Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход
Еще одним возможным объяснением столь прохладного приема была очевидная связь между царевичем Алексеем и коалицией французских крестоносцев с венецианцами, отношения с которыми у Константинополя складывались не слишком удачно. Император Алексей III использовал это недоверие для организации пропагандистского наступления. Крестоносцы писали, что он «отравил и аристократов, и плебеев ядовитыми речами о том, что… они [уроженцы Запада] пришли, чтобы разрушить древнюю свободу, стремясь передать страну и весь народ [папству] и поработить империю… Несомненно, этот рассказ настроил всех против нас».[379] Вдобавок к этому времени Алексей III управлял Византией в течение восьми лет — а у царевича Алексея не было опыта управления страной, и он вообще отсутствовал в городе несколько лет.
Для руководства крестового похода и для самого царевича полное отсутствие явной поддержки было чувствительным ударом. Можно представить короткий путь от Константинополя обратно в лагерь у Скутари в тяжелом молчании. Теперь крестоносцы прекрасно понимали, что слишком положились на уверения молодого человека и, что еще важнее — им придется сражаться, чтобы получить обещанные припасы. Ясно, что враждебность по отношению к царевичу Алексею со стороны жителей Корфу была адекватным предзнаменованием того приема, который ожидал его в Константинополе.
Четвертого июля 1203 года руководство экспедиции приняло участие в мессе, чтобы укрепить дух и получить моральную поддержку. Едва ли существовала какая-либо альтернатива военным действиям, и лидеры армии начали составлять план нападения. Войско, возглавляемое графом Балдуином Фландрским, было разделено на семь отрядов. Графу Балдуину было предоставлено командование первым отрядом, составляющим авангард, поскольку именно ему принадлежал самый крупный контингент опытных воинов (несмотря на потерю части фламандцев, отправившихся на Святую Землю через Марсель), а также наибольшее количество лучников и арбалетчиков. Эти стрелки могли сыграть решающую роль при создании плацдарма, когда армия крестоносцев начнет высадку на берег, поскольку стрельба смогла бы держать греков на Расстоянии, давая время для безопасной выгрузки основной массы рыцарей.
Второй отряд должен был возглавить брат Балдуина, Генрих. Он также состоял из фламандской знати и ее людей. Гуго де Сен-Поль возглавлял третью группу, вместе с Петером Амьенским, рядом с которым сражался летописец Робер де Клари. Граф Людовик де Блуа руководил четвертым отрядом; Мэтью Монморанси, Жоффруа де Виллардуэн и шампанские рыцари составляли пятый; Одо де Шамплит командовал бургундцами шестого отряда, и наконец, арьергард, состоявший из ломбардцев, тосканцев, немцев и провансальцев, находился под руководством Бонифация Монферратского. Венецианцы оставались присматривать за флотом.
Столь детализированная расстановка сил говорит о важности сохранения региональных групп при планировании порядка сражения. Из соображений дисциплины и дружеских отношений было необходимо по возможности сохранять существующие структуры в целости. Иногда такое распределение могло вызвать соперничество между отдельными контингентами — но в пылу сражения следовало соблюдать все предосторожности, чтобы сохранить жизненно необходимую сплоченность.[380]
Начало боевых действий было запланировано на следующий день. Крестоносцы должны были преодолеть Босфор и начать кампанию по штурму Константинополя.
Виллардуэн выразительно обрисовал ситуацию: «Войска должны были погрузиться на суда и отправиться завоевывать сушу, погибнуть или остаться в живых. Смею заверить, что это было одно из самых трудных предприятий, которые видел свет».[381] Для всех крестоносцев, от знатных властителей до простых пехотинцев, ночь с 4 на 5 июля была наполнена размышлениями и подготовкой к битве. Робер де Клари отмечал, что все люди «были исполнены страха перед высадкой».[382] Для ветеранов Третьего крестового похода ожидание серьезного сражения было хорошо знакомо, но для большинства воинов военное предприятие такого масштаба было необычным и потому пугающим испытанием.
В крестовом походе предполагалось духовное окормление, поскольку никто из воинов не мог сказать, увидит ли он следующий вечер. Каждому было необходимо принести полное покаяние в своих грехах и составить завещание. Епископы и священники призывали всех перед сражением очистить свои души от грехов. Сначала они проповедали перед войсками, а затем двинулись через лагерь, выслушивая исповеди крестоносцев, желающих примириться с Господом, причащали и испрашивали его покровительства.[383] Как писал Гуго де Сен-Поль: «Мы все же верили в помощь Господа и Его заступничество».[384]Это время использовалось также для последних организационных и материальных приготовлений. Оружие и снаряжение полировали, затачивали и чистили в последний раз, чистили рыцарских лошадей, собирали боеприпасы.
Крестоносцы собирались осуществлять штурм Константинополя в два этапа. Они отказались от мысли о лобовой атаке городских стен, предполагая вместо этого захватить пригород Галату, лежащий над Золотым Рогом к северу от основного города. Над водой здесь была протянута огромная цепь, которая защищала стоящий в бухте Золотой Рог византийский флот и оберегала сам город от атаки с этой стороны. Первой задачей крестоносцев было разорвать цепь и открыть путь в бухту, чтобы можно было подобраться к стенам Константинополя. В связи с небольшой численностью они должны были использовать единственное свое явное преимущество, то есть возможность действовать на море. Если бы им удалось получить доступ в бухту, это позволило бы одновременно использовать как сухопутные, так и морские силы, что, разумеется, давало лучшие шансы на успех.
Утро 5 июля выдалось ясным и тихим. Крестоносцы готовились к крупнейшему вторжению, проводимому одновременно с суши и моря, какое знала средневековая Европа. На борту транспортов, перевозящих лошадей, для рыцарей-крестоносцев седлали боевых коней, наряжая их в чепраки ярких цветов. Сотни серебряных труб трубили атаку, грохотали барабаны, и с этой волной звука началась осада Константинополя. Чтобы обеспечить по возможности безопасное движение, каждая галера буксировала на небольшое расстояние, которое составлял Босфор, транспортное судно. Таким образом можно было не опасаться капризов ветров или течений, сохраняя флот единым, что усиливало воздействие ударных сил. Со своей стороны император Алексей III привел свою армию в полную боевую готовность.
Гуго де Сен-Поль сообщает о том, что флот крестоносцев составляло более двухсот транспортных судов и галер.[385] Высадка настолько крупных сил перед лицом численно превосходящего противника была предприятием необыкновенной отваги, которое требовало строгой координации действий, благоприятных погодных условий и правильной расстановки воинов. Вильгельм Завоеватель, вторгшийся в Англию в 1066 году, располагал примерно такими же силами — однако его высадка в Певенси, к счастью для него, не сопровождалась встречей с армией противника. Многие осады в ходе крестовых походов, к примеру, захват Тира в 1124 году, включали одновременное нападение (не просто высадку) со стороны сухопутных и морских сил. Теперь воины Запада старались учесть подобный опыт, хотя план вооруженной высадки, разработанный для штурма Константинополя, значительно отличался от традиционной осады.
Крестоносцам противостояли многочисленные византийские войска, размещенные вдоль берегов Босфора. Робер де Клари отмечает, что дож сам принял командование морской частью операции и вел войска через пролив. Лучники и арбалетчики были выставлены на носы кораблей в расчете на то, что они смогут заставить греков отступить.[386] Когда транспорты с лошадьми подошли к берегу, были открыты ворота, выставлены сходни, и на берег в брызгах пены спустились рыцари верхом на своих боевых конях, что являло собой весьма устрашающее зрелище.[387] Лучники, пехотинцы и арбалетчики соскочили на берег, как только корабли встали на якорь.
Первые рыцари уже составили боевой строй и опустили копья для атаки — но греки, видя, что против них готовятся применить самую устрашающую тактику крестоносцев, просто повернулись и бежали. Гуго де Сен-Поль писал: «Все греки, собравшиеся, чтобы предотвратить нашу высадку, милостью Божией отошли на такое расстояние, что мы едва ли могли бы поразить их с помощью стрелы».[388]
Современные читатели, знакомые с историей ожесточенных сражений на берегах Нормандии во время Второй мировой войны, наверняка удивятся, почему византийцы не предотвратили высадку крестоносцев. Логично предположить, что именно в момент причаливания и высадки нападающие были более всего уязвимы. Хотя лучники и арбалетчики армии крестоносцев старались отпугнуть греков, все же странно, что они позволили кавалерии беспрепятственно сформировать ряды. Возможно, бесстрашие и новизна тактики крестоносцев оказались неожиданными для Алексея III (до этого времени едва ли кто-то предпринимал подобную десантную операцию), или же его войскам просто не хватило смелости для схватки — в любом случае это было не слишком доброй приметой для императора.{34}
