Константин Калбазов - Скоморох
– Дак был, как же не было.
– Она дала какой повод? – Уже едва не рычит.
– Не было этого. Обознался он по молодости, по дурости. Простил бы ты его, Добролюб. Чего молчишь, аспид?
– Дак а что было-то? – ничего не понимая, затряс головой парень. – Кто это меня так приложил?
– Я гляжу, он ничего не понял.
– Дак, Добролюб, твой холоп-то тоже на вольного руку поднял. – Это уже старший охранник голос подал.
– Э нет, ребятки. С больной головы на здоровую? Так не пойдет. Мой холоп за хозяйку вступился, коли слова Осьмы верные. И за то я ему половину долга с легким сердцем прощаю.
– Добролюб, мой человек позволил себе вольность, твой поставил его на место, мы от всего сердца просим прощения. Может, миром и разойдемся?
А ведь купец не из последних. И не требует, просит. Можно и гордую позу принять, но тут уж может выйти что угодно. Коли купец даст в обиду своих людишек, то потом в охрану сможет набрать только шваль какую. Так что, если хозяин подворья упрется, Осьма встанет за своих горой. Виктор прав, но если начать по закону разбираться, всякое может получиться. Ведь Голубу никто не хватал, руки не выворачивал и в темный угол не волок. По дурости и младости лет парень не обратил внимания, как платок повязан, вот и допустил вольность. Но ведь остановился, дальше продолжать не стал. А тут Ждан, весь такой героический и по закону неправый.
Это только на первый взгляд в этом мире все просто. Кажется, оскорбили тебя – достал нож и зарезал. Но на самом деле закон он и есть закон в любом мире. Да, тут он не страдает казуистикой, что присуща законодательству в прошлой жизни Виктора. Он здесь более жесткий и прямолинейный. Но он тут есть и никуда от этого не деться, общество просто не может существовать без законов. Даже у преступников он есть, и они чтут его сильнее, чем государственные люди.
– Добро, Осьма. Но на будущее знай ты и ты, артельщик, – это к старшему охраннику. – Как завтра поутру сей добрый молодец покинет двор, более ему тут рады не будут. И не будет ему здесь ни глотка воды, ни куска хлеба, ни соломки подстелить, ни угла тело на отдых определить.
– То правда твоя, Добролюб. Как скажешь, так оно и будет.
– Ждан, Горазд, гости голодные сидят. Не дело.
Убедившись, что мир восстановлен, Виктор направился на второй этаж. Как и следовало ожидать, жена была на хозяйской половине в их спальне. Обливаясь горькими слезами, она во все глаза смотрела на дочурку, жадно припавшую к материнской груди, и было в Голубе в тот момент поровну и нежности, и горечи, и боли.
– Голубушка.
– Ох, Добролюб, прости ты меня, дуру грешную, – не выдержав, разрыдалась молодая мать, всячески при этом стараясь, чтобы дитю было удобно. Дочурка-то, чай, не виновата, что мамка у нее непутевая.
– Да за что винишься-то? – Виктор присел на кровать и прижал ее головку к своему плечу.
– За то, что согласилась пойти за тебя, на доброту твою польстившись. А ить не все такие добрые. Эвон прошлое мое аукается и еще аукнется, люди они все видят и ничего не забывают.
– То ерунда. Не обращай внимания. На то ты теперь и мужняя жена, чтобы муж за тебя горой стоял. Не боись, я крепкий, выдюжу.
– Ага-а, что же ты, супротив всего люду пойдешь?
– С чего супротив всего? Эвон наши в дому да в селе соседнем, все знают о твоем прошлом, но разве кто что худое сказал? Да и это по дурости младых лет вышло.
– Дак…
– Все, я сказал. Не хватало, чтобы у тебя молоко пропало. Дите должно материнским молоком вскармливать, а от твоих переживаний оно у тебя очень даже свернуться может. Забудь. Ничего не было. И помни, ты жена моя не потому, что дитем охмурила, а потому, что я того возжелал. И вообще, это… Как там, а?
– Ох и бесстыдник.
– Чья бы корова мычала.
– Дак нельзя еще.
– Э-эх, ба-абы! Как работать, словно ломовая лошадь, так можно.
Нечасто ему случалось наблюдать картину под названием «Возмущению нет предела».
– Вот-вот, такая ты мне нравишься больше. Ты это… Голубушка, коли не хочешь никого видеть, так сиди тут, отдыхай.
– Прятаться? Ну уж нет. Коли мужняя жена, так пусть все видят. Вот только дочку уложу.
– Вот и молодец. А дочку, как докормишь, мне давай, мы дотемна еще воздухом подышим.
– Добролюб, совсем дитя избалуешь, она же с рук потом не слезет.
– Слезет, куда денется, – счастливо улыбнулся Виктор.
Вот так всегда: плохое проходит, как грозовая туча, а омытую дождями землю снова ласкает солнце.
Глава 8
Сломанная клетка
Раннее утро. Поля кутаются в дымку, которая очень быстро истает, стоит только появиться солнцу. Полноценного тумана не получится, тут ведь нет больших рек, лишь речушки и ручьи, но дымка есть, явный предвестник погожего дня. Вот первые лучи пролились на землю, и воздух тут же стал звонким и прозрачным. Пение полевых птах, гомон на птичьем дворе, мычание коров, требующих к себе внимания, блеяние козы, всхрап лошадей в конюшне. Вот брякнула цепь, стукнул засов, скрипнула створка ворот, это Ждан ворота отворил. Ночь прошла, так что нечего им быть запертыми, тут всегда рады путникам. Селяне вскорости подтянутся. После того как работа над станками была закончена и Богдан пару седмиц назад убыл в Рудный, Виктор разрешил его сыну принимать заказы от селян. И практика хорошая, и опять же страда идет, а сельский кузнец явно не поспевает с заказами, с соседями все же нужно ладить. Вокруг здоровый запах древесины, навоза, сена, готовящегося завтрака, из кузни потянуло дымком от угля и раскаленным железом. Красота!
Чтобы не растерять форму, Виктор, вооружившись ножами, вышел во двор и начал метать их в специально для этого подготовленный щит. Так уж сложилось, что с вечерними развлечениями здесь было прямо-таки из рук вон плохо, даже почитать нечего. И дело даже не в дороговизне книг, а в том, что Виктор просто не мог читать сочинительства местных авторов, больно наивно или велеречиво написано. Поэтому ложился он рано, а вставал чуть не с первыми петухами. Ну и чем тут заняться? Тем более что народу вполне хватает, пытаться помочь – только под ногами путаться.
Ждан и Горазд тоже время от времени занимались этим делом. А какой мужчина откажется от приобретения лишней сноровки? Только ленивый, каковыми они не были. Но в этот ранний час у каждого было свое занятие. Ждан – в кузнице, он планировал подновить ротор, нужно отлить и заменить подшипники, все же сплав мягковат и они быстро разработались, отчего уже появилась вибрация. На этот раз состав будет изменен, но парень вполне справится и сам. Да и крестьяне наверняка скоро появятся.
Виктор хотел было помочь парню, но тот только насупился, решив, что ему не доверяют. Ну и пусть его. А что самому-то делать? Можно и с дочуркой потетешкаться, да только эдак и вовсе в наседку превратиться недолго. Ладно. На утро занятие есть, а там что-нибудь придумает: может, за чертежи засядет, а может, и на токарном станке чего поточит. Решено, будет сегодня ладить посуду. А что, она лишней никогда не будет. Кстати, нужно сказать Ждану, раз уж возьмется за подшипники, то пусть сразу отольет и для токарного станка, благо для простоты обслуживания размеры были одинаковыми. Пока терпимо, но что-то не нравится, как работает станок, а ведь на нем можно точить не только посуду разную да безделушки, но еще и заготовки под литье, а тут уж точность нужна.
Горазд в коровнике, поит скотину, ну и с Веселиной милуется, пока никто не видит. К слову заметить, насчет свадебки сговорились быстро, вот только решили справить ее по осени, когда отец ее вернется из поездки. А так за дочку родители только порадовались. Млада хоть и с пониманием подошла к вопросу молодых, но следила строго, чтобы ничего такого не произошло до сочетания законным браком. Однако по всему было видно – молодые пьяны от бурного романа, так что для головокружения и эйфории им достаточно и поцелуев. Правда, догляд в этом деле никогда не помешает, а ну как сорвет с нарезки! Неважно, что уже почти муж и жена, «почти» не считается.
В руках у него оставалось только три ножа, когда раздался дробный топот двух десятков лошадей, ну никак не меньше. Причем идут во весь опор! Да что же такое могло случиться? Может, посадские всадники из крепости идут по следу какой ватаги? Они вообще-то занимаются патрулированием тракта и окрестностей… То, что это не они, Виктор осознал сразу же, едва первый из всадников влетел в ворота. На крепком коне восседал статный наездник в синем мундире с желтыми отворотами. Гульдские драгуны?! Этим-то что тут понадобилось?! Однако уже через секунду он и думать позабыл задаваться какими бы то ни было вопросами, потому как солдат, а вернее, сержант резко осадил коня. Вздыбившееся животное еще не успело встать на все четыре ноги, как этот боец навел на Виктора пистоль и нажал на спуск. Сначала вспухло маленькое облачко на затравочной полке, а затем из ствола выметнулись пламя и дым, а у самого уха вжикнула пуля.
