Марик Лернер - Цель неизвестна
Доктор кивнул с задумчивым выражением на лице. Понятное дело — конкуренты, задирающие цены на Востоке, без надобности.
— Кажется, я уеду из России состоятельным человеком, — сказал он, протягивая руку.
— А зачем вообще ее покидать? Напротив, зовите знакомых специалистов сюда. Моя страна предлагает вам неограниченные возможности. Деньги, меха, земли. Надо лишь приносить ей пользу и не противопоставлять себя местным жителям. Разве, приехав в другое государство, вы показываете, насколько не уважаете его людей? Воспитание не позволит, пусть и не ангелы там обретаются. Но они все разные, есть и замечательные, и мы тоже. Постарайтесь понять окружающих, их заботы, побуждения и стремления. Так намного приятнее и легче жить. Атам, глядишь, еще и возвращаться не захочется.
Глава 10. Прогрессивное лечение
— Я думаю, в госпитале без труда обнаружится подходящий экземпляр пациента для демонстрации, — захлопывая дверь, говорю Санхецу.
Лечили в нашем заведении в основном острые заболевания или травмы. Причем люди с достатком редко обращались сюда. Предпочитали вызвать на дом немецкого профессионала. Да московское население обращалось к врачам лишь в крайних ситуациях. Люди жили традициями по принципу «Бог дал — Бог взял». Старики и хронические больные умирали дома, «по-простому», ни разу не побывав в больнице.
Обернулся и, что не так часто со мной случается, растерялся. Очередная радость на мою голову. Под стенкой сидит на корточках Керим. Рядом торчит с обескураженным видом Андрюха. Вывести слабо, да и агрессии незваный гость не проявляет. Сидит себе спокойно и смотрит невесть куда.
Поодаль из-за угла выглядывают сразу три девчонки, числящиеся нянечками-санитарками. Всем любопытно полюбоваться на очередное чудо. Подобные типы в восточных халатах нас редко навещают. Я и не упомню, случалось ли за все время моей деятельности во флигеле.
— Ты чего здесь делаешь? — спрашиваю у гибко поднявшегося навстречу мужчины. — Вольную получил? Ступай домой.
— Возвращаться мне некуда.
И тот мешок, что лежит на полу, — его имущество, судя по всему.
— И если я свободен, — практически без акцента отвечает Керим, — выходит, имею право поступать как мне угодно?
Он типа пришел ко мне навеки поселиться? Ну это уже наглость.
— И отныне собираешься торчать у меня под дверью?
— Что происходит? — озабоченно спрашивает доктор. — По-русски он по-прежнему улавливает с пятого на десятое, и мы общаемся в основном на немецком. — Этот человек опасен?
— Это смотря кому, — на том же языке говорит невозмутимо Керим. — Господину Ломоносову — нет. А вас, человек хороший, я не знаю. Может, оторвать ему голову? — Это уже ко мне, и притом явно демонстративно, на том же вполне разборчивом германском наречии.
Я уже давно привык к разнице в произношении и редко затрудняюсь при общении. Классического хохдойча здесь не услышишь. Ко всему и сам объясняюсь далеко не правильно. Мои познания идут из швейцарского кантона, где изначально существует разница с германскими или австрийскими. А за триста лет проваливания в прошлое добавилось дополнительно. Но здесь встречаются очень разные иностранцы — от итальянцев до шотландцев, — и язык, невольно вырабатывающийся в общении, включает в себя слова из разных стран. Английские, французские вкрапления в речи никого не изумляют.
— А чего меня спрашиваешь? Ты же свободный человек.
Санхец покосился с кислым выражением лица. Видимо, предложение прибить ему не пришлось по душе.
— Потому и спрашиваю, — невозмутимо поведал, — пока рабом был, за меня отвечал хозяин. А теперь я сам по себе. Мне он не мешает, а вам, может, да? Так скажите.
Это или какая-то очень хитрая философия, недоступная сразу моему школьному разуму, или прямое предложение на манер Андрюхиного. Ты начальник — и приказы выполняются. Только парня я не первый день знаю и приблизительно представляю, на что он реально способен. А что выкинет этот странный тип, не представляю.
— Михаил Васильевич! — орет не ко времени знакомый голос, и топот, будто стая слонов с костылем скачет. — Есть! Нашел!
Это наш сторож. Отставной солдат на деревяшке. Тупой как валенок, со второго раза усваивает приказания, отчего доверить ничего, помимо рубки дров и парочки столь же интеллектуальных занятий, нельзя. Неизвестно чем закончится. Зато имеет огромное достоинство — не пьет. У него проблемы с желудком: как глотнет чего покрепче, так корчится в судорогах.
— Чего нашел?
— Так человека, как вы просили!
— Я?
— С переломом.
А, да. Что-то такое Павлу говорил в его присутствии. Оказывается, со слухом, в отличие от желудка, у сторожа полный порядок.
— Есть такой! Сам пришел! С крыши упал и руку вот эдак держит, — показывает он.
— Веди его сюда! — суя копейку и получая кучу благодарностей, нетерпеливо говорю.
Замечательно. Удачно совпало. Еще и второй опыт для наглядности проведем.
— Андрюха! Бегом к Журавлеву, пусть все приготовит. Воду, повязки, что он изладил под моим руководством.
— Я знаю.
— Так чего стоишь? А ты, — уже моему нежданному гостю, — приходи вечером, поговорим нормально. Только, Керим, тебя ведь так зовут?
— Да. Можно и Керим.
А можно и Вася? Странно прозвучало. Придется и с этим разбираться.
— Ты можешь как-то переодеться, чтобы не так пялились?
Он определенно с иронией посмотрел на меня, затем на доктора и в заключение на себя. Типа чем отличается его прикид от нашего. Я — чисто по-московски в кафтане, врач — в немецком камзоле и белых чулках.
— Сделаю.
— Вот и ступай пока, — радуюсь. — А мы, — переходя вновь на немецкий для Санхеца, — займемся делом.
Мужик с крыши оказался отменным экземпляром. Глаза мутные, изо рта несет сивухой на добрый километр. Но это еще пусть, и не такое видели. Гораздо противнее были ползающие по нему вши в добрые полкило весом. Как можно откормить, и в таком количестве, я не представляю. Противно до невероятия. Даже подходить неприятно.
Привели его двое детишек неопределенного возраста, истощенные на манер узников концлагеря. Все кости наглядно выступают, будто для составления атласа по анатомии. За собой не смотришь — так за детьми ухаживай. Тот еще скот.
— Этих сначала помыть, затем накормить, — приказываю. Судя по оживившимся грязным физиономиям, предложение им понравилось. — Расспросить об именах, где живут.
Ни в коем случае нельзя их отпускать. Папашу придется пристроить в сарай под замок, и желательно зафиксировать, иначе больше я его не увижу, и все труды насмарку. Значит, и пацанов лучше держать под рукой. Надеюсь, распробовав угощение, не сбегут.
— Пожалуй, ребра с пятого по седьмое сломаны, — сказал доктор после осмотра. — Достаточно тугой повязки. А вот на руке перелом лучевой кости. Вот здесь, — прикоснулся он пальцем, и мужик, вскрикнув, попытался его ударить левой.
Санхец оказался не промах и уклонился не хуже тореадора от нападения разъяренного быка.
— Нам такое лечение не нужно, не правда ли? — спрашиваю серьезно, набирая в шприц заранее приготовленный морфий в пробирке. Погнал назад, с сожалением наблюдая за брызнувшим препаратом.
Антонио шевельнулся.
— Лучше не допускать наличия внутри воздуха. Неизвестно куда он пойдет и как отреагирует сердце. — Точнее, я точно знаю последствия. Проверял. Кролик умер. Правда, на человека такая малость может и не подействовать, но проверять духу не хватило.
Санхец кивнул и посмотрел определенно с уважением. Вон какой я предусмотрительный и скрупулезно готовлюсь до начала лечения.
— В нормальной ситуации лучше все же выяснить правильный вес для определения точной дозы согласно таблице, я ее не зря давал, ребенку может оказаться доза большой, взрослому малой, но и дети бывают достаточно крупные, а мужчины недокормленные. Это важно.
— У меня диплом есть, — с легкой иронией сообщает.
Так, похоже, не особо мои откровения Санхецу важны.
Элементарные сведения и без моих повторений получил давно. Обижаться глупо. С его точки зрения, данные поучения неуместны.
— Здесь у нас взрослый мужчина без признаков интеллекта, и спрашивать бесполезно. На глаз приблизительно семь с половиной пудов будет. Держите его, ребята, — скомандовал подручным. Получать по роже чисто рефлекторно неприятно, да и здоровый жлоб на удивление. — Конечно, гораздо удобнее было бы иметь стеклянный цилиндр с делениями для наглядности при взятии дозировки, но существует проблема герметичности. Поэтому пока пользоваться придется доступным мне способом. На поршне нанесена насечка. А плотность его прилегания необходимо проверять постоянно.
Тщательно протер смоченной в спирту выстиранной предварительно тряпочкой кожу на здоровой руке, мысленно пожурив себя за очередной прокол. Вату делают из хлопка. Надо обязательно заказать у Ибрагима, а попутно прошерстить лавки восточных людей. Ведь они вроде в халаты набивают. Значит, с давних времен производят и полно должно быть. Гораздо удобнее пользоваться нормальным материалом. Использовал — выкинул. Пары пудов надолго хватит, вряд ли дорого.
