Андрей Посняков - Последняя битва
– Ну, слава богу! – Юноша облегченно перевел дух. – Хоть куда-то добрался. Дорожка наверняка выходит к шоссе. Только вот в какую сторону по ней идти? Впрочем, а не все ли равно? Не к шоссе, так в деревню выйду.
Немного отдохнув, Герхард пошел дальше и вдруг удивленно остановился, наткнувшись на россыпь крупных белых грибов. Ничего себе! Грибы! В конце мая! Ладно, черт с ними, нечего отвлекаться.
Мы шли под грохот канонады…
* * *Впереди явно посветлело, деревья раздвинулись, блеснула серебром полоска реки с желтой дорожкою солнца. Подойдя ближе, Герхард увидел старую мельницу – нет, не те развалины, что были около лагеря, другую – с большим водяным колесом и полуразрушенной плотиной. И конечно, никого вокруг. Прямо безлюдье какое-то.
Спустившись к реке, юноша напился воды и, выбравшись обратно на дорогу, решительно зашагал в противоположную сторону. Странная это была дорожка, заброшенная настолько, что местами переходила в самую настоящую трясину. Какие тут деревни рядом? Знаменитые Танненберг и Грюнвальд в стороне от реки, а ближе… ближе… Кажется, Зеевальде. Ну да, Зеевальде. Это даже не деревня – небольшой городок, именно туда и звонил фон Райхенбах. Да, видно, опять придется прибегать к его помощи – вряд ли руководство лагеря оставит просто так, без наказания, столь длительную отлучку. А вот если позвонить барону… Сам Герхард не помнил, но мать должна была знать его телефон, вот ей на работу и можно сейчас позвонить… из этого, как его… Зеевальде. Или – деревня как-то по-другому именуется…
Дорога постепенно расширилась, стала заметно суше, но все же это еще не было шоссе, и путник прилагал недюжинные усилия, чтобы обойти или перепрыгнуть все встречавшиеся на пути лужи. Солнце поднялось, разогнав наконец тучи. Сразу стало заметно теплее, да и куда как веселее и легче шагалось. В конце-то концов – рассуждал Герхард – не так уж и много теперь осталось. Можно, сказать, почти пришел – явно скоро шоссе.
Ага, вот и первые встречные – неспешно едущая навстречу телега, запряженная неказистым гнедым коньком. Юноша улыбнулся – вот у этих селян как раз и можно будет спросить дорогу – и, весело насвистывая, прибавил шагу.
– Здравствуйте… – начал было он, но тут же осекся, с удивлением разглядев сидевших в телеге людей: возницу, сумрачного рыжебородого крестьянина с угрюмым лицом, одетого в какое-то жуткое, сильно пахнувшее навозом тряпье, и – рядом с ним – еще одного человека, наряженного – именно что наряженного – куда как чище и интереснее – в длинный белый балахон с черным тевтонским крестом. Хм… Интересно. Неужели – это люди из какого-нибудь исторического общества? А ведь очень может быть – скоро очередная годовщина Грюнвальдской битвы. В таком случае следует поприветствовать их согласно средневековым традициям, показать, что и в «Гитлерюгенде» не лыком шиты, кое в чем разбираются.
Герхард откашлялся и с поклоном приложил руку к сердцу:
– Рад приветствовать на пути славных братьев великого ордена Святой Марии Тевтонской!
Сидевшие в телеге переглянулись и воззрились на юношу с таким удивлением, словно бы увидели перед собой ожившую статую.
– Я вижу, вы решили достойно отметить годовщину столь горестной битвы, – между тем продолжал Герхард. – Не заедете ли через недельку к нам, в лагерь «Гитлерюгенд»? О, мы, несомненно, воскресим лучшие традиции славного Тевтонкого ордена!
– Как он чудно говорит, – с ужасным произношением, словно бы набрал в рот сена, буркнул возница. – И сам какой… Смешной. Штаны потерял где-то.
– Говорит-то он чудно, – внимательно оглядывая путника, согласился тот, что в рясе. – Но вот слова произносит правильные, хорошие, я бы сказал, слова. Какого ты рода, о, славный юноша?
Герхард улыбнулся:
– Меня зовут Герхард Майер. Не подскажете, далеко ль до деревни или хотя бы до шоссе?
– До шоссе? – Встречные, такое впечатление, удивились. – Что такое шоссе? И какую деревню ты ищешь, путник? Впрочем… – Тот, что с крестом вдруг ухмыльнулся. – Садись, подвезем.
– Если вы к мельнице, то мне туда не надо, – разочарованно махнул рукой Герхард. – Мне бы лучше в другую сторону.
– Садись, садись… – Крестоносец вдруг крепко схватил Герхарда за руку, насильно усадив в телегу.
– Э, – запротестовал юноша. – Можно поосторожнее?
– Да, ты чудно говоришь… Откуда ты прибыл?
– Из Кенигсберга. – Юноша пожал плечами.
– Из Кенигсберга? Купец? Воин? Рыцарь? Кто твой отец?
– Мой отец – верный солдат фюрера, – гордо приосанился Герхард. – Он погиб год назад на Восточном фронте. Так вы что, довезете меня до деревни?
– Довезем… Ну и одет ты… И как оказался в лесу?
– Заблудился, – смущенно признался юноша.
Возница подогнал лошадь, сидевший рядом с ним монах – да, именно так Герхард его мысленно обозвал, уж больно было похоже – не отрываясь, косился на юношу. Вот вылупился! Он вообще того, нормальный? Вдруг да ка-ак сейчас набросится…
Герхард как в воду глядел. Накаркал! Переглянувшись с возницей, монах вдруг ухмыльнулся и, толкнув юношу, живо набросился сверху. Отпустив поводья, возница бросился ему помогать, так что вдвоем управились быстро – Герхард и глазом моргнуть не успел, как уже валялся на сене с крепко связанными за спиной руками. Вопил, конечно. Ругался:
– Да как вы смеете?! Я – германский подданный, гражданин рейха! Да я…
– Помолчи, парень, – поморщился монах. – Будешь так орать, стукну тебя по башке дубиной. Усек?
Герхард тут же заткнулся и кивнул. Ну его к черту спорить, еще и в самом деле дадут по башке – с таких психов станется!
– Мы против тебя ничего не имеем, парень. – Монах неожиданно улыбнулся. – Только уж извини, больно ты странно выглядишь.
– А по-моему, так обыкновенно выгляжу. В отличие от некоторых.
– И речь у тебя чудная…
– Кто бы говорил!
– Поэтому мы тебя сначала хорошенько обыщем, а уж потом потолкуем. Вдруг ты шпион?
– Я – шпион? – Герхард от негодования подавился слюною. – Это я-то шпион? Да я…
– Помолчи.
Странный это был обыск! Склонившись, монах ловко обшарил пленника, постучал по груди, по бокам. Заинтересованно потрогал накладные карманы рубашки – словно их первый раз видел.
– Не трудитесь, там всего лишь несколько пфеннигов, – презрительно усмехнулся Герхард. – Да еще личная карточка «Гитлерюгенд».
Не слушая его, монах вытащил из кармана монеты, обрадованно попробовал на зуб – во, псих! – и скривился:
– Медяхи. Тем не менее будет чем расплатиться за овес в замке фон Панена… Так, а это что? Грамота какая-то… Написано, как курица лапой… ничего не поймешь, клянусь Девой Марией Тевтонской. Больше ничего нет… Ага!
Монах наткнулся на перстень, и в маленьких, непонятного цвета, глазах его вспыхнула алчность:
– А вот это получше будет! Золото, изумруд… О, да ты не так прост, парень.
– Что вы заладили – парень да парень. Меня зовут Герхард.
Монах переглянулся с возницей:
– Не знаем мы никакого Герхарда. Вообще не видели тут никого. А перстень… так, валялся в траве, мы и подобрали.
– Думаю, брат Альбрехт, лучше всего будет побыстрее продать его в Мариенбурге, – буркнул возница. – А этого – в реку. Или просто выбросим в лес – мало ли тут мертвяков? Разбойники пруссы.
– Эй, эй, – не на шутку испугался Герхард. – Про каких вы тут еще мертвяков говорите? А кольцо я бы вам посоветовал вернуть, в Маринбурге вы его нипочем не продадите!
– Это почему еще? – вытащив нож, брат Альбрехт нехорошо прищурился и, вдруг приставив острое лезвие к шее пленника, возопил: – Почему?!
– Там, в Маринбурге я многих знаю… – в ужасе закричал юноша. – Библиотекарей, профессоров, барона фон Райхенбаха!
– Фон Райхенбаха?! – Брат Альбрехт поспешно убрал нож. – Я не ослышался? Ты и в самом деле знаешь фон Райхенбаха?
– Конечно, знаю, – с обидой в голосе отозвался Герхард. – Барон фон Райхенбах – лучший друг нашей семьи и мой лично!
– Он что, знает, что ты здесь? – быстро поинтересовался монах.
– Конечно, знает! А вы что думали?
Имя штурмбаннфюрера СС произвело на этих двоих прямо-таки волшебное впечатление, вмиг превратив их из сущих разбойников в весьма милых и любезных людей. Герхард был тут же развязан, и кольцо, и деньги возвратили до последнего пфеннига. Впрочем, пфенниги юноша благородно протянул монаху:
– Возьмите, брат Альбрехт. Вы говорили, вам нужно заплатить за овес.
Монах улыбнулся:
– Ты поистине славный юноша, Герхард. Забудь же поскорей о произошедшем недоразумении. Сам знаешь, время военное, польские и литовские соглядатаи так и рыщут.
– Польские? Литовские? – Юноша недоуменно захлопал глазами. – Вы, наверное, хотели сказать – русские, брат Альбрехт?
– А, – махнул рукой монах. – Какая разница – поляк, русский или литвин?
– Вообще-то вы совершенно правы.
– Фон Райхенбах ждет нас в замке барона фон Эппла!
