Юрий Корчевский - Стрелецкая казна
— В очередь!
Я повернулся к нему. Паромщик осознал ошибку — все-таки я владелец паромной переправы, — сдернул шапку, поклонился:
— Извиненьица просим, не признал. — Подошел поближе, склонился к уху: — Воздержался бы ты, хозяин, в Нижний ехать, да с товаром.
— Что случилось?
— Стрельцы бузят.
— Ништо, проедем.
Я въехал на телеге на паром, переправился. Городские ворота были открыты, а городской стражи возле них не было. Странно… А кто же мыто взимает, за порядком следит? Окольными путями, минуя центр, я добрался до дома. Открыл калитку, распахнул ворота. Из дома выбежала простоволосая Елена, бросилась на него, поцеловала.
— Ну наконец-то, я уж испереживалась вся. Неспокойно в городе, стрельцы второй день бузят, на площади собрались. Ой, что будет?
Тут Елена увидела на телеге Ваську, до той поры скромно сидевшего.
— А это что за найденыш?
— Васька, в дороге мне помогал. В дом возьмем, пока прислугой будет.
Васька, услышав мои слова, расцвел, соскочил с телеги, взял под уздцы лошадей, завел во двор.
— Распрягай.
Васька споро принялся за дело, я же разрезал веревки, сбросил на землю бочки. Затем стал перетаскивать в дом мешки с ценностями. Васька стал закатывать бочки в сарай.
Я видел, что Лену и Ваську распирает любопытство — что я привез, — но они благоразумно не совались с расспросами. Не принято было в эти времена младшим опережать события и лезть «поперек батьки в пекло».
Хорошо бы поесть с дороги, обмыться, да дело безотлагательное. Как бы стрельцы от слов не перешли к делу. Не приведи Господи, возьмутся грабить купцов да повесят своих начальников — городу беда. Рано или поздно бунт подавят, только времени уйдет много, да и жизней — как стрелецких, так и городских жителей. Надо везти казну в крепость, прямо сейчас.
Я разделил содержимое сундука на две части, ссыпал в мешки, перебросил через спину коня. Оседлав вороного, взял второго под уздцы и направился к крепости. Еще подъезжая, услышал крики, мат отборный. Я миновал крепостные ворота, тоже стоявшие без охраны.
На площади, перед собором, было красно от стрелецких кафтанов. На возвышении стояли посадник и стрелецкий полковник, охрипшими голосами пытаясь увещевать стрельцов. Те же, потрясая бердышами, нестройно кричали:
— Не верим, деньги где? На Москву надо идти, к самому государю правду искать. Жалованье где? Воры! Повесить всех!
Вопили нестройно, но громко, забивая друг друга. Я просто кожей чувствовал, что стрельцы настроены решительно. Еще немного — и эту толпу не удержать. Толпа вообще трудноуправляема и агрессивна.
Я возвышался над стрельцами, сидя на лошади. Стрелецкий полковник, увидев меня, толкнул в бок посадника. Оба замолчали и уставились на меня. Что я привез? Казну и спокойствие или неприятную новость о том, что казна не найдена? Тогда — бунт. Обстановка накалена до предела.
Я приподнялся в седле, вскинул обе руки, показал большие пальцы. Посадник облегченно вздохнул, а полковник гаркнул:
— Есть деньги, привезли жалованье!
Стрельцы замолчали, наступила оглушительная тишина. Они стали оборачиваться, смотреть на меня. Я направил коня к помосту, где стояли полковник и посадник. Стрельцы расступились, образовав коридор. Я подъехал в полной тишине к возвышению, спрыгнул с коня на помост, повернулся к стрельцам.
— Слушайте меня, служивые! По велению посадника и вашего воинского начальника сыскал я казну с вашим жалованьем. Казну ту везли в Нижний ваши товарищи, и все, как один, сложили головы в честном бою с бандой разбойничьей. Тела я нашел, да схоронить по обычаю не смог, уж простите. А виновник, предатель, находится среди вас.
Стало так тихо, что слышно было, как пролетела муха. Стрельцы стали переглядываться, шептаться.
— Имя! Имя назови! Кто Иуда?
— Ефимий Мезенцев, казначей полка.
В толпе раздалось шевеление, медленно образовался круг, в центре которого стоял в одиночестве стрелец. Возраста уже зрелого, в справном кафтане, без бердыша. Он озирался, не зная, что предпринять.
— Лжа все, наговор!
— Тогда откуда я деньги привез?
Я нагнулся, снял с лошади оба перевязанных мешка и, развязав один, достал грамотку, что лежала в сундуке на деньгах.
— Вот грамотка из государевой казны, взята мною из сундука.
Я показал се собравшимся, передал полковнику. Тот схватил и начал читать. Обычный финансовый документ, если говорить по-современному.
Стрельцы закричали:
— Государева грамота, о пашем жалованье писана!
— Грамоту эту вместе с сундуком я захватил у разбойников — они жизнью заплатили за вашу казну, за ваших павших собратьев, а главарь перед смертью назвал имя предателя. Лгать мне смысла нет, все как на духу, сказал. Вот собор, вот мой крест.
Я повернулся к собору, перекрестился, поклонился. Площадь взревела:
— Смерть предателю!
Кричали все — даже понять было невозможно. Потом стрельцы накинулись на казначея. Раздался жалкий вскрик, звуки ударов. Стрельцы отхлынули снова, и на земле я увидел окровавленное месиво — все, что осталось от казначея. Полковник взял ситуацию в свои руки.
— Кончай самосуд! Становись в очередь — сейчас писарь жалованье раздавать начнет.
Настроение толпы резко поменялось. Еще недавно они были готовы вздернуть своего начальника, затем кровожадно изрубили казначея, а теперь потянулись в очередь за деньгами, перебрасывались шутками.
Все, бунту и бузе конец. Нынче все трактиры полны будут пьяными стрельцами. Однако полковник не был бы воинским начальником, если бы не радел о деле.
— Первый десяток, что жалованье получит, — на охрану ворот! Исполнять.
И любопытное дело — стрельцы, только что готовые вздернуть своего полковника и потом крушить все подряд, получив деньги, рысцой побежали к воротам и встали на пост.
Видя, что все успокоились, посадник потянул меня за рукав. Я повернулся к полковнику.
— Лошадей тати продали, забери этих двух — не мои то лошади, главаря шайки. Пусть теперь стрельцам послужат.
Посадник затянул меня в дом, усадил на скамью.
— Рассказывай!
Я вкратце, обходя скользкие моменты вроде прохождения сквозь стены или бросания огня, пересказал о спасении казны. Посадник внимательно выслушал, разгладил бороду.
— Молодец, хвалю. От себя и от жителей благодарность. Чуть бунт не вспыхнул, вовремя успел.
— Торопился.
— Ты это, вот что… Дом я тебе обещал, так это… м-да… не будет дома, ты уж не серчай. Продан дом-то, поторопились.
— Прощай, посадник. Дал слово — держать надо. Не ради дома я казну искал, да все равно обидно.
Я повернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Честно сказать, я так и предполагал. Начальство всегда наобещает с три короба, а потом — извини, так получилось. Сказать, что я расстроился — так нет, но осадок в душе остался.
На лестнице мне встретился Елисей Буза, дьяк.
— Здрав буди, Юрий. Наслышан уже о казне, твоими трудами возвращенной. И о доме знаю, не моя в том вина. С возвращением!
Он обнял меня. В принципе — неплохой мужик.
— Ты на посадника не серчай. Надо чего будет — ко мне обращайся, что-нибудь придумаем.
— Бывай здоров, Елисей.
Я вышел на площадь. Стрельцы стояли в длиннющей очереди, но настроение у всех уже было благодушное. Передо мной расступились, и я пошел к себе домой. Лошадей уже увели. Когда я выходил из крепостных ворот, стрельцы дружно вскинули бердыши «на караул», приветствуя меня, как большого воинского начальника. Я приложил руку к сердцу, благодаря. По-моему, со стрельцами у меня отношения наладятся.
А дома меня ждал обед — и когда только Ленка успела приготовить?
— Васька где?
— Уже баню топит. Где ты его нашел?
— По дороге прибился. Жалко его стало, вот и взял. Пусть у нас поживет. Места хватит, кусок хлеба найдется. Помогать по хозяйству будет, грамоте научим, глядишь — человеком вырастет, а не помрет от голода и не замерзнет в лесу.
— Пусть живет, он мне сынка погибшего напоминает.
— Вот и славно.
Все вместе сели за стол, не спеша, сытно и вкусно поели, а я еще и приложился к вину. За трапезой я вкратце пересказал события. Лена и Вася слушали, открыв рот.
— И ты отдал казну? — спросили они почти одновременно, когда я закончил рассказ.
— Это их жалованье, а иначе — быть в городе стрелецкому бунту.
— Так, мужчины — в баню, уже согрелась! — скомандовала жена.
Мы с удовольствием отправились в баню.
Когда Васька разделся, я с жалостью посмотрел на его худенькое тельце, покрытое на спине рубцами. Видно, досталось пацану. Ладно, захочет — расскажет потом, сейчас не буду лезть в душу.
Знатно попарившись, мы смыли всю дорожную грязь. В предбаннике не спеша попили прохладного квасу, перешли в дом.
