Владимир Поселягин - Офицер Красной Армии
Омельченко, который изрядно порылся в этом архиве, был с ними полностью солидарен и требовал как можно быстрее отправить папки на большую землю. Я тоже воспользовался возможностью пополнить огневую мощь своего отряда, так что благодаря трём краснозвездным транспортникам, к нам были доставлены три стодвадцатимиллиметровых миномёта, мины к ним и что важно шесть бойцов-миномётчиков. Это ещё не всё, из-за больших потерь, от обоих мотострелковых взводов осталось едва десяток уцелевших бойцов, да и взвод Путянина понёс потери, следующим рейсом, с которым я буду возвращаться сюда, будет переброшена элита войск Красной Армии два десантных взвода полного штата. Я из них четыре мотострелковых взвода сформирую, как раз людей хватит, а бойцы, прошедшие со мной горнила боёв, станут костяком этих подразделений.
— Пора, — сказал подошедший Омельченко.
— Знаю, — вздохнул я, наблюдая как первый самолет, на котором находились раненые и часть архива Гестапо, переваливаясь на неровностях, начинает разбег, второй самолёт занял его место. Мы же направились к третьему.
Я успел со всеми попрощаться и раздал необходимые приказы. Мангруппа до моего возвращения должна вести себя тише воды ниже травы, тренируя подразделения на совместную работу. Есть им ещё чем заняться пока меня нет. Туже технику надо привести порядок, подремонтировать, пуст занимаются.
Пройдя в салон, я сел на скамейку, по бокам меня подпёрли Омельченко и Борисов, лейтенант Бризова с нами не было. Он остался с отрядом, продолжая командовать сапёрами.
Наконец самолёт после жуткой тряски оторвался от поверхности поля, и громко ревя моторами, пошёл на взлёт. Я не смотрел в иллюминатор, всё равно там темно, стояла безлунная ночь. Разве что грузовики что освещали поле, но сейчас они должны были собираясь в колонну совершить тридцатикилометровый марш к основному месту сосредоточению мангруппы. Командовал группой старший лейтенант Свиридов, Маргелов и Малкин находились на месте основного лагеря и не сопровождали нас.
Спать не хотелось, я успел вздремнуть пару часов пока мы ехали к этому полю, где ожидалась посадка транспортников, мне хватило. Потом они прилетели. Опознались и мы включили иллюминацию. Там приём миномётов, миномётчиков, погрузка-разгрузка, и вот он, взлёт. Даже рассказать особо нечего, буднично всё как-то было.
К моему удивлению, но линию фронта перелетели мы абсолютно благополучно, совершили посадку на одном из прифронтовых аэродромов, где у нас сняли всех раненых, отправив их в госпиталь, дальше мы после дозаправки летели двумя самолётами в сопровождении звена истребителей.
Когда рассвело, мы как раз были на подлёте к Москве, но столицу, к сожалению, рассмотреть в иллюминатор я не смог, транспортники, сбрасывая скорость ещё на полёте к аэродрому стали снижаться, сразу же заходя на посадку. Видимо лётчики местный аэродром знали хорошо, сели как по писаному.
Когда оба транспортника замерли в конце взлётной полосы, подъехало две машины с сотрудниками госбезопасности, поэтому следующая ситуация несколько рассмешила всех присутствующих, кроме обереста естественно. Дело в том, что сначала самолёт покинул Омельченко, зацепившись языком с командиром прибывших, потом освобожденные нами из Гестапо и комендатуры, сотрудники разведки, оберест, которого сразу приняли бойцы госбезопасности и начали грузить в машину и следом за ним появился я с рукой на привязи и в форме офицера Вермахта. Меня тоже чуть не взяли под ручки, когда заржавший Омельченко сообщил что я свой, разведчик. Бойцы отступили.
Дело было в том, что вовремя боёв в Киеве одна гадская бронебойная пуля, пробив кузов нашего бронетранспортера, деформировалась, и влетела в один из моих сидоров, где лежала форма командира. Вот пуля и привела форму в полную негодность. Другого комплекта не было, да и по размеру подобрать не смогли, вот и пришлось лететь в своей боевой форме офицера Вермахта, тем более она оказалось очень неплохо подогнана мне по фигуре. А нормальной одеждой меня должны были снабдить в Москве. Не формой, а именно гражданским костюмом. Как это не забавно, я бы назвал этот казусом, но присягу я не давал и моё звание майора было чисто номинальным, тем более особо оно мне и не нужно было. Но это было моё мнение, как думают местные власти, я не знал. Правда, если судить, что я представлен ко второй Звезде Героя, похоже, считают своим.
— Всё нормально, нас уже ждут, но вечером, — сказал подошедший Омельченко, Баранов сопел рядом, пристально отслеживая всех, кто находился рядом. — Сейчас в госпиталь, пусть осмотрят твою руку… О, разведка появилась. Они нас позже ждали.
По полю к нам действительно двигались два грузовика и легковушка. Самолеты, в которых остались только папки с архивом охраняли бойцы госбезопасности, продолжали стоять на краю взлётного поля. У них остались только мы, остальных уже погрузили в подъехавшие машины и отправились к зданию аэродрома. В данный момент у одного из 'ЗИСов' урчала мотором наша 'эмка'.
Представители контрразведки, быстро оформили передачу архива в их руки, после чего принялись за погрузку, а мы втроём сели в легковушку и поехали к выезду из аэродрома.
Госпиталь оказался не так далеко как я думал, всего в десяти километрах от аэродрома. Там с меня сняли повязку, рвали по живому, долго чистили, извлекли мелкий обломок от автомата, после чего наложили новую повязку. Все время экзекуции я просидел со стиснутой челюстью. Было больно, но в принципе терпимо.
Борисов ждал меня у 'эмки', Омельченко не было. Когда меня увели в перевязочную, водитель отвёз его в управление, потом вернувшись за нами.
— Сейчас в гостиницу, товарищ майор. Устроимся, потом в ателье, там уже ждут, как вы и просили вам подгонят костюм и доставят потом его в номер.
— Хорошо, поехали.
Время было девять часов утра, двенадцатого мая. Сегодня был вторник, рабочий день, но народу на улицах Москвы хватало. Наблюдая в окошко за жизнью столицы, я вдруг заметил, как тучная женщина в форменном переднике устанавливает тележку с мороженым.
— Притормози, мороженого несколько лет не ел, — попросил я водителя.
Тот аккуратно припарковался в паре метров от продавщицы. Было забавно наблюдать за её лицом, когда из машины вылез крепкий такой немецкий офицер с рукой на привязи.
— Мать, почём у тебя мороженое? — спросил я подходя.
— Пломбир двадцать копеек, сливочное по двенадцать, — пролепетала та.
— Сержант, тебе сколько брать? — повернулся я к Борисову.
Тот был в советской форме, только без знаков различия и отчуждения как я на улице не вызвал. Костюм он ещё при посадке снял.
— Пломбир… два, товарищ майор, — улыбнулся он.
— Ладно, — хмыкнул я и попросил продавщицу. — Шесть пломбиров.
Наблюдая, как она ловко выдавливает на кружочки бумаги белое лакомство, я чуть не пропустил вопрос белобрысого паренька в пионерском галстуке. Тот стоял в окружении таких же мальчишек и девчат.
— А вы разведчик? — спросил он.
— Нет, юноша, — беря первые два кружочка и передавая их Борисову, ответил я. — Я командир моторизованного диверсионного подразделения.
Пока детишки шушукались, я забрал остальное мороженное, за него уже было уплачено, поле чего мы поехали дальше, лакомясь холодной сладость. Даже водитель от нас не отставал.
У входа в гостиницу и в фойе я привлекал внимание своей формой, правда многие видели, что кобура у меня на поясе не была пустой. Оформившись в двухместном номере, я, наконец, переоделся в принесённый дежурной по этаж костюм, видимо их держали специально для подобных случаев, и спустился с сержантом в столовую. Хотелось кушать. Нас накормили борщом и картофельным пюре с котлеткой. Чай тоже был ничего.
После этого мы направились в ателье к портному, тот ловко снял с меня мерки, ему не мешало даже то, что я не мог свободно шевелить левой рукой. Справился на раз-два-три.
А вечером за мной пришла машина с Омельченко, и мы поехали в Кремль. Было даже немного боязно, всё-таки увижу личность, которая действительно был в это время культовой.
22 мая. 1942 год. 21 час 46 минут по московскому времени.
Аэродром дальней авиации под Воронежем.
— Товарищ майор, — подбежал ко мне командир второго взвода десантников лейтенант Лучик. — Погрузка личного состава закончена.
Посмотрев на четыре транспортных самолёта, это были всё те же Ли-2, вроде тех, что вывозили нас на Большую землю, я скомандовал:
— Взлетаем.
Заняв своё место в последней машине, в салоне каждого самолёта находилось по двадцать два-двадцать четыре десантника, стал ожидать, когда наш самолёт тронется с места и начнёт полёт в глубину оккупированных немцами территорий. Рядом плечом к плечу сидели молодые парни, готовые порвать немцев как волчат. Напротив сидел старший политрук Новиков, тоже из десантников. Он у нас будет за комиссара. В общем, людей я набрал, осталось только вернуться. Согласно последней радиосвязи в мангруппе всё в порядке, разве что место дислокации сменили, много подозрительных личностей вокруг стало крутиться.
