Андрей Муравьёв - Паладины
Арабы быстро наладили две подвесные люльки, на которых довольно споро вытягивали из каменной ловушки раненых и живых христиан.
К полудню наверх перебралась уже половина отряда. Несмотря на полученную помощь, крестоносцы с опаской присматривались к своим новым союзникам. Впрочем, как и те к ним.
С бунтующим шейхом пришло около трех десятков человек. Почти половина из них были воинами его родового клана, с виду – обычными арабами, но большинство составляли ушедшие в «подполье» посвященные. Некоторые из них вызывали оторопь у благочестивых Христовых воинов, например, пара глыбообразных здоровяков с непропорционально малыми головами, приземистый бородатый крепыш, вроде тех, с кем бились здесь прошлой ночью, клыкастая образина с зеленоватой кожей, несколько высоких альбиносов с глазами на пол-лица. Свой отряд шейх собирал по ходу движения – каждый день после выхода из селения к ним присоединялись один или два новых воина.
Если бы не раны и чудовищные потери, Горовому было бы не избежать бунта. Но дубины ночных тварей смирили горячий норов франков. Кнехты зыркали, но верили, что перед ними не враги. Пока верили.
– Когда кто-то из его осведомителей сообщил, что вас заманивают в ловушку, Гассан сразу собрался на выручку. – Сомохов следил за тем, как двое слуг жарят на вертеле разделанную тушу барана.
Раненых крестоносцев осматривал пришедший с шейхом лекарь. Тех, кто мог вытерпеть небольшой переход, укладывали в гамаки, привязанные между лошадьми. Тяжелораненых перевязывали на месте, окуривали их дымами, отпаивали загодя приготовленными отварами и заставляли глотать пилюли. Седобородый араб, целитель из Хорезма, заявил, что четверо из тех, кого уже подняли наверх, не доживут до утра, но остальных он выходит.
Костя посмотрел на шейха, руководящего подъемом христианского воинства. Не походил вождь бунтовщиков на доброго самаритянина.
Видимо, то же подумал и Горовой.
– Чего ему надо?
Сомохов пожал плечами:
– Я уже слышал, ну а вам он повторит сам.
Шейх не заставил себя ждать. В развевающемся халате, с поясом, из-за которого торчали сразу три рукоятки кинжалов, предводитель бунтовщиков походил на мечущуюся перед прыжком пантеру. Из-под золоченого шлема гневно рвалась пылающая в глазах ярость.
– Не думал я, что вас так легко можно убить. Казалось мне, что франки получше переносят ночи в горах! За сутки потерять семь десятков отличных воинов?!
Горовой скрипнул зубами:
– За две ночи…
Ибн-Саббах подождал, но подъесаул не стал развивать эту тему.
– Все равно… Если это все, кто у вас остался, то мы зря проделали такой путь. Нас все еще мало для штурма цитадели.
Костя подобрался:
– Так капище все-таки существует?
Шейх склонил голову набок:
– А вы сомневались? И проделали такой путь?!
Малышев стушевался.
– После такого… – Он обвел площадку руками.
Вся она была устлана телами. Раненые лежали вперемежку с теми, кто не дожил до прихода помощи. Немногие способные передвигаться самостоятельно или шли к лекарю, или помогали команде, поднимающей из котловины соратников.
Ибн-Саббах поджал губы. Ситуация его раздражала, но отказываться от объяснений он не стал:
– Мы с вашим другом заключили договор. Он помогает мне в моей борьбе, я ему – в возвращении домой. Наши пути совпадают – и мне и вам нужно одно и то же.
Он присел на валун.
Разговор велся на русском, отчего подбредающие к ним крестоносцы только раздраженно качали головами и отходили.
Шейх продолжил:
– Капище недалеко отсюда. И установка пока там. Я это знаю точно… Но с теми людьми, которые есть у меня и остались у вас, взять этот приз будет невозможно. Гагиинары – прекрасные строители. Горы – их вотчина. У себя они будут почти непобедимы. – Он еще раз испепеляющим взором окинул тела распластавшихся на скалах крестоносцев. – А воинов я здесь вижу… мало!
– Гагии… Кто? – вопрос вырвался у Кости и Тимофея Михайловича одновременно.
Гассан ткнул пальцем в уродца из его отряда, помогавшего остальным:
– Этот народ боги создали для работы в своих шахтах. Когда создатели разочаровались в людях, они начали экспериментировать. Все мы – жертвы этих опытов. – Глаза шейха сверкнули. – Гагиинары… Гаги верны Перворожденным и будут с ними до конца. В них вложено слишком много покорности, слишком мало желания думать. Сурнок служит мне, потому что я – его хозяин. Меньше их любят свободу только магалаши, такие здоровенные образины, которые только и могут, что тачки в темноте возить и коридоры своими тушами перегораживать.
– Гоги и магоги?
Ибн-Саббах удивленно посмотрел на ученого:
– Их иногда зовут гаги и малаши… Но гоги и магоги? Вы слышали о них?
Археолог молчал, о чем-то усиленно думая. Губы Сомохова беззвучно шевелились, будто он дискутировал сам с собой.
– В Ветхом Завете все не так.
Ибн-Саббах презрительно скривил губы:
– Книги… Один услышал, рассказал второму, третий записал…
Шейх отвернулся от задумавшегося ученого и сказал Горовому:
– В крепости почти двести гагиинаров, и один Аллах знает, сколько магалашей. А у нас…
Тимофей Михайлович упрямо наклонил голову:
– В долине у горы – еще сотня. Если их не вырезали, как нас.
Лик шейха посветлел.
– Ну, будем надеяться, что Пятый пророк помогал им лучше, чем вам.
2
Лагерю повезло больше. Той же ночью, когда на попавших в ловушку крестоносцев обрушился первый штурм, отряд Венегора обстреляли и спустили на него камнепад. Но попытка уничтожить христиан не удалась. После ухода основных сил, чтобы занять скучающих стрелков, фламандец приказал им строить укрепленный стан подальше от склонов гор, куда и перебазировал всех своих людей незадолго до захода солнца. Так что рев летящих валунов только напугал стреноженных, выгнанных на выпас лошадей, а обстрел и вовсе не причинил вреда. Противник побоялся отходить от склонов, и стрелы доставали крестоносцев уже на излете.
Все, чего добился враг, – заставил утроить бдительность. За следующий день воины Венегора выкопали рев и поставили частокол, сведя под корень небольшую рощу.
Вторую ночь за пределами лагеря шумели больше, стрелки подходили ближе, но на приступ опять никто не пошел. Задача ночных гостей состояла в том, чтобы удержать христиан от посылки подкреплений основному отряду. И они этого добились… На еще одну ночь. Когда караван, везущий раненых и мертвых воинов, начал спускаться в долину, на середине пути его остановили воины с красными крестами на груди. Венегор шел на выручку.
Радость от встречи товарищей быстро сменилась ужасом от осознания потерь.
Спуститься и добраться до стана успели с последними лучами солнца. Ибн-Саббах, доставивший христиан в их лагерь, предложил оставить здесь тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, и уйти на север, в проходы между скал. Ночевать в укреплении, о котором известно врагу, шейх считал безумием.
Но раненых было слишком много. Крестоносцы даже слышать не хотели о таком. Не покинули своих и русичи. Гассан поцокал языком, покачал головой, но решение не изменил:
– Слишком долго я собирал своих воинов, слишком мало их у меня. Я не могу позволить им погибнуть этой ночью. – Шейх помедлил и добавил: – Если вы уцелеете, то утром я выведу вас отсюда.
Из лагеря арабы уезжали на рысях, бросая тревожные взгляды на близкий закат.
…Ночью пришли твари.
Рой стрел обрушился на кибитки и составленные щиты. Раненых загодя убрали под телеги, к бою готовились… но нападение удалось. Не знакомые с ночной атакой кнехты из тех, кто оставался в лагере Венегора, очумело трясли головами. Вместе со стрелами на долину обрушился рев, будто сотня раненых львов бьется в истерике. По сгрудившимся у частокола воинам побежала волна разговоров, перешептываний. Многие начали оглядываться назад.
Тут ударили магалаши. Здоровенным порождениям гор не нужны были катапульты. Обломки скал, валуны летели в выстроенную людьми стену, выбивая целые фрагменты, ломая крепкие стволы, как спички, переворачивая выставленные в круг кибитки, опрокидывая приготовившихся к защите рыцарей и кнехтов. Но это был близкий враг. Защелкали арбалеты стрелков, остальные поудобней перехватили древка копий и секир.
– Не выходить! Никому не выходить!
Горовой напрасно надрывал голос – все безрассудные смельчаки полегли в каменном мешке еще прошлой ночью. Теперь франки знали сильные и слабые стороны врага.
В темноту полетели горящие стрелы, и на поле вспыхнули загодя приготовленные костры, обильно политые смолой. Яркие сполохи высветили десятки громадных фигур, окруживших лагерь. Теперь залпы арбалетчиков стали куда более точными. Со стороны неприятеля послышались крики боли.
Магалаши, то ли бесстрашные до безрассудства, то ли глупые до неприличия, все так же перли в свет костров, приближаясь к частоколу на расстояние броска. Валуны летели в крепость христиан сплошным потоком, вышибая вкопанные столбы и раня защитников, но теперь ночным исчадиям приходилось платить за это приличную цену. Всаживая по три – пять болтов в крупные мишени, люди убивали их одного за другим. Как бы ни были живучи твари, полуметровые толстенные стрелы, способные при попадании оторвать руку обычному смертному, валили их все чаще. Исполинские фигуры клонились к земле, поле перед лагерем покрылось холмами из мертвых тел.
