Приключения Печорина, героя из нашего времени (СИ) - Ангелов Августин
— Она казалась мне идеальным инструментом давления. Ее знатное родовое имя — ключ к властным кругам Петербурга. Ее отец — влиятельный князь и генерал, приближенный к императору. Другие ее родственники занимают важные должности при дворе. Через нее можно было давить на русское командование…
— И ты думал, что твой примитивный шантаж сработает, если получишь Веру в заложницы? — уточнил я.
— Почему бы и нет? Я предполагал, что у меня есть время. Но, его не оказалось… — проговорил Мертон.
В этот момент из подземного хода вышла Вера, за ней казаки вывели под руки связанного Гиоргадзе. Князь был бледен, но в его глазах все еще тлела злоба.
— А, вот и мой храбрый союзник! — язвительно сказал Мертон. — Я так и думал, что ты подведешь в последний момент!
— Молчи, англичанин! — прошипел Гиоргадзе. — Ты сам виноват, что попался.
— Довольно! — резко оборвал их Максим Максимович. — Оба будете отвечать перед русским командованием и правосудием.
Рассвет разгорался, и солнце выходило на небо из-за гор на востоке, окрашивая руины заброшенной крепости в багровые и золотые тона. Ветер развевал дым от костра, смешивая его с запахом крови и пороха, все еще чувствовавшимися в воздухе после боя. Но теперь к этим запахам прибавился аромат солдатской каши, которую готовили на огне казаки, чтобы подкрепиться перед дорогой обратно.
Мертон под охраной троих казаков сидел на камне со связанными руками, склонив голову. Его лицо, обычно холодное и надменное, теперь выражало лишь усталость и злобу. Несмотря на всю свою показную браваду, он хорошо понимал, что проиграл.
— Так вот как заканчивается замысел сделать Британию великой? — пробормотал он по-английски, глядя на свои связанные руки. Но, я понял его фразу, поскольку английский являлся тем единственным иностранным языком, который учил со школы и выучил, в конце концов, не так уж и плохо.
— Замысел был глупым с самого начала, — сказал я, подходя к нему. — Вы, англичане, всегда недооцениваете нас, русских, и переоцениваете самих себя.
Англичанин усмехнулся:
— Кто знает, как бы все сложилось, Печорин, если бы Гиоргадзе не подвел меня?
— Он просто оказался слабее, чем ты думал, — заметил я.
Мертон посмотрел на связанного князя, которого казаки выволокли из подземелья и посадили на камень в другом конце крепостного двора, чтобы накормить. Пока Гиоргадзе кушал кашу, Максимыч расспрашивал его о чем-то.
— Что будет с ним теперь? — спросил меня англичанин.
— Начальство разберется, — сказал я. — Вас обоих ждет суд или обмен на наших пленных.
Мертон усмехнулся:
— Обмен? Меня? Нет, Печорин, меня не обменяют. Меня просто… устранят. Ваши или мои — неважно.
Я не стал спорить. Возможно, он был прав.
Вера стояла в стороне, закутавшись в бурку. Ее лицо было бледным, но спокойным. Она смотрела на Мертона без страха, лишь с холодным презрением.
— Боже мой, Жорж, ты ранен! — воскликнула она встревоженно, увидев на мне повязку под распахнутой буркой, когда я подошел ближе.
Я попытался успокоить ее, как мог, стараясь убедить, что моя рана неопасна. Хотя и сам не знал, насколько все серьезно. Вроде бы, пуля прошла по касательной, не задев внутренние органы, а лишь разворотив мне ребра на правом боку. Но, болело сильно. И я сразу ослаб, потеряв немало крови, отчего голова кружилась. Да и последствия предсказать было трудно. Ведь в рану могла попасть инфекция, против которой тут еще не изобрели никаких действенных лекарств.
Вера постояла рядом со мной еще какое-то время, глядя на величественные горы, окружающие нас, где лучи утреннего солнца золотили вершины, покрытые ледниками и, вроде бы, немного успокоилась.
— Что теперь? — тихо спросила она.
Я ответил:
— Теперь мы возвратимся в нашу крепость.
Прежде, чем отправиться обратно, казаки обыскали все вокруг, найдя не только золото, обещанное грузинскому князю англичанином за Веру, но и секретные бумаги Мертона — списки агентов, карты и переписку с чеченскими, черкесскими и турецкими командирами. Таким образом, наша тайная военная полиция получила неоспоримые доказательства иностранного вмешательства в дела Кавказа.
Казбич стоял в стороне, наблюдая за нашими приготовлениями к обратному пути с привычной невозмутимостью. За одним плечом у него висела на ремне длинная английская винтовка, а за другим был вещевой мешок, набитый чем-то. Он явно прихватил кое-какие трофеи из вражеского лагеря.
— Что собираешься делать? — спросил я его.
— Я должен был отрезать головы Мертону и Гиоргадзе. Но я подарил пленников тебе. И ты повезешь их в свою крепость. А я ухожу прямо сейчас, — сказал он.
— Ты не пойдешь с нами? — удивился я.
Он покачал головой:
— Нет. У меня свои пути в этих горах. И меня ждет Бэла.
— Спасибо, что помог нам… — начал я.
Но, горец перебил, сверкнув глазами:
— Я помог тебе, Печорин. Не кому-то другому.
Я хотел еще что-то сказать, снова поблагодарить за помощь. Но, он уже развернулся и, не простившись, быстро зашагал прочь, скрывшись в том самом подземном ходе, по которому я пришел к старой крепости вместе с ним.
Максим Максимович подошел ко мне, хмурясь:
— Что, Казбич опять внезапно сбежал?
— Пусть. Он дитя этих гор, — проговорил я.
Штабс-капитан кивнул:
— Да, он настоящий джигит. Рыцарь Кавказа. Такие люди не любят долгих прощаний.
И вскоре мы тронулись в обратный путь.
Эпилог
Максим Максимович принял решение возвращаться в нашу крепость по более длинному, но не столь опасному пути. Казаки построились в колонну, ведя пленных в центре. Мертон шел молча, с высоко поднятой головой, все еще пытаясь демонстрировать, что не сломлен обстоятельствами. Гиоргадзе же, напротив, понуро плелся, опустив взгляд. Он напоминал загнанного зверя, ожидающего неминуемой расправы.
Из-за боли в боку и потери крови я тащился, неуверенно переставляя ноги и спотыкаясь, словно пьяный. Вера шла рядом со мной, придерживая меня за левый локоть. Время от времени она бросала на меня тревожные взгляды. Женщина волновалась, видя мое состояние.
— Ты уверен, что сможешь идти дальше? Может, я попрошу Максимыча, чтобы тебя понесли казаки? — спросила она тихо.
— До крепости дойду, наверное, — ответил я, стиснув зубы от боли.
Но вскоре штабс-капитан, заметив мое состояние, распорядился сделать для меня носилки из бурок и ружей. Я отказался. Мне не хотелось, чтобы казаки, и без того нагруженные поклажей и трофеями, несли еще и меня. И, пока я держался на ногах, я предпочитал идти самостоятельно.
Дорога обратно показалась мне бесконечной. Рана сильно болела. Голова кружилась, да еще и озноб бил так, что я, время от времени, стучал зубами. Но, несмотря ни на что, я старался не подавать виду. Мысленно я уже представлял, как окажусь в крепости, где меня ждут отдых, постель и пусть примитивная, но все-таки медицинская помощь от фельдшера.
Когда мы уже спустились с той горы, где приняли бой в руинах старинного укрепления, мне сделалось совсем нехорошо. И я почувствовал, что падаю. Но, я не упал, а последним усилием воли сел на ближайший камень. Мир вокруг меня кружился. А горы, словно бы, плыли по небу, нависая со всех сторон.
Вера сжала мою руку. В ее глазах был страх, когда она крикнула:
— Помогите, кто-нибудь! Жоржу совсем дурно!
Я хотел ответить, но красная пелена встала перед глазами. Силы совсем покинули меня, и я не смог вымолвить ни слова. Последнее, что я услышал прежде, чем потерял сознание, был встревоженный голос Максима Максимовича:
— Печорин! Держись!
Когда я пришел в себя, голова гудела, а в правом боку, казалось, пылал огонь. Фельдшер Антон Нестеренко с короткой бородкой, склонившийся надо мной, улыбнулся, увидев, что я открыл глаза. И я понял, что наш отряд все-таки добрался до крепости.
— Ну вот и очнулись, ваше благородие! — произнес он, отходя к столу, где стояли его склянки с мазями и микстурами. — Пуля прошла по касательной, но два ребра вам разбила. И лихорадка началась. Чуть к праотцам не отправились…