.
– Подлый предатель!
– Воистину так, о луноликий! – Кятиб ибн-Гараби повалился на колени. – А о том, что этот недостойный сын шакала Джафар хочет стать владыкой Туниса, ты, повелитель, и сам давно знаешь.
– Знаю… Ты вот что. О письме пока молчи, а что делать с Джафаром… подумаем.
– Может, как вернется из похода, в яму его?
– Хм. Нет, слишком уж много он сейчас значит. Вот если б раньше, когда еще жив был старый Селим. Да, может, со славою и богатством вернется он из земель неверных. Куда уж тут сразу в яму? Нет, подождем… Подождем, но запомним. А потом… Мало ли, налет на гяурские города окажется неудачным… Да если и удачным… Я слыхал, Джафар аль-Мулук не очень-то справедливо делит добычу, а, Кятиб?
– Воистину так, повелитель!
Нежно-голубое море играло барашками волн. Теплые брызги заливали форштевень. Над самой водой проносились крикливые чайки.
Быстрокрылый корабль Китаба ибн-Хасана входил в гавань Сеуты. Мощные стены, пушки, апельсиновые деревья. Флаги с крестом на башнях. И церкви. Пусть католические. Но ведь все равно христианские.
Строгая стража, придирчивый досмотр. Да не слишком придирчивый – ибн-Хасана здесь знали.
С большей подозрительностью пялились на Олега Иваныча и его подростковую компанию. Флавию даже ущипнули. Та тут же высказала стражникам все, что про них думала. Правда, по-итальянски, как привыкли выражаться рыбачки Калабрии.
Судя по хохоту стражников, они ее поняли.
Китаб ибн-Хасан чуть задержал на выходе капитана стражи. Сунул пару монет, заодно справился по поводу судна в Италию. На хорошем португальском языке справился.
– В Италию? А зачем тебе Италия, ибн-Хасан? Ладно-ладно, не буду лезть в твои контрабандные дела. Хороших ты себе пассажиров взял. Особенно пассажирку. В Италию… Гм… Ха! Тут вчера причалил Гасан-стамбулец. Ты его должен знать. Так вот, он уже завтра собирается отплывать обратно в Стамбул, через Сицилию и Морею. Подойдет Сицилия?
Ибн-Хасан переадресовал вопрос подошедшей Флавии.
– Сицилия? Да! Конечно. Сколько денег возьмет этот Гасан?
Капитан, приподняв открытый шлем, улыбнулся в усы:
– Думаю, с тебя много не возьмет, красотка!
Договорившись с Гасаном – действительно, тот много не взял, – к вечеру собрались. Приготовили вещи. Флавия отправила вперед брата вместе с Гришаней – тот вызвался проводить. Сама же прошла в кормовую каюту, крохотный закуток, любезно предоставленный ей ибн-Хасаном по просьбе Олега Иваныча еще в самом начале плавания.
Олег Иваныч заглянул, проходя мимо. Флавия лежала лицом вниз на узком самшитовом ложе, закрыв лицо руками. Плечи ее дрожали. Плачет?
Олег Иваныч погладил девчонку по волосам:
– Ну, что ты? Случилось что-нибудь?
– Случилось, Ялныз Эфе.
– Но что? Кто тебя обидел?
– Ты!
– Я?!
– Ты не замечал, как я смотрела на тебя там, в этом проклятом оазисе, когда ты вез меня на коне, ночью? Не замечал, как в Бизерте я старалась угодить тебе? Не замечал, как я плакала ночи напролет в этой каюте, потому что ты даже не смотрел на меня! Ни разу не подошел, не прижал к себе, не поцеловал… Почему ты такой, ну? Ты не хочешь меня, потому что… потому что тебе противно? Противно, потому что я… была наложницей? Да, мной обладали все. Но это не значит, что я их хотела! Так ответь же, я тебе противна?
Олег Иваныч не знал, что и думать. Робко протянул руку…
Флавия перестала рыдать, взяла его ладонь, прижала к себе. Потом вдруг улыбнулась – озорно, почти по-детски. Обхватила Олега Иваныча руками за шею, осыпав поцелуями, повалила на ложе. Затем отстранилась и все с той же улыбкой медленно стянула с себя длинное зеленое платье, купленное на базаре в Бизерте, обнажив дивное тело, несколько исхудавшее, но от этого вовсе не менее прекрасное.
– Ты будешь самым последним подлецом, Ялныз Эфе, если прогонишь меня сейчас!
Громко кричали чайки на мачтах фелюки стамбульского негоцианта Гасана. На корме, у ограждений, стояли двое: Марко и Флавия, брат и сестра. Невольники, обретшие свободу. Не без помощи Олега Иваныча и Гриши, которые, стоя на причале в гавани Сеуты, махали им руками.
По лицу Флавии медленно текли слезы. Плакали и Марко, и Гриша. Даже Олег Иваныч нет-нет да и покашливал смущенно…
Эти люди – Марко и Флавия – стали родными. Настолько родными, что Гриша предложил им поехать в Новгород, на что Марко недоуменно рассмеялся. У них с Флавией была своя Родина. И своя дорога. Дай Бог, чтобы дорога эта оказалась счастливой.
А его дорога? Олег Иваныч вздохнул. Но не с грустью. С надеждой и радостью. Новгород… Белоснежные стены, солнце в куполах церквей, люди. Вольные новгородские люди. Софья. Друзья – Панфил Селивантов, Олексаха, архиепископ Феофил…
– Что плачешь, Гришаня?
– Хорошие они люди, Флавия с Марко. Жаль расставаться. – Однако не только от этого плачу. – Он вдруг рассмеялся. – Ведь как же, Олег Иваныч, ведь дошли… ну, почти дошли уже… Прямо не верится, а ведь скоро дома будем!
А ведь и вправду – скоро! Вдруг запершило в горле. Неужели кончилось все? Турецкое рабство, галеры, пиратская кровавая вольница. Бесконечные пески, ветер, приносящий жар близкой пустыни, города, утыканные башнями минаретов. Города. Да, по-своему красивые, сказочно богатые, но… чужие. Чужие, чужие, чужие.
А так хотелось вновь увидеть свои! Упасть на траву перед детинцем, напиться прямо из Волхова! Обнять крепко Софью – поди, и не ждет уже? – да заказать на радостях молебен в Софийском соборе.
Олег Иваныч посмотрел в небо. Выцветшее, южное.
Дул северный ветер, пахнущий цветущими яблонями, проплывали по небу полупрозрачные облака, накрывая стены крепости быстрой невесомой тенью. И эти стены, стены Сеуты, на миг показались родными, новгородскими, а северный португальский ветер… ах, как он пах яблоками, совсем так, как пахло в саду у Софьи, на Прусской… Пусть он дул из Португалии, этот ветер, но это был ветер с севера, ветер, пропитанный запахом яблонь. И для Олега Иваныча, и для Гриши, для них обоих, сейчас это ветер с Родины.
Доберемся! Дойдем! Уж малость осталась. Еще чуть-чуть и… здравствуй, Господин Великий Новгород!
