Великий диктатор (СИ) - "Alex Berest"

В этот раз ехали мы в вагоне второго класса. Я практически весь путь провел на своей полке, бдительно охраняя наши чемоданы, так как дед совершенно безответственно бросил меня и отправился играть в карты с какими-то своими знакомыми. И даже пятнадцать марок выиграл.

Награждение лауреатов должно было пройти в парадном зале гостиницы «Сеурахуоне».

Вот туда-то и направилась наша большая компания. Как заверил нас Ээро Эркко, мест в зале хватит на всех, тем более что он успел телефонировать учредителям о количестве гостей со стороны меня, как одного из лауреатов.

На одном из перекрестков города мы попали в пробку из-за неразъехавшихся и сцепившихся саней. Так как нам было уже недалеко, то решили пройти пешком, не дожидаясь пока ликвидируют последствия дорожно-транспортного происшествия. А ещё через квартал наткнулись возле магазина колониальных товаров на игравшего на скрипке мальчишку лет двенадцати. При виде этого бедно одетого ребёнка, который старательно что-то пиликал на старенькой и облезлой скрипке, я моментально вспомнил песню Сергея Серкова — «Скрипач». И боясь, что могу потом не вспомнить текст, почти с угрозой в голосе потребовал у Ээро Эркко:

- Дядя Ээро, дайте мне лист из вашего блокнота и карандаш!

- Держи, - ничуть не удивившись моей просьбе, протянул он мне блокнот целиком и карандаш.

Найдя чистый лист, я принялся быстро переносить текст этой песни, тут же переводя на финский. Мальчишка же, прекратив играть, с удивлением таращился на меня и на остальных, которые тоже таращились на меня, стараясь понять, чем я занят.

Усталые пальцы, не чувствуя боли,

По струнам холодным скользят.

И звуки рожденные, вдруг поневоле

Застывшее сердце пронзят.

Играет мальчишка на старенькой скрипке,

Но в музыке слышат не все,

Что снег на ресницах - холодный и липкий,

А руки замёрзли совсем.

Мальчишка играет - играет Вивальди.

Что город подарит взамен?

Лишь пару монеток на скользком асфальте

Да холод бесчувственных стен.

Мальчишка играет - играет Вивальди.

Для серой и мрачной толпы

За пару монеток на скользком асфальте,

И в городе снежная пыль.

Играет мальчишка мелодию лета -

Понятно, что вьюга так зла.

В роскошных витринах всегда много света,

Но в них не бывает тепла!

А он и не ждёт ничего от прохожих -

Пускай себе дальше спешат.

Не может мальчишка замёрзнуть. Не должен!

Его согревает Душа.

Закончив писать, я, покопавшись по карманам, извлёк серебряную монету в две марки и протянул пацану, у которого глаза стали ещё больше. Но он замотал головой:

- Спасибо, херра. Но нельзя в руки. Удачи не будет. Положите в футляр.

Пришлось поклониться ему, наклоняясь к футляру от скрипки, в котором было несколько медных монеток разного достоинства, и добавить в их компанию благородного серебра. Следом за мной в футляр что-то опустили и все остальные представители нашей компании. А Ээро Эркко, получив назад свой блокнот и ознакомившись с написанным мной текстом, вдруг, внезапно, изменил свои планы и остался рядом с мальчишкой, принявшись у него что-то выведывать.

Награждение лауреатов затянулась, почти на два часа. Хотя их было не так уж и много. Сначала награждали бронзовых и серебряных лауреатов. Кроме медалей и сертификатов, от городской управы каждому досталось по небольшой денежной премии в сто и двести марок соответственно. Награждение проводил Эдуард Эрштрем, управляющий канцелярий статс-секретаря Великого княжества Финляндского, и Леопольд Мехелин, как глава города Гельсингфорс. Господин Эрштрем лицом и прической был отдаленно похож на вождя мирового пролетариата, а небольшая картавость придавала ещё больше сходства, что меня крайне веселило, хотя я и старался выглядеть серьезным.

Особенностью награждения было то, что всё мероприятие проходило на русском языке. Согласно недавнему указу о государственном языке. Вот только не все присутствующие могли правильно изъяснятся на древнем и могучем. Поэтому некоторые господа порой выдавали такие перлы, что вызывали откровенный смех у русскоязычных.

К моему удивлению, меня на сцену пригласили самым последним. Всё, видимо, из-за того, что Леопольд Мехелин, являющийся моим соавтором согласно договора, не хотел выставлять себя, как градоначальника, впереди всех остальных лауреатов. Золотая медалька, полученная мною оказалась небольшой, но довольно увесистой, чуть ли не сто граммов драгоценного металла. Кроме медали на шею и сертификата в конверте мне, в качестве подарка от города, достался земельный участок. Неожиданностью это не стало, так как все трое «золотых» лауреатов передо мной также получили земельные участки. Исключением стал Леопольд Мехелин, который не стал награждать сам себя чем-либо дополнительно.

Гром аплодисментов и вспышки сгораюшего магния при фотографировании несколько меня дезориентировали, так что, спускаясь со сцены, я чуть было не навернулся на ступеньках. Хорошо, что меня успел поймать за шиворот художник Альберт Эдельфельт, спускавшийся следом за мной после группового фотографирования.

- Осторожней, Матти! Никак у тебя голова закружилась от успехов, или ты так рад подаренному острову, что прямо падаешь с ног? - подколол меня он.

- Спасибо, херра Эдельфельт, - поблагодарил я мужчину. - Нет, просто немного ослеп от фотовспышек. А про какой остров вы говорили? - спохватился я, но художник ничего не ответил, а просто подмигнул мне, чем ещё больше сбил с толку.

Хоть Альберт Эдельфельт и был знаменитым художником, но даже у нас было две картины его работы. Которые он презентовал нашему кемпингу во время съездов финской партии. У нас, в главном домике кемпинга, собралась уже целая коллекция картин различных художников, которые они или рисовали у нас или привозили в подарок. Моим бабулям очень нравилась картина Эдельфельта — «Женщины из Руоколахти».

Добравшись в зале до своих, я попал в их тесные объятья. Меня обнимали, целовали, хвалили, тискали и ерошили мою шевелюру. А дед плакал. Надеюсь, что от счастья.

…..

Земельный участок и вправду оказался островом. На торжественном ужине в доме тети Хелены, ей муж, дядя Вэйкка и приглашённый Ээро Эркко, рассказали в подробностях об этом земельном участке.

Дядя Ээро, кроме бутылки коньяка для взрослых, принёс также свежий выпуск «Финской правды» с репортажем о сегодняшнем награждении, моим стихом «Скрипач» и небольшой статьёй с фотографией про мальчишку, благодаря которому и появился этот стих.

- О! Так это сын Илмара Киннуена? - удивился дядя Вэйкка после прочтения статьи.

- Дорогой. Ты его знаешь? А почему на улице не признал, - притворно возмутилась тетя Хелена.

- Я знал его отца, а не ребёнка, - огрызнулся дядя, и тётя тут же уткнулась взглядом в свою тарелку.

- Все знали его отца, - подтвердил и Ээро Эркко. - А как он умер с супругой от гриппа, так все про его семью и забыли. Я не про вас, херра Саари, - поспешил заверить вскинувшегося было моего дядю журналист. - Я про всё столичное общество. Это для вас, моряков, он был смотрителем маяка. А общество знало его как члена финской партии и радетеля финского языка. Вот про это и моя статья.

- Дядя Ээро, а правда, что мой земельный участок — это остров? - решил я сменить тему, так как наступившая тишина после слов политика ничего хорошего не предвещала.

- Да, - подтвердил он, так как уже успел ознакомиться с документом о передаче в дар мне земельного участка. - Городское неудобье, так сказать. Отдали то, что город никак не может использовать.

- Почему? - удивился я. В моём понимании, остров в городской черте столицы — это ого-го как круто.

- Томми! Сбегай в мой кабинет и принеси карту города, - отдал распоряжение сыну дядя Вэйкка. - Сейчас мы объясним тебе почему это так.

- И мне заодно, - неожиданно подал голос дед Кауко, за весь ужин произнесший не более пары слов.

- И вам, херра Хухта, - подтвердил хозяин дома.