Юрий Никитин - Империя Зла
Юсуф поклонился, довольный, что дар принят, ибо дарящий всегда выше того, кому дарит, медленно отстегнул ножны с Зул-Икрамом, протянул обеими руками Иуде:
– Этот кинжал моему предку подарил великий воин и султан Саладдин, когда тому исполнилось шестнадцать. Этот кинжал принесет тебе счастье, как приносил удачу всем, кому принадлежал.
Капрал с фотоаппаратом вился вьюном, едва не запрыгивал на стол, щелкал и щелкал, едва не визжал от счастья. Иуда принял двумя руками, на миг их пальцев встретились. Кинжал тяжел, широкие массивные ножны сплошь покрыты драгоценными камнями, на которые можно вооружить дивизию и еще прикупить пару ультрасовременных истребителей.
– Я не нахожу слов, – ответил он, потому что в самом деле не находил. Юсуф умен, они с ним окончили университеты одного уровня, хоть и в разных странах, он умеет просчитывать на много ходов вперед, а этим подарком укрепляет свое положение, к славе бесстрашного командира добавляется и слава щедрейшего, который умеет видеть и ценить доблесть даже в противнике. – Я не нахожу слов... но пусть Небо и стены этого блиндажа будет свидетелями, что я ничего не забуду и всю жизнь буду стараться быть достойным этого подарка.
Он чувствовал затылком горячее, как южный ветер, дыхание троих своих командиров. Больше на свадьбу пригласить не решился: араб пришел с четырьмя, он тоже, а женщина не в счет, тем более – для араба.
Глава 33
За спиной прозвучал ломкий голос капрала Гурджихая:
– Передали, что ребе задерживается минут на десять.
– Что-то случилось?
– У джипа заглох мотор.
Иуда в бессилии стиснул кулаки. Весь мир старается не дать ему взять Сару в жены. Даже техника воспротивилась.
– Выслать навстречу мой!
– Его взялись подвезти на бронетранспортере, – сказал Гурджихай торопливо. – Иначе бы вовсе к вечеру. Если вообще бы сюда добрался.
Иуда напрягся, быстро огляделся. Солдаты ловили каждое его слово. Слишком заметная мишень, мелькнула паническая мысль. У арабов здесь пристрелян каждый метр. И бронетранспортера жалко, и обряд может сорваться...
– Быстро, – распорядился он, – навстречу! Останови, где успеешь, а сюда пешком. Объясни, пусть не обижается.
Капрал, побледнев, понял, выскользнул быстрее зайца. Иуда повернулся, сразу посуровевший, к Юсуфу и его молчаливым гордым мюридам, широким жестом пригласил к столу.
Все, и арабы, и израильтяне, за стол опускались в напряженном и настороженном молчании. Лейтенант Исаак порывался включить музыку, но застывал на полдороге с протянутой рукой, как марионетка, которую дернули за ниточку. Черт знает, что арабам взбредет в голову, когда услышат израильскую свадебную. И вообще черт знает, чего от них ожидать. Что явились именно на свадьбу, ясно, и что не собираются устроить бойню, тоже ясно, но это сейчас, когда все идет вот так... но как предусмотреть, что эти сумасшедшие сочтут оскорблением или нарушением соглашения?
Хаим сбивался с ног, с него пот лил в три ручья. Красный и распаренный, он лез во все щели, пихался со своей телекамерой. Арабы держат непроницаемыми лица и прямыми спины, за стол опустились с достоинством хозяев, которые принимают гостей более низкого звания. Долг хозяев, понятно, гостеприимство, теплые слова, вежливые наклоны головы, на самую малость, чтобы не уронить достоинство, не унизиться, а самое главное, чтобы эти проклятые и презренные отщепенцы не сочли, что благородные дети Аллаха в чем-то себя роняют.
Из всех израильских офицеров только Иуда держался с такой же горделивой осанкой, достоинством шейха, ничего не замечал, кроме сияющих глаз Сары. По крайней мере, так казалось всем, кроме арабов, которые видели как иногда напрягается его спина, как слушает Сару в полуха, как при его широкой дружеской улыбке он видит и слышит все, что делается даже за дверью блиндажа.
Иуда сам расставил по столу, зловеще улыбаясь, девять одинаковых солдатских кружек. Арабам, привыкшим и в окопах питаться так, как израильские генералы в ресторанах, вряд ли понравится такая посуда. Но пусть видят, с каким противником схлестнулись. И если попадут в плен, то по всем международным законам, им придется есть то же самое, что и армия победителей.
Опасный момент был, когда Иуда на правах хозяина сам раскупорил шампанское, а потом застыл в нерешительности, глаза метнулись на арабских гостей. Твердые губы Юсуфа слегка раздвинулись, показывая белые зубы, крупные и безукоризненно ровные:
– Аллах позволяет правоверным в чужих землях молиться, не зная, в какой стороне Мекка, и разрешает жить жизнью местного люда!
Иуда с облегчением перевел дух, торопливо плеснул себе первым, древний обычай, да увидит гость, что не отравлено, а заодно и крошки от пробки достанутся хозяину. Затем налил Юсуфу и гостям, своим офицерам, а последней – Саре, его женщина должна уметь поступаться внешними признаками предпочтения, ибо она единственная знает всю правду о нем и его настоящих предпочтениях.
Шампанское поднялось оранжевыми солнечными шапками, пена неспешно свесилась через края, словно не решаясь оторваться.
Иуда выпрямился, солдатская кружка в правой руке, шампанское плещется на самом донышке:
– Я нарушу обычай, но я хочу предложить тост за мужскую честь и благородство! Я знаю людей, которые не поняли бы... и не поверили. Но мы все здесь...
Он чувствовал, что говорит путано, проклятая жизнь в России не развивала умение говорить длинно и красиво, как умеют кавказцы и арабы, даже его командиры смотрят непонимающе, только проклятый араб, похоже, понял.
Юсуф прервал на полуслове, сделав вид, будто не сообразил, что израильтянин еще не закончил:
– Когда вершится акт благородства, – он поднялся с такой же солдатской кружкой, как и Иуда, взглянул поверх пенистой шапки на Сару, потом на ее жениха, – то во всем мире должны умолкать пушки. Аллах не прощает, когда стреляют в спины... Когда влюбленные Фархад и Ширин бежали через пустыню, их не тронули ни змея, ни песчаный лев, а когда скорпионы заползли на спящих, они не тронули жалом влюбленных, и поползли дальше... Деревья давали тень, горный орел поймал для них и бросил зайца, а олива склонила ствол, когда нужно было перебежать глубокий ручей. Так неужели мы хуже бессловесных тварей?..
Похоже, он вовремя почуял, что израильтянин вот-вот предложит тост за него, арабского противника, и, не желая дать врагу выказать такое благородство, поспешил отмести его как неуместное. Как можно благодарить за вещи, сами собой разумеющиеся?
Второй араб, имени его Иуда не запомнил, проговорил коротко:
– Когда говорит любовь, то ее слушает Небо. Кто мы, чтобы с ним спорить?
А третий сказал еще короче:
– Будьмо!
Залпом выпил, не дожидаясь других, крякнул и понюхал рукав, и никто из израильтян не мог вспомнить, в каком арабском племени есть этот дикий обычай, только в руках Хаима телекамера дрогнула, и он оглянулся с таким видом, словно его окружила дюжина арабов с длинными чубами на бритых головах.
Юсуф провозгласил:
– За любовь!.. За счастье Сары и ее избранника!
Иуда сдержанно поклонился. Краешками глаз видел как все припали к кружкам, даже Сара задержала дыхание и отчаянно выпила до дна, ее Иуда говорит, что пить надо только так, по крайней мере, – за любовь, такой обычай в той стране, где он родился.
Все сели, только Юсуф остался стоять, красивый и гордый, с прямой спиной и горящими глазами. Судя по всему, смекнул, что израильтянин в невыгодном положении: долг хозяина обязывает ко многому, да и к тому же явился из страны, где не умеют ни держаться за столом, ни поднимать тосты, ни вести себя с достоинством – как за рулем автомобиля, так и за столом.
Его рука пошла вниз с пустой кружкой, лейтенант Исаак поймал его взгляд и, то ли повинуясь старшему по званию, то ли тоже потому, что арабы гости, поспешно раскупорил вторую бутылку. Легонько стрельнул пробкой, пена побежала по пальцам, плеснул себе, а Юсуфу наливал медленно по стенке кружки, краем глаза наблюдая за вожаком террористов.
Юсуф царственно кивнул, струя солнечного напитка тут же пресеклась, но оранжевая пена продолжала подниматься, пока не сравнялась с краями. Все взгляды скрестились на Юсуфе. Он выпрямился, красивый и белозубый.
– Я предлагаю и второй тост за любовь! – сказал он твердо. – Это высшее, что есть на свете... и что мы мало ценим. Я говорю так, потому что, в отличие от вас... не обижайтесь!.. видел страшную Империю Зла, где любовь искоренена!.. Кто может вообразить целую страну, целый народ, где любви не просто нет... но даже быть не может?.. Я видел тот страшный мир! Я бывал в нем.
На него смотрели кто с удивлением, кто с недоумением, только в темных глазах напряженного командира израильтян он видел странное понимание.
– Говори, доблестный Юсуф, – сказал он, – я ее тоже видел!
– В этих краях, – сказал Юсуф вдохновенно, – любовь есть. Кто усомнится, пусть взглянет в чистые глаза этой девушки!.. Но любовь осталась только на этой стороне планеты! На той стороне... на той стороне – звериная целесообразность. Любовь же нецелесообразна, экономически невыгодна, и потому там давно уничтожена. Вместо любви там секс, общедоступный и безопасный. Секс, да простят мне за столом, как с людьми, так и с животными... Любви на Темной Стороне нет, ибо требует слишком многого, а человек там стал мелок!
