Алексей Ивакин - Меня нашли в воронке
— Молодец. А еще чего тебе делать надобно?
Прощин замялся…
— Поддерживать подразделение в боевой готовности. А какая боевая готовность, если вы тут грязные как…
Сержант смолчал.
— Парикмахера я вам привез. Всем стричься, бриться! Еще не хватало, чтобы вы во фронтовой газете экими охламонами пропечатались. Интендант!
— Я, товарищ полковник! — подскочил тот к полковнику.
— Слышь, Дроздов… Выдай роте по двойной норме водки.
— По какому списку?
— До списочному составу на вчерашний день. Сколько вас там было, а?
Прощин не успел ответить, как комполка продолжил:
— Полсотни штыков. Вот на полсотни штыков и выдавай двойную норму.
Дроздов замялся:
— Товарищ полковник. Не положено же. В нарушение…
— Слышь ты, интендант третьего ранга! Кому положено, а у кого в штаны наложено! Ты еще со мной поторгуйся. Прошлого раза мало? Еще раз услышу подобные антисоветские высказывания, на передовую пойдешь, немцев нюхать, а не накладные подписывать.
— Есть, товарищ полковник! Я ж за порядок!
— Порядок у тебя какой-то все время куркульский… Поехали.
Полковник, недовольно ворча на Дроздова, пошел к коляске, запряженной парой лошадей.
— Чего это он, а? — шепнул Вини стоящему рядом сержанту Заборских.
— Кто?
— Полковник.
— Аааа… Да слухи ходили, что интендант наш с местным населением торговал. Он им спирт, продукты, они ему — рублями да услугами. Разницу списывал за счет убыли. Полковник делу ход не дал — интендант по-божески делал. И местные не в накладе, и полку прибыль бывала. Только мы крайние были. Воюем, а он там барыши крутит.
— И чего?
— Ничего. Полковник мужик стоящий. Фамилия у него солдатская и сам он…
— А как фамилия-то, я до сих пор не знаю!
— Махров фамилия ихняя.
— Не понял, а почему солдатская?
— Дурында ты, хоть и образованный. Первое дело, в окопе что? Покурить. Вот нас махрой и называют.
— Интересно…
А Еж в это же самое время удивлялся:
— Надо же, полковник, а на телеге ездит. Чего у него «эмки» нет что ли?
— Сам ты телега! — откликнулся дед. — Что машина, ее то чинить, то бензином поить. Лошадь лучше. Да и в гору эту, разве он на авто въехал бы?
— Понятно…
— Рота! Смирно! — Прощин отпечатал, как смог, по мокрой глине несколько шагов навстречу девушке, вышедшей из коляски полковника.
— Товарищ… Военный парикмахер! Рота к подстрижке готова. Временно исполняющий обязанности командира роты сержант Прощин.
— Здравствуйте, я Таня! — слегка покраснев, она протянула руку Прощину.
Рота вдохнула полной грудью и…
— Здравия желаем, товарищ Таня!
Она хихикнула в кулачок, засмущавшись и поморщившись от ора.
— Так, бойцы! У нас три часа. Чтобы через три часа все были пострижены, побриты и выглажены. Первая тройка к товарищу Тане на поклон, остальные на приборку по территории…
Вот и прибирались, складывая немецкий «мусор» и наших бойцов по разным воронкам.
Ежа с Вини послали на колокольню — стащить два тела. Площадка у пулемета была залита вытекшей кровью.
— Фига себе, сколько они тут напачкали…
— Это дед напачкал, — возразил Вини. — Немцами.
— Датчанами!
— Да какая разница — датчане, латыши, валлонцы, французы, испанцы, венгры, румыны, итальянцы… Все одинаковые — немцы.
— Финнов забыл.
— Ага… Еще словаков, хорватов и голландцев.
— А эти наркоманы тоже воевали что ли? — удивился Еж.
— Воюют. Раз, два… Взяли!
И первый труп полетел вниз с пятнадцатиметровой высоты.
Снизу раздались возмущенные вопли. Еж высунулся из проема:
— Не орите-ка! Мы тут прибираемся! Второй пошел!
Вини захихикал:
— Никого не прибили?
— Не… Первый просто развалился и Таньке-парикмахерше передник забрызгал.
— Ну и хрен с ней…
— Агась, как дед говорит. Хрен ей не помешает. Смотри, как глаз по мужикам бегает!
— Еж, вот и займись барышней!
— Не, Лех, она не в моем вкусе!
Разговаривали они, пока не спустились.
И уже выходили из церкви, как Еж вдруг остановился.
— Погоди-ка…
— Чего?
— Плачет кто-то!
— Ежина, это вроде я контуженный, а у тебя горло должно болеть. То есть ты молчишь, а я голоса слышу! — ухмыльнулся Вини.
— Да, помолчи ты… Точно плачет кто-то.
Еж снял трофейный автомат с плеча.
Они вошли в правый придел, где был выход в подвал, и осторожно стали спускаться вниз.
— Посвети! — шепнул Еж Винокурову, когда они спустились туда.
На каких-то тряпках, рядом с мертвым немцем, сидел ребенок лет шести-семи и тихонечко выл.
Увидав сквозь кулачки свет от зажженной спички, он с тихой такой надеждой сказал:
— Дядя Альфред спит! Не будите его!
Еж с трудом сглотнул застрявшее «Хенде Хох»:
— Не будем будить… Мы тихонечко… Ты кто?
— Ваня.
— Ваня… Иди-ко мне, Ваня! Лех…
— Да понял я…
— Ребенка не напугай.
А ребенок почему-то вскочил, побежал и ткнулся головой в живот Ежу.
И заревел.
— Тише, тише, Иванко, тише… Все хорошо… Тише… — Еж погладил пацана по голове.
— Я тут посмотрю. Иди наверх, — сказал Вини. — Дай спички.
— В левом кармане, — тихо ответил Еж, успокаивая мальчика. — Да от меня в левом, извращенец, всего меня общупал!
— Иди уже. И парня там… Накорми!
— Без сопливых обойдемся! — отрезал Еж, взял пацана на руки и понес вверх.
Пацан обхватил его за шею и засопел в ухо, шмыгая холодным носом.
Левой рукой Андрей придерживал Ванюшку, в правой — держал автомат.
Когда они вышли из церкви, его ослепила вспышка.
Еж извернулся за долю секунды, прикрывая ребенка телом, а в спину ему прозвучало:
— Какой кадр… Я гениальна!
«Вот стерва» — подумал ослепленный Еж. — «Но голос красивый!»
— А теперь боком повернитесь, товарищ боец… Минуточку…
Рыжая красавица в звании младшего политрука еще раз щелкнула «лейкой».
— Добрый день, корреспондент фронтовой газеты «За Родину!» Анна Леденева.
— Боец Ежов… Дед! Кирьян Василич! Я тут мальца нашел, покормить бы его! Иванко, кушать хочешь?
Мальчик кивнул. Слезы на его чумазых щеках уже высохли, оставив светлые разводы.
Пацаненку дали ломоть хлеба, сыр и полбанки немецкого колбасного фарша — трофеи, целая груда которых была унесена в пустой блиндаж, возле которого Прощин уже поставил часового.
Пока парикмахер приводила в порядок бойцов, Леденева ходила и снимала живописные виды освобожденного села — закопченные трубы сгоревших домов, трупы немцев в разнообразных позах, шрамы от осколков на стенах древнего храма. И жалела, что нет подбитых танков.
— А где я их возьму? — разводил руками Прощин. — Не было тут танков у них.
— Совсем-совсем никакой техники?
— Товарищ сержант, там грузовик немецкий есть разбитый. Может подойдет?
Анна подумала и согласилась. Лучше, чем ничего.
— Вот ты, Винокуров, и проводи.
Остов грузовика валялся метрах в сорока от церкви.
Фотограф посадила Лешку на кабину и побегала, вокруг, ища подходящий ракурс и приговаривая:
— Тэээкс… Подбородок чуть выше… улыбнуться… не так широко… Отлично! А теперь с этой точки посмотрим… Э! Боец, куда?
А Вини спрыгнул с разбитого грузовика и побежал навстречу Маринке и Рите.
Полуторка остановилась под холмом — по скользкой дороге ей было не подняться. Девчонки пошли вверх сами.
— Вини! Жив? Не ранен? — кинулись они обниматься-целоваться.
— Да чего нам сделается! — засмеялся Вини. — Мы же терминаторы, посланы спасать цивилизацию. Забыли, что ли?
— Еж как? А дед?
— Живы все. Пойдемте. Сами посмотрите. Вы-то как?
Девчонки наперебой стали рассказывать.
В госпиталь их определили как вольнонаемных. Санитарок не хватало, поэтому и тяжелораненых помогали в машины грузить, и бинты стирать, и воду кипятить. А Маринке пришлось помогать при ампутации. Ногу держала.
— Я чуть сознание не потеряла. Потом говорят — выноси. А я не знаю, куда. Мне показали — там за палатками яма вырыта. Туда руки-ноги складывают и хлорной известью засыпают.
— А ночью раненые пошли. Один за другим. Я чуть не с ума не сошла, к каждому кидалась — вдруг кто из вас… Ежина, привет! — крикнула Рита.
— Знакомься, Иванко — тетя Рита.
Мальчик посмотрел на тетю Риту и что-то сказал набитым ртом, при этом крошки хлеба и колбасы выпали на грудь.
— Ну что ты свинюшка-то такой, — заботливо отряхнул мальчика Еж. — Сначала прожуй, потом разговаривай.
Вместо ответа Ваня откусил еще сыра.
— Еж, чего сидишь, машину разгружать!
— Кирьян Василич! Вы ранены… — воскликнула Маринка.
— Пустяк. Царапнулся. Идите-ко сюды, челомкну.
