Алексей Волков - Штык и вера
И ведь верят собственным словам! Отдай таким оружие, и считай, сам подписал себе смертный приговор. Пока они тихие, а первый же заезжий агитатор мигом убедит их, что всякой контре на свете не место, а там…
Что может быть «там», Орловский знал. До сих пор удивлялся, как сумел уцелеть, когда такие же «жалостливые» решили расправиться с беззащитным госпиталем.
– Вы чем оправданья искать, лучше замиритесь скорее. Кровь – она кровь и есть. За нее ответ все равно держать придется. На том ли свете, на этом ли. На том еще хуже будет.
Орловский сам не знал, подействуют его слова или нет.
Подействовали.
– А ведь правду, браток, говоришь. Замириться с юнкерами – и всего делов, – согласился один, а другой, должно быть старший, уже командовал:
– Значится, так. Федотов и Аникеев дуйте к школе живее. Скажите нашим, мол, не дело энто. Охфицерья подойдут – мигом всем кровя пустят. Лучше разойтись миром, и всего делов. Мало ли какая промашка вышла? Что мы, не русские?
Раньше подумать об этом было, конечно, нельзя. Зато сейчас предложение было выслушано с пониманием, и двое солдат торопливо двинулись в ночь.
– Ладно. Я пойду. – Орловский посмотрел вслед удаляющимся и повернулся к вокзалу.
– Бывай, браток! Ежели что, завсегда поможем.
Под это простое напутствие Георгий не торопясь двинулся через площадь.
У входа в здание было людно. Не всем застрявшим в Смоленске хватило места внутри, вот они теперь и ночевали рядом со стенами. Благо ночь была относительно теплой, с неба не лило, а про многие удобства люди успели забыть. Не трогают – уже хорошо, если же еще и повезут, тогда вообще полное счастье.
Несмотря на многолюдье, Курицын нашелся сразу. Он первым увидел вышагивающего через площадь Орловского, встал и двинулся навстречу.
– Слава Богу! – Иван Захарович произнес это с таким облегчением, что Орловский поневоле растрогался.
Он успел привыкнуть, что каждый человек существует сам по себе, а тут вдруг искреннее переживание за другого.
Мелькнула было предательская мысль, что причина заключается в обещанной помощи, и угасла. Нельзя думать плохо о людях лишь потому, что тебе на пути попалась пара подлецов.
Положим, не пара, значительно больше, но все равно нельзя.
– Тут такая стрельба в одно время поднялась, что уж думал: все, началось… – Что именно началось, Курицын уточнять не стал.
– Запасные все-таки на школу прапорщиков напали, – поделился новостью Орловский.
– Что творят! – с осуждением отозвался Курицын. – А сделать ничего нельзя?
Он посмотрел на своего напарника с таким выражением, словно от Орловского многое зависело в этом городе.
Георгий пересказал ему разговор с солдатами. Курицын лишь одобрительно кивал, и чувствовалось, что в результате явно стал уважать Орловского еще больше.
– И вот еще что… – Орловский помялся, не зная, как подойти к главному. – Тут, понимаешь, Иван Захарович, пришло известие, что к Смоленску движется армейский отряд. В общем, я задержусь немного, посмотрю, как и что. Придется тебе дальше ехать одному.
Было неловко: все-таки обещал, да кто же знал, что обстоятельства так изменятся?
– Брось, Егорий Юрьевич. Вместе так вместе. До дому, чай, всегда успеется, – не спеша отозвался Курицын.
Сказал просто, без расчетов на внешний эффект. Мол, надо – значит надо, так какие могут тут быть разговоры?
– Но, Иван Захарович… – слов для ответа у Орловского не нашлось.
Курицын тоже молчал, лишь глядел всепонимающими глазами.
– А дом?
– Ждал и еще подождет малость. Надо же знать, куда теперь жизнь повернется, – основательно отозвался солдат.
Отказать ему Орловский не посмел. Каждый сам выбирает свою судьбу, и никто не вправе вмешиваться в этот выбор.
Орловский был даже рад, что у него будет надежный товарищ. Такой, которому ничего не надо объяснять и на кого можно спокойно положиться.
К одной хорошей новости почти сразу добавилась другая. Стрельба в отдалении, и без того в последнее время редкая, наконец-то утихла. Было ли это его заслугой, или нападавшие опомнились сами – никакой разницы для Орловского не имело. Важен результат, а кем он достигнут, не все ли равно?
Курицын также отметил наступившую тишину, однако вслух сказал другое:
– Вещички я твои захватил. Все в целости, не сумлевайся.
– Хорошо, – машинально кивнул Георгий.
О вещах в данный момент он не думал.
– Что? Пошли к Степану Петровичу? – как само собой разумеющееся предложил Курицын. Делать на вокзале, с его точки зрения, было уже нечего. – Или к юнкерам?
– Подожди. Надо еще машинистов предупредить. А то сорвутся с насиженного места, а я буду виноват, – улыбнулся Орловский.
Они успели разобрать вещи, когда отдаленный неожиданный шум заставил встрепенуться застывшую в бесконечном ожидании публику.
– Не они? – спросил Курицын, прислушиваясь к звукам приближающегося поезда.
– Нет. Они обещали ждать у выходной стрелки, – покачал головой Орловский. – А это…
Он напрягся, прикидывая.
– Это же со стороны Рудни…
– Да ну! – недоверчиво пробормотал Курицын и тут же поправился: – А ведь верно.
Тон его сразу переменился, а добродушное лицо мгновенно посуровело.
Мужчины понимающе переглянулись. Конечно, не факт, что со стороны Рудни обязательно двигалась обосновавшаяся там банда, это была бы откровенная наглость, однако…
А у Орловского возник еще один вопрос. Заставы у выхода на площадь – это для чего? Для охраны города или для изоляции застрявших на вокзале пассажиров? Или, может, попытка предотвратить бегство юнкеров?
Хотя последнее маловероятно. Куда бежать, если поезда уже несколько дней не приходят и не уходят?
Воздух был почти неподвижен, и звук доносился издалека. Можно было понять, что неведомый состав идет медленно и тяжело, словно неведомый машинист соблюдает осторожность. Мало ли что может быть на путях при всеобщей безалаберности и безответственности?
И другой звук вдруг донесся с противоположной стороны, звук работающего мотора.
У той самой заставы, где недавно проходил Орловский, из темноты вынырнул автомобиль, осветил фарами подошедших солдат, и кто-то явно энергичный обратился к ним с краткой речью.
За общим шумом слов было не разобрать. У здания вовсю галдели. Люди обменивались мнениями, подзывали знакомых, шумно ломились к перрону в готовности любыми путями захватить место в приближающемся составе…
Покинувшая было надежда возвратилась к застрявшим в Смоленске пассажирам с первым отдаленным перестуком колес и породила неуемную жажду деятельности даже в тех, кто уже отчаялся покинуть опостылевший вокзал и проводил дни и ночи в тупом равнодушном созерцании близлежащих домов.
В возникшем ажиотаже никому не было дела до какого-то там автомобиля, да и не только до него. Люди хотели уехать, прочее не играло никакой роли. Разве что, если бы могло помешать или, наоборот, помочь скорейшему отъезду.
– Что будем делать, Егорий Юрьевич? – Курицын был спокоен и деловит.
Подумаешь, поезд, даже если он с бандой! Разве это повод для волнения?
Орловский торопливо перебирал возможные варианты.
Выйти на перрон? Банду они признают сразу, только прока от этого не будет никакого. В толпе не развернешься, да и открытый бой вдвоем не сулил ни малейшей надежды на успех.
Вообще удалиться с площади, пока не поздно? Надежда на победу может быть только у живого. В банде наверняка есть местные уроженцы, однако в любом случае можно затеряться в темноте улиц, добраться до правительства, казарм запасных, еще лучше – до неведомого Мандрыки, и уже там организовать достойный отпор.
Вариант был неплох, но что будет с людьми на вокзале? Они-то попадут под первый удар…
Среди застрявших в Смоленске пассажиров хватало солдат. Если бы удалось их сплотить, настроить на схватку… Было бы чуть больше времени, а так – не послушают, не поймут, когда же поймут, будет поздно.
Орловскому доводилось видеть, как паника превращает в неуправляемое стадо вполне сплоченные части, а уж случайно собранных вместе людей…
Застава! С этими людьми контакт уже налажен. Если успеть убедить, если не подведут, то можно будет, по крайней мере, прикрыть отход основной толпы. Послать кого-нибудь за подмогой, а там еще посмотрим, чья возьмет!
В том, что Рудня покинута и подходящий поезд не несет с собой никаких сюрпризов, Орловский не верил. Как и в то, что сюрпризы могут быть добрыми.
Он уже совсем собрался увлечь Курицына в сторону заставы, как вновь фыркнул мотор. Автомобиль тронулся с места, выехал на площадь, и в свете фонарей Орловский смог разглядеть сидящих в нем пассажиров.
Вернее, прежде всего одного. Яшку Шнайдера собственной персоной.
Орловский машинально шагнул навстречу. Как бы он ни относился к приятелю юности, но тот был представителем власти. Вот пусть и берет на себя ответственность.
