Р. Скотт Бэккер - Воин Доброй Удачи
Северяне были обречены.
И Сорвил вновь подумал в немом изумлении, что эта война реальна…
Отведя глаза от зрелища, он посмотрел на адепта, сидящего на измученном пони с выступающими ребрами, каждое из которых резко оттеняли свет и тьма.
– Зрелище из моих снов… – пробормотал Эскелес.
Сорвила встревожили его бегающие глаза, приближающаяся паника.
Он непроизвольно протянул руку и сжал круглое плечо толстяка, чтобы успокоить, как сделал бы король Харуил.
– Помни, – сказал он, произнося слова, в которые ему страстно захотелось поверить, – на этот раз Бог идет рядом с нами.
– Да… – ответил бородатый кудесник, прочистив горло. – Ко-конечно…
А потом они услышали многоголосый хор человеческих голосов, который летел, словно эхо в завывающем ветру, и слышались в нем надежда, гнев и вызов, больше всего вызов.
– «Плач нищего!» – крикнул кто-то позади. – Вот ненормальные!
И все услышали слово среди хриплых воплей, застольную песню, взметнувшуюся к небесам. Издалека неслась она из надорванных глоток людей, и неминуемая гибель обернулась легендарной славой. Поредевшие линии северян устояли…
Священная армия одолела неизмеримое Полчище.
Но вот раздался другой звук, скрежещущий рев… промчавшийся сквозь тьму по дрогнувшим травам.
Подоспевшие шранки.
Позади них.
Невообразимая бойня.
Каютас со своими наместниками знали, что фланги можно быстро окружить, но благодаря предкам им также было известно, что окружение может стать результатом случайности, если шранки нападут всей толпой. Подстегиваемые безумным желанием, они скорее всего просто побегут навстречу людям и их мерзкому запаху, постоянно отклоняясь от курса из-за толпы собратьев, бегущих перед ними. В этом случае Полчище рассыплется по сторонам, как потоки воды, бегущие по желобам. Но от тех, кто достигнут концов галеотских флангов, останутся только брызги по сравнению с потоками сверху.
– Полчище взовьется, как взбитые волосы у айнонийских куртизанок, – объяснил Каютас смеющимся командирам. – И локоны непременно рассыпятся по нашим щекам. И только несколько завитков пощекочут нам подбородок.
Такое бесчестное задание по обороне лагеря и тыла было передано лордам Великого Похода. Так называемые «карнизные фаланги» разместились в разных концах основной линии, сформированные из бесстрашных воинов, обученных сражаться во всех направлениях. Троицы Сваяли зависли вверху, нанося удары по бесчисленным шранкам, бурлящим вокруг них. А кидрухильцы вместе с танами и рыцарями следили за порядком на смутно видных равнинах между ними.
Если картины, нарисованные принцем-империалом, наполнили воинов ожиданием легкой победы, то действительность быстро вывела их из заблуждения. Многие пали, споткнувшись на неровной земле с предательскими норами и муравьиными кучами. Граф Аркастор из Гесиндаля, известный своей жестокостью в бою, сломал шею прежде, чем вместе со своими галеотскими рыцарями встретил хоть одного шранка. С другой стороны, вся эта темнота и безумные метания масс были на руку похотливым кланам. Отряды слились в одну большую когорту для легкого нанесения ударов, но успели только удивиться яростному приступу противника. Разбитые отряды один за другим отправлялись в лагерь, пустые глаза воинов были исполнены диким ужасом. Лорд Сиклар из Агансанора, двоюродный брат короля Хогрима, пал, пронзенный шальной стрелой, неизвестно где.
Лорд Хингеат из Гаенри пал в бою метательных орудий вместе со всеми ближайшими подчиненными, как и лорд Ганрикка, ветеран Первой Священной Войны, смерть которого многие оплакивали.
Так смерть косила людей, кружась в гибельном вихре.
Но, несмотря на потери в стане людей, никто из выживших тварей не смог переступить границы лагеря.
Люди бежали в мир, освещенный колдовским сиянием.
Спасались, словно за их спиной край земли осыпался в прах.
Обманчивая полость, поблескивающая, как груда металла у огня. Свет, который может погаснуть под натиском ужаса. И тяжелые доспехи, тянущие к земле, и каждый миг – предчувствие падения в грязь.
Сознание не справляется. Глаза мечутся в поисках несуществующего пути, пытающиеся пронизать окружающий мрак.
Упрямец скакал под Сорвилом галопом, словно пес, по невидимой земле, задыхаясь от пыли. Цоронга, взглянув на Сорвила, заметил, как рыдания рвутся наружу сквозь гримасу ужаса на его лице. Остальные казались просто тенями…
Мир под их ногами разлетался в клочья. Все было предоставлено на растерзание шранкам.
Рабский Легион.
Пронзительные вопли, и четырнадцать оставшихся в живых сционов.
– Они погонят нас, как мы гнали рабов по Трехморью, – выдохнул адепт, – доводя до истощения, пока от голода не начиналась лихорадка. А потом, дойдя до того места, где шранки учуют запах человеческой крови в воздухе, цепи разрубали и рабов заставляли бежать…
Сорвил бросил охваченный ужасом взгляд через плечо, в непроницаемую тьму, которая скрежетала и ворчала позади них…
И увидел, как Эскелес полетел на землю со спины споткнувшегося пони, шлепнулся, как рыба на разделочном столе.
Натянув поводья, он крикнул Цоронге остановиться, спрыгнул на землю и бросился к неподвижному адепту. От пронесшихся мимо сционов остались только шлейфы рассеивающейся пыли. Он вдохнул дрожащий от криков воздух, резко остановился. Потом закинул кудесника себе на спину, выкрикнул что-то, но не услышал собственного голоса. Подняв глаза, скорее почувствовал, чем увидел, натиск беснующихся шранков…
И улыбнулся на мгновение. Король конных рыцарей умирает за левнерааль…
Последнее унижение.
Твари повернулись к нему, словно нависнув над его распростертым телом. Бледные лица, дикие, безумные. Оружие, вымазанное кровью. Сполохи над головой. Множащийся страх.
Сорвил смотрел на них, не переставая улыбаться, даже когда тело напряглось под занесенными мечами. Он ясно видел подскочивших к нему…
И тут вокруг них вспыхнуло голубое сияние, образовав накаленную защитную полусферу.
Нарастающий рев пронесся над ними, и Сорвил очутился в волшебном пузыре, гроте, где можно было перевести дух.
Пыль и песок метались, кружились меж кожистых стеблей травы. А снаружи раздавался вой, лязгало оружие, и сжатые кулаки потрясали со всех сторон.
Он смотрел на них с каким-то опустошенным изумлением: белые плети рук, зубы, похожие на разбитые раковины, алчный блеск бесчисленных черных глаз…
Каждый вдох давался с трудом.
Эскелес, вырвавшись из забытья, расплакался, со стоном посмотрел по сторонам, замахал кулаками. Сорвил обнял его за плечи, стараясь унять панику. Опрокинул толстяка на спину, прижал к земле и закричал:
– Посмотри! Посмотри на меня!
– Не-е-е-т! – простонал тот с белой от пыли бородой.
Штаны его потемнели от мочи.
– Делай! – рявкнул Сорвил, стараясь перекричать натиск обезумевших тварей, которые колотили и царапали волшебную оболочку.
Трещины побежали по светящейся пленке, извилистые, как полет мошек.
– Ты должен что-то сделать!
– Вот, вот оно! Благостное Седжу! Бла… бла…!
Сорвил со всей силы ударил его по губам.
– Эскелес! Ты должен! Сделай что-нибудь!
У адепта школы Завета растерянно забегали глаза.
– Жирный дурак! Предупреди Великий Поход!
Каким-то образом последний окрик привел кудесника в чувство, человека, который принес в жертву все во имя аспект-императора. Заудунианин. Аскет. Его глаза стали осмысленными. Протянув руку, он с заверением сжал плечо молодого короля.
– С-свет, – выдохнул Эскелес. – Да, свет!
Он отстранил Сорвила и встал, пошатываясь, на ноги, хотя его защитное поле начало распадаться. Свечение, исходящее от его монотонного пения, прорывало лохмотья колдовского купола. Хрипло визжащие твари заметались, задрожали, как струны на ветру. Из десен их сочилась кровь. Воспаленная кожа покрыта слизью и гноем. Оружие с зазубренными краями задрожало в их руках от злобы и судорог. Сотни черных глаз, устремленных на Сорвила, сверкали, пылали от алчности и неистовства. На губах пузырилась слюна…
Будто ночной кошмар. Или фреска на стене в преисподней, выбеленная донельзя сиянием колдовской песни адепта. Слова в ней были настолько обтекаемые, что смысл ускользал, к тому же их заглушал ужасный рев Легиона, эхом прорываясь сквозь невидимые каньоны.
И она словно пронизывала все существо толстого кудесника, столбом вырываясь из-под земли, слепила глаза, останавливала нападающих белым соляным сиянием…
Возносилась ввысь, освещая подбрюшье хмурого ночного неба.
Небесный Перст.
Генерал Каютас первым заметил столб света посреди шума и криков, посреди бушующего моря шранков с островками северян и лучами света сваяльских ведьм, словно прорывающимися сквозь грозовые тучи и освещающими неиссякаемые воды. Он увидел свет в промежутке между сыплющимися арками стрел и сверкающей струной белого света на южном горизонте…
