Александр Баренберг - Затянувшийся полет - книга вторая(СИ)
Зал бункера управления взорвался восторженными криками…
На состоявшемся через месяц торжественном закрытом приеме в Кремле, после окончания официальной части, Сталин подошел к Королеву и Воронову:
- Молодцы! Видели бы вы морду американского президента, когда, перед открытием переговоров в Белграде, я подарил ему фотографию восточного побережья США, полученную со Спутника!
По мнению разбалованного технологиями двадцать первого века Андрея, в этой мутной фотографии не было абсолютно ничего впечатляющего, но на остальных она на самом деле действовала просто ошеломляюще.
- Ну, и когда планируете послать туда человека? — Вождь ткнул мундштуком трубки в направлении потолка.
- В течение трех лет, думаю, справимся, — ответил Главный.
- А кого? И как будете готовить к полету? — продолжал интересоваться руководитель государства.
- Отберем группу летчиков–испытателей, желательно с инженерным образованием, — пояснил уже Воронов. И неожиданно добавил: — А первым пройду проверки я!
- Чего? Размечтался! — забыв о присутствии Сталина, чуть не заорал Королев. — Чем тогда я хуже? Я мечтал о полете в космос, когда ты еще под стол пешком ходил!
- Не проблема, Сергей Павлович! — спокойно парировал Андрей. — Пройдете медкомиссию — без разговоров уступлю место! Все по–честному!
- Сам сначала пройди! — огрызнулся Главный конструктор, прекрасно, конечно, понимая, что в отличие от своего тридцатилетнего зама, в его сорок два шансов пройти комиссию маловато.
- Может и мне тоже попробовать? — ухмыльнулся в усы слушавший их перепалку Сталин.
Глава 21.
Два с половиной года напряженнейшей работы подошли к столь ожидаемому финалу. Андрей все это время совмещал обязанности, по сути, трех человек: зама Главного по летным испытаниям, ведущего инструктора по пилотированию космических кораблей в первом отряде космонавтов (а кому как не ему — опытному пилоту и, одновременно, разработчику самого корабля и его систем управления) и, наконец, слушателя в этом самом отряде. Конечно, пришлось пройти не только бесконечные медицинские комиссии, но и кучу споров и согласований в инстанциях, преодолевая сопротивление как Королева, так и других ответственных лиц, не желавших, по разным причинам, личного участия Воронова в космических полетах. Особенно трудно было убедить Сталина. Пришлось воспользоваться всем своим авторитетом, заработанным в глазах Вождя за эти годы. И, несмотря на все эти трудности, он не отступал, и в конце концов добился своего. И сегодня, пятнадцатого апреля пятьдесят первого года, перед последним заседанием госкомиссии, ни у кого не возникало сомнений, чью кандидатуру для первого полета в космос она назовет.
Да, к двенадцатому апреля немного не успели, но, кроме Андрея, здесь эта дата никому ничего не говорила. Зато и корабль получился не чета гагаринскому «Востоку»! Сказались большая грузоподъемность ракеты–носителя и долговременное планирование, помноженные на знания Воронова, благодаря которым он незаметно для окружающих, на бесчисленных техсоветах и в личных беседах, направлял решения ведущих конструкторов в правильную сторону. Конический спускаемый аппарат, напоминавший существовавший в мире Андрея американский «Аполлон», обладал некоторым аэродинамическим качеством, позволяющим снизить перегрузки при спуске, повысить точность приземления и вмещал, не смотря на меньшие габариты, до трех космонавтов в скафандрах, обеспечивая их жизнедеятельность в течение недели.
Сзади к нему, по типу советского «Союза», был присоединен приборно–агрегатный отсек с маневровыми двигателями, топливными баками для них, аккумуляторами и местом для пока находившихся в разработке солнечных батарей, а спереди, через универсальный стыковочный узел, могли пристыковываться сменные модули различного назначения. Это мог быть дополнительный обитаемый отсек, или негерметичный модуль с аппаратурой, например — телескопом, или грузовой с внешним стыковочным узлом для полетов к будущей орбитальной станции. Сейчас на его месте торчал угловатый блок с солидным количеством разнообразной контрольно–измерительной аппаратуры — испытательный полет, как–никак!
За последний год провели семь пусков корабля в автоматическом режиме, из них пять — успешно. В космос уже слетали собачки, обезьянки и муляж космонавта, и государственная комиссия дала, наконец, разрешение на первый запуск с человеком на борту. Несмотря на то, что корабль, названный, без особых затей, «Горизонтом», сразу создавался как многоместный, первые полеты, конечно, планировались только с одним испытателем. Зачем рисковать еще кем–то?
И вот, ранним утром двадцатого июня, Андрей, облаченный в белоснежный скафандр, неуклюже попозировав фотографам и кинооператорам у лифта на стартовом столе, помахал им рукой и поднялся наверх, с помощью техников занял место в кабине. Его сопровождал Королев, лично следивший за выполнением всех предстартовых операций. Последние проверки, слова напутствия и люк спускаемого аппарата закрылся. Теперь он откроется только после приземления. Если, конечно, все пройдет успешно. Воронова от этой мысли слегка передернуло. Все же, сидеть верхом на хлипкой, не отработанной еще до полного совершенства (в кто, как не главный и испытатель, знал об этом все?) алюминиевой конструкции, заполненной сотнями тонн высокоэнергетического топлива — не самое спокойное занятие. Несмотря на любую подготовку. Он решительно оттолкнул от себя дурацкие мысли и сосредоточился на выполнении предполетных операций. Так как уровень развития электроники еще оставлял желать лучшего, автоматизированность управления системами корабля была значительно ниже, чем при первых пусках в той реальности, и поэтому работы у космонавта имелось в достатке. Пользуясь удобным пультом, поискам наилучшего дизайна для которого он уделил немало внимания, Андрей прогнал последние предполетные тесты всех систем, проконтролировал давление в основной и резервной гидросистемах, и выполнил еще много других действий.
Наконец, все было готово. По связи он слышал, как в бункере объявили минутную готовность — пошла циклограмма пуска. Воронов положил руку в перчатке возле торчавшего чуть в стороне от остальных тумблера, прикрытого красной крышечкой предохранителя. Это был ручной включатель системы аварийного спасения. Точно такой же имелся на пульте одного из операторов. По настоянию Андрея его продублировали в кабине — а вдруг связь с бункером прервется? После щелчка этим тумблером сработают пиропатроны, соединяющие спускаемый аппарат с агрегатным отсеком, а установленные над головным обтекателем твердотопливные бустеры за секунды унесут его за сотни метров от аварийной ракеты. После чего тот совершит посадку с помощью штатных парашютов. Но гораздо лучше будет, если эта система не понадобится!
Послышались до боли знакомые по десяткам пусков, на которых ему довелось присутствовать, не раз снившиеся по ночам стартовые команды:
- Ключ на старт! — включилась автоматика подготовки запуска.
- Протяжка–1! — пошла запись телеметрии от ракеты–носителя.
- Продувка! — поток азота ворвался в двигатели, выдувая оттуда остатки топливных паров.
- Ключ на дренаж! — закрылись клапана, выпускавшие из баков испаряющийся жидкий кислород и от белой башни носителя отошла заправочная мачта.
- Пуск!
- Протяжка–2! — пошла запись телеметрии и со стартового стола.
- Зажигание! — донеслась последняя команда из наушников и огромное тело «семерки» задрожало, снизу донесся глухой гул. Андрей почувствовал, как спинка ложемента стала толкать его вверх. А ее сейчас толкало пламя, вырывающееся из двадцати сопел вышедших на рабочий режим двигателей первой ступени, общей тягой в четыреста пятьдесят тонн. И это все для того, чтобы отправить в небольшое околоземное путешествие его несчастные семьдесят пять килограмм веса! Ну, не считая обеспечивающей аппаратуры, разумеется.
Надо, однако, сказать что–нибудь эдакое! Плагиатить Гагарина с его «Поехали» Воронов не хотел, но забыл придумать будущую историческую фразу заранее, поэтому произнес первое, что пришло в голову: «К звездам!». Получилось так, что буквально за секунду до этого Королев, скороговоркой вклинившись в сообщения операторов, бросил в микрофон: «Ни пуха, ни пера!». Так что слушавшим переговоры осталось неясно, то ли первый космонавт так оригинально послал Главного конструктора в ответ на стандартное пожелание, то ли обозначил открытие космической эры. Ничего, журналисты потом разберутся и напишут, как оно было на самом деле!
И вот напряженные минуты активного участка траектории завершились! В иллюминаторы кабины после сброса головного обтекателя ворвались веселые и очень яркие — гораздо ярче, чем на поверхности Земли, лучи солнца. А снизу расстилалась огромная сине–зеленая планета окруженная полупрозрачным диском атмосферы! Полюбовавшись на это восхитительное зрелище, не виданное здесь еще ни одним человеком, Андрей с трудом оторвал взгляд — надо было начинать работать…
