Алек Сэй - Reich wird nie kapitulieren!
Тем временем англо-французские войска вырвались на плато Обрук и начали наступление на Анкару. Опасаясь десанта британских морских пехотинцев, турецкое командование не решилось перебросить войска от черноморских проливов, а развернувшиеся от советской границы на запад силы, подвергающиеся постоянным бомбардировкам, застряли на горных дорогах между Карсом и Сивасом.
Последние попытки не допустить врага к столице турки предприняли возле Кочхисара, между озером Туз и рекой Кызылырымак, где наступали пять французских дивизий, а также под Джихайбейли, куда выдвинулись еще двадцать одна англо-французская дивизия и большая часть их танков. Еще четыре британских дивизий повернули от Коньи на северо-запад и двигались на Афьон-Кархисар, но были остановлены венгеро-турецкими войсками между горой Готрак и озером Эбер.
Бой под Кочхисаром вышел жаркий. 12-я и 17-я пехотные и Люлебургазская мотомеханизированная дивизии при поддержке 202-го тяжелого артиллерийского полка остановили атаку французов на сутки, и вообще вряд ли были бы выбиты с позиций, если бы не подавляющее превосходство противника в воздухе, а вот под Джихайбейли удержаться долго туркам не удалось — Вейган и О`Коннор предприняли атаку широким фронтом на позиции Стамбульского резервного корпуса, и буквально вдавили обороняющихся в сухую турецкую землю траками. Остатки защитников обоих городов были окружены под Кулу и, пятнадцатого марта, капитулировали. Шестнадцатого, без боя, пала Анкара.
Французы и англичане тут же организовали в захваченной столице марионеточное правительство, объявившее о капитуляции Турции и ее вступлении в войну против СССР, законное же правительство президента Исмета Инёню, перебазировавшееся в Стамбул, было объявлено низложенным.
Покуда Инёню крепил оборону в западной части Турции, а генералы восточной группировки, часто и с применением оружия, включая тяжелое, выясняли между собой, какому из правительств теперь следует подчиняться, да не следует ли вообще реставрировать монархию, О`Коннор совершил спешный марш на Самеун, разгромил высадившиеся там 16-ю пехотную дивизию Королевства Румыния и 95-ю бригаду легких танков РККА, загнал тех и других за Кызылмуран, и, тем самым, разрезал Турцию на две части. Теперь англо-французские войска могли спокойно наступать на Стамбул и Измир по долинной части страны, с юга от хребта Кёрбглу, однако двадцатого марта, под угрозой раздела между СССР, Германией и Венгрией, Речь Посполитая вступила войну против Франции и Великобритании. Немцы и русские начали перебрасывать свои силы с границ Польши, на границу с Бельгией, Голландией и Люксембургом. Мощицкий отправил всего один батальон танков 7ТР.
Английское и французское правительства наконец осознали, как глубоко и в каком месте они оказались. Треть их сухопутных сил находились в Турции и Финляндии, изрядная часть флота оказалась заперта в Балтийском море, где постоянно подвергалась авианалетам германских и советских ВВС (пока, правда, вреда от таких налетов было больше русским и немцам, хотя «Глуар» и был серьезно поврежден бомбами с ТБ-3 капитана Тимофея Хрюкина), а большая часть тяжелой бомбардировочной авиации оказалась сконцентрирована в Сирии. Если еще припомнить то, что германские и советские подводники устроили настоящую резню на морских коммуникациях «Новой Антанты», практически безнаказанно отправляя на дно военные грузы, да и гражданские тоже, ситуация становилась и вовсе швах.
Вейгану и О`Коннору дали срок в месяц для того, чтобы покончить с турецким сопротивлением, и… отозвали пять наиболее боеспособных дивизий, треть авиации и все тяжелые танки в метрополию.
Генералы честно попытались исполнить приказ, но на берегах Порсука были остановлены турецкими, румынскими, венгерскими, немецкими и советскими войсками, наконец-то наладившими хоть какое-то взаимодействие. Бои за переправы шли уже второй день, но теперь, утратившие подавляющее превосходство в воздухе, франко-британцы уже не могли просто разбомбить защитников к чертовой матери.
Капитан Рукавина хмыкнул. В этом бою счет по сбитым машинам был 7:3 в пользу обороняющихся.
Окрестности г. Валендорфа, расположение XIX корпуса
01 апреля 1940 г., десять утра
— А это что за коробочки? — поинтересовался Хальсен, провожая взглядом проезжающие в каком-то километре от позиции машины.
— Pz-V «Donner», новейший тяжелый танк. — охотно пояснил капитан Бейттель, командир второго батальона 3-го танкового полка. — Ничуть не хуже твоего КВ, Макс.
— Ну, это я бы поспорил. — зевнул тот. — Хотя, все возможно, конечно же.
Бригада тяжелых танков, где служил Макс Александр, была переброшена через Речь Посполитую, едва только дипломаты окончательно дожали Мощицкого, понявшего, что деваться ему, собственно, некуда.
Не то, чтобы Вермахт так уж сильно нуждался в поддержке танкистов РККА (хотя лишней, в предстоящем наступлении на Францию она тоже явно не будет), скорее это Сталин сделал ответный реверанс Гитлеру за Аландский бой. А заодно продемонстрировал «лучшему другу советского народа», как сам себя назвал Фюрер, что у этого самого народа вооруженные силы вполне на высоте, и ссориться с ним (народом) не стоит ни при каких условиях.
Новенькие КВ и БХ, надо сказать, полностью оправдали возложенную на них миссию демонстрации мощи РККА, чья репутация после бойни под Суомосалами изрядно пошатнулась. Едва советские танкисты разгрузились из эшелона (как они добирались — это была отдельная песня. Все дороги и железнодорожные пути были забиты направляющимися на запад войсками) и выдвинулись к месту дислокации, в бригаду, со всех сторон, потянулись немецкие офицеры, посмотреть на «чудо советской техники».
Т-28 на них впечатления не произвели. Машина была, в целом, устаревшая (на высказывания об этом комбриг лишь фыркал, и отвечал «Можно подумать, что Pz-I и PZ-II, это новейшие разработки!»), к тому же у немцев имелся на вооружении практически такой же танк, Panzerkampfwagen Neubaufahrzeug, он же Nb.Fz, в количестве аж целых трех штук. Специальный танковый батальон из этих машин и приданных им Pz-I, кстати, располагался в пяти километрах от позиций 14-й ттбр, так что его командир, лейтенант Ганс Хорстман, имел ежедневное счастье принимать делегации советских танкистов и выслушивать от них нелестные комментарии в адрес своих машин.
«Кристи русский» из бронеразведывательных рот,[46] даже и серии 7М, на немцев также не произвел впечатления. Танки Т-34, недавно начавшие поступать в бригаду, германские камрады тоже раскритиковали за неудачное башенное орудие Л-11, хотя, в целом, и признали, что машина вполне zeer gut. А вот самоходки «Богдан Хмельницкий» и танки «Клим Ворошилов» вызвали даже некоторую оторопь. Немецкая промышленность едва успела приступить к производству доработанного Pz-V Ausf.B, а тут в самой обычной бригаде машины ничуть не хуже, да еще и в количестве, превосходящем все танки «Donner» Вермахта вместе взятые. А ведь Сталин направил всего-то одну танковую бригаду и две пехотные дивизии, в Финляндии русские тоже на чем-то воюют, да и резервы наверняка есть… У немецкого командования появился повод серьезно задуматься.
— Ну и как вам машина, геноссе? — поинтересовался Хальсен у какого-то капитана-танкиста, едва ли не обнюхивающего его КВ уже минут десять как. Разговор этот состоялся на следующий, после прибытия советских войск, день, и шел, разумеется, на родном языке Макса Александра.
— Изрядно. — задумчиво отозвался тот, и повернулся к красному командиру. — Хотя, признаться, машины в такой раскраске я больше привык видеть в прицеле.
— Воевали в Испании? — харьковский немец волжского разлива спрыгнул с брони на землю и козырнул. — Капитан Макс Александр Хальсен.
— Капитан Андреас Бейттель. — представился тот. — Да, довелось под самый конец. Брал Гуадалахару. Однако, будь у республиканцев в Ториджа такие машины, черта-с два мы бы прорвались. А вы, я смотрю, — немец покосился на награды Хальсена, — тоже успели где-то отметиться.
— Халхин-Гол и Карельский перешеек. — кивнул Макс. — В самом начале войны с финнами как раз испытывал новые машины в боевых условиях, КВ в том числе. А против японцев еще на Т-35 дрались.
— Да, про ваши степные линкоры я читал. — улыбнулся немец немецкий немцу советскому.
Дальнейший разговор двух профессионалов свелся к чисто техническому сравнению машин разных классов и тактики их применения. К концу беседы оба танкиста пришли к выводу, что японские танки — полное шайзе, а японские танкисты… Это, простите, не танкисты. На почве этого консенсуса Хальсен и Бейттель, собственно, и сдружились.
Затем два новоиспеченных приятеля посетили расположение роты Бейттеля, где уже Хальсен принялся за изучение немецкой техники.
