Виктор Зайцев - Дранг нах остен по-русски
На все эти приятные хлопоты ушли две недели, за которые поляки успели собрать войско и привести его под стены Варшавы. Небольшое войско, тысяч двадцать-тридцать сборной солянки из дружин богатых панов и мелких шляхтичей. Самым плохим оказались слухи, что в войске идёт вновь избранный король Речи Посполитой Стефан Баторий, со своей трансильванской дружиной. Запорожцы, призванные на помощь, подойти не успели. Чем и решил воспользоваться Шеттингоф, опасавшийся конницы, как бы ни были скорострельны магаданские орудия. Вспомнив совет Николая, однажды поймавшего именно шведскую конницу на подобный крючок, Шеттингоф повторил диспозицию сражения под Кируной двухлетней давности. С коррекцией на увеличенное количество войск, и, творческим подходом.
По центру шведских позиций были выставлены два десятка магаданских пушек, тесно составленных, но веером, что давало разброс картечи по фронту до полукилометра на расстоянии двести метров. Это было единственное направление шведских укреплений, никак не оборудованное защитными средствами. На правом и левом флангах, шведы добросовестно расставили рогатки и выкопали окопы. В них устроились четыре полка магаданского типа, изготовленные к стрельбе из ружей. Остальные полки алебардщиков и копейщиков засели в редутах, впереди линии окопов, готовые встать на защиту стрелков при прорыве польских войск. В том, что поляки начнут атаковать, никто не сомневался. Хорошо, хоть дали развернуть ряды шведам, да выкопать укрытия.
Так и оказалось, следующим утром, после молебна, польское войско двинулось в атаку. Полки, сформированные из шляхетского ополчения, шли вперёд ровно, так, как стояли. Конница привычно отошла на фланги, скапливаясь для решительного удара. Шеттингоф напряжённо ждал, что часть кавалерии отправится в дальний охват, в тыл шведам. Нет, самоуверенные шляхтичи посчитали такие тактические уловки излишними, при более, чем двукратном численном превосходстве своей армии. Пешие полки неспешно надвигались на окопавшуюся шведскую армию, поляки не спешили, надеясь сохранить силы для последнего рывка.
Шеттингоф неспешно прогуливался на пригорке, отсчитывая секунды до выстрелов картечью. Вот и они, долгожданные залпы пушек. Генерал остановился, рассматривая действие магаданской дальнобойной и скорострельной артиллерии. Частые и уверенные выстрелы пушек выкосили весь центр наступающей армии поляков. Правый и левый фланги польской армии, пройдя немного вперёд, начали останавливаться, растерянно глядя на исчезнувший центр. Полоса атакующих войск шириной до двухсот метров по фронту в центре польской линии атаки исчезла. Десяток пушечных залпов смахнул с поля боя добрые две тысячи жолнежей, атаковавших в самом центре польской армии. Многие из них остались живы и теперь звали на помощь, понимаясь и падая, поднимаясь и падая, стонали, кричали, проклинали. Поляки, глядя на погибших за пару минут сотни товарищей, начали терять самообладание.
Командиры хоругвей криками выправили положение, продолжив наступление на остальные позиции. Против батареи шведских пушек так никто не появился. Шеттингоф вперился взглядом на позиции конницы, которая не трогалась с места. Всадники нервно кружили на конях, но не трогались с места, глядя на своего командира. Пушкари вновь открыли огонь, развернув орудия вправо и влево, выкашивали картечью всё новые ряды наступающей пехоты. Разрыв в атакующих порядках становился всё шире, достигая третьей части общей ширины фронта. В это время в бой вступили ружья, наступление замедлилось по всему фронту, россыпная стрельба из ружей совершенно не страшно, незаметно, выкашивала пехоту не хуже картечи.
Минут через пять до польских командиров дошло, что они рискуют потерять всё пешее войско, так и схватившись со шведами в рукопашном сражении. Обойти по флангу конница уже не успевала, об отступлении храбрые поляки даже не подумали, выбрав единственный мужественный вариант – атаку на пушечную батарею. Несмотря на то, что польские командиры видели невиданную скорострельность шведских пушек, совместить увиденное с заложенным в памяти не получилось. Велика инерция мышления, особенно у военных. Из личного опыта польские полководцы знали, что конная атака достигнет любого артиллерийского отряда не более, чем за пару выстрелов. Воеводы рискнули потерять сотню всадников, но, добиться полного разгрома шведов. Иначе польская пехота бесславно погибнет, не добравшись до врага.
Конная лава из пяти тысяч всадников ринулась в узкий проход в центре шведских позиций, невольно вытягиваясь в колонну, чтобы не поранить коней на рогатках. Шведские пушкари быстро развернули орудия и открыли беглый огонь картечью, выкашивавшей польских гусар целыми эскадронами. Однако, количество атакующих постепенно переходило в качество, с каждым залпом выжившие всадники надвигались всё ближе к шведским орудиям. Даже поддержка с флангов ружейным огнём не дала нужного результата. Казалось, ещё минута-другая, и польские всадники ворвутся на шведскую батарею. Это почувствовали сами поляки, завыли, закричали, предчувствуя перелом в сражении.
Именно тогда, неожиданно для поляков, открылись заложенные хворостом стенки ближайших к центру поля боя шведских редутов. В появившиеся бреши сразу ударили картечью шведские орудия во фланг наступающей коннице. Всего по пять орудий справа и пять слева, но, магаданских, то есть, скорострельных и дальнобойных. Эти картечные залпы отсекли атакующую колонну от подходящих подкреплений, непрерывность конной атаки разрушилась. Падающие на землю от картечи передовые польские отряды неожиданно увидели, что за ними никто не идёт. Никто не атакует вместе с ними шведскую артиллерию, а оставшиеся в живых польские кавалеристы спешат укрыться за спинами пехоты.
В своём стремлении уйти с линии орудийного огня польская кавалерия растоптала своих же наступающих пехотинцев. Началась паника, перешедшая в повальное отступление. Только тогда выпустил из тыла Шеттингоф немногочисленную шведскую кавалерию, заняться любимым делом – преследовать отступающего врага. Шведская пехота занялась сбором трофеев, любимым занятием каждого наёмника, и, впервые за последний год, сбором огромного количества пленных. К вечеру, когда вернулась шведская кавалерия, шведы собрали более десяти тысяч пленных поляков. Все они подлежали отправке в метрополию, для этого Шеттингоф срочно формировал конвойные отряды.
Едва убедившись в отправке всех пленников вниз по Висле, Шеттингоф скорым маршем поспешил на Краков, предоставив полякам самим хоронить своих заступников. Под шведским присмотром, естественно, возникновения чумы в шестнадцатом веке боялись все, а Николай не постеснялся вбить в головы офицеров, что заразные болезни часто вызываются не захороненными трупами. Точно так же магаданский посол прививал своим союзникам зачатки гигиены, особенно офицерам и младшим командирам, благодаря чему не боевые потери армии Шеттингофа пока оставались минимальными, особенно, среди солдат магаданского строя. Это весьма наглядный пример заставил задуматься многих шведских офицеров.
Ещё неделя пути до Кракова для шведов стала прогулкой, после оглушительного разгрома польского ополчения под Варшавой мэры городков открывали ворота, встречая шведов с городскими ключами. Армия Шеттингофа откровенно отдыхала, подкрадываясь к будущей жертве, подобно охотящейся львице, безразлично глядя в сторону, чтобы в самый неожиданный момент прыгнуть и сломать шею антилопе. Краков, напуганный судьбой Варшавы, тем не менее, собирался обороняться, надеясь на высокие стены внешне неприступной крепости. Шведы, с учётом полученного под Варшавой опыта, не спешили, словно получали удовольствие от своих действий.
Они за пару дней проломили стены крепости в самых удобных для штурма местах, после чего приступили к захвату крепости, расстреливая немногочисленных её защитников с расстояния в сотню метров. Массированные вылазки и атаки осаждённого гарнизона шведы пресекли с двух раз щедрыми залпами картечи из скорострельных пушек. После падения Кракова назначенный Шеттингофом комендант немедленно организовал восстановление разрушенных оборонительных сооружений. Тем временем, трофейные команды организованно грабили город, вывозя не только ценности для шведской короны, но и пленных ювелиров, алхимиков, книгопечатников и прочих грамотеев, для лучшего друга Швеции – Николая Кожина. Авторитет магаданцев и одобрение союза с ними рос с каждым выигранным сражением.
В Кракове шведы задержались на месяц, город оказался гораздо богаче Варшавы, тут их застал обоз из Мурманска с боеприпасами, да два полка присланного из метрополии подкрепления. Шеттингоф оставил в Кракове шведский гарнизон и двинулся на восток, предстояло захватить и ограбить Львов. Отступивший в Гродно, после варшавского поражения, Баторий спешно стягивал все резервы и набранное ополчение к будущему белорусскому городу. Западная часть Речи Посполитой, населённая в основном, поляками, осталась брошенной без защиты. Этим и спешил воспользоваться шведский генерал, направляя свою армию на Львов. Этот город предстояло ограбить, подобно Кракову и Варшаве, вывезти трофеи и пленников, пока никто не мешает шведам хозяйничать на беззащитной Польше.
