Учитель. Назад в СССР (СИ) - Буров Дмитрий

— Так жена моя, Мария, — пояснил Митрич, напряжённо всматриваясь в лицо незнакомой женщины.

— Мария Фёдоровна Беспалова, больная, на адресе забрали, — тут же отбарабанила Зинаида.

— Как забрали? — подскочил в кровати дядь Вася. — Куда забрали, ироды?

— Товарищ… э-э-э… больной! Успокойтесь! Ничего страшного с вашей женой не случилось! Но в больнице полежать придётся! — объявила доктор. — Рубашку поднимите, товарищ, — приказал врач.

— Что? — не понял Митрич.

— Рубашку поднимите, мне нужно вас послушать, — повторила доктор, прилаживая на себя фонендоскоп.

— Чего меня слушать! Вы лучше вот чего послушайте! Не надо меня в больницу, я здоров! А что упал, так то я запнулся, с кем не бывает! — забормотал Василий Дмитриевич, послушно задирая рубаху.

— Помолчите, товарищ, — велела врач.

Митрич умолк, но продолжал умоляюще коситься в мою сторону. Но я изобразил на лице суровую непреклонность. Всем своим видом давая понять, что больше не пойду у дядь Васи на поводу. Как врач скорой помощи решит, так и будет.

— Ничего страшного не вижу, — спустя несколько минут, прощупав, простукав, осмотрев Василий Дмитриевича со всех сторон, объявила врач. — Курите?

— А как же, — радостно признался Митрич.

— И пьёте, наверное? — улыбнулась врач.

— Не без этого, — кивнул дядь Вася. — Но только по праздникам!

— День взятия Бастилии не отмечаете, надеюсь? — пошутила женщина.

Я изумлённо на неё уставился, мелькнула мысль: а не попаданка ли она? Или это простая случайность? Мало ли больных уверяют докторов, что употребляют исключительно по праздникам, в то время как в календаре при желании красную дату можно обнаружить практически каждый день.

— Никак нет! — отрапортовал Митрич. — Исключительно на День Победы!

— Ну да, ну да, — не поверила врач. — Я вам тут капельки выпишу… и, пожалуй, таблеточки… И вот ещё что… Вы кем трудитесь, товарищ…

— Беспалов, — подсказала молчавшая до этого Зинаида. — Василий Дмитриевич.

— Очень хорошо, Василий Дмитриевич, — доктор что-то черкнула в своей тетрадке, дядь Вася напрягся ещё сильнее после вопроса и дальнейших действий районной медицины. — Так кем, говорите, трудитесь?

— А я и не говорил! — вызывающе вздёрнув подбородок, заявил Митрич.

— Ах ты, параз… Ты чего орёшь? — цыкнула Степанида, зыркнув на дядь Васю, покосилась на докторшу. — Передовик он, доктор. Ветеран. Знатный работник, уважаемый на весь район. И награды имеет, — баба Стеша сдала старинного заклятого друга с потрохами.

— Вот и прекрасно, — врач устало улыбнулась, сообразив, что от собравшихся не добьётся более точного ответа. — Настоятельно рекомендую пройти диспансеризацию. Не помешает. С давлением не шутят. И курить вам надо бросать, товарищ Василий Дмитриевич. И пить.

— А жить? — вскинулся Беспалов старший.

— Жить бросать не рекомендую, — покачала головой доктор. — У вас, можно сказать, всё ещё впереди.

— А если… — с надеждой начал Митрич.

— А если не пройдёте, нажалуюсь председателю, что вы мешаете медработникам свои обязанности выполнять, — сурово прервала Зинаида Михайловна, скрестив руки на пышной груди. — И попрошу отстранить от занимаемой должности до тех пор, пока диспансеризацию не пройдёшь! — махом уничтожила все возражения, которые крутились у Митрича на языке. — Я прослежу, Валерия Павловна, — заверила фельдшерица. — Не беспокойтесь.

Василий Дмитриевич понурился, как-то весь даже скукожился, что ли.

— Сурово тут у вас, — с лёгкой улыбкой в голосе, произнесла врач. — Молодой человек, я тут расписала, что принимать… И в самое ближайшее время — диспансеризация. Обязательно. Вы уж проследите за своим отцом, — посоветовала Валерия Павловна, вручая мне бумажки, исписанные неразборчивым докторским почерком.

Надо признать, я растерялся. Никогда не знал, что такое быть сыном. Да и не называл меня так никто, как-то не срослось. То ли вид у меня в той жизни не располагал к сантиментам, то ли вёл я себя как-то сразу по-взрослому. Но даже старый прапорщик, игнорируя субординацию, всех бойцов и даже молодых офицеров называл «сынками». Сначала это их неимоверно злило, они поправляли Петровича. Некоторые ругались и даже жаловались. Потом смирялись и принимали всё как есть.

И только меня Петрович с первого дня называл исключительно по имени-отчеству, иногда коротко «Саныч», и никогда «сынок». Надо же, только сейчас это осознал.

— Да, доктор, я всё понял. Обязательно прослежу, — кивнул я, принимая бумажки.

— Вот и хорошо, — Валерия Павловна повернулась к Митричу, который за это время успел не только сесть в кровати, но и ноги на пол спустить, и активно нашаривал обувь. — Выздоравливайте, Василий Дмитриевич.

— Не болен я, — буркнул дядь Вася, нашарив, наконец, обувь, которую хозяйственная Степанида Михайловна убрала под кровать. — Доктор! Вы куда? — выкрикнул Митрич в спину Валерии Павловне.

— В районную больницу, — удивлённо ответила Валерия Павловна, оборачиваясь к пациенту.

— Вот и хорошо, я с вами! — обрадовался Митрич, оглядываясь в поисках пиджака.

— Зачем это? — опешила врач.

— Так, жена у меня там… в машине вашей… а вы тут… — растерялся дядь Вася и ещё больше заторопился.

— Больной, — строго окликнула доктор. — С вашей женой всё в порядке, за ней приглядывает специалист. И внук ваш, — смягчившись, добавила пожилая, дама. — Не волнуйтесь. А в больницу мы вас не возьмём, и не надейтесь. И внука здесь оставим. Старший сын может поехать, — кинув на меня взгляд, вдруг предложила врач.

В комнате наступила та самая неловкая тишина, когда все неожиданно замолкают, едва входит человек, про которого только что говорили.

Василий Дмитриевич мялся, не решаясь признаться, что я не его сын. Степанида Михайловна тревожно переводила взгляд с меня на Митрича, потом на Зинаиду. Зиночка и вовсе растерянно смотрела на меня, не зная, что сказать. Валерия Павловна нахмурилась, не понимая, что происходит.

— Я поеду. Сейчас, только документы возьму, — неожиданно для себя самого объявил я. — Степанида Михайловна, присмотрите за… племянником Серёжей? — попросил, сделав круглые глаза, изо всех сил намекая на поддержку.

— Так присмотрю, отчего ж не присмотреть, — мелко-мелко закивала баба Стеша.

— А…

— И за тобой присмотрю, покуда Мария в больничке от тебя отдыхает, — сурово оборвала Митрича моя соседка и погрозила для внушительности сухоньким кулаком.

— Ну вот и славно, — улыбнулась Валерия Павловна. — Поторопитесь, молодой человек… — доктор вопросительно изогнула бровь.

— Егор, — представился я.

— Учитель наш, — с гордостью выдал Василий Дмитриевич.

Доктор понимающе кивнула, развернулась и пошла к выходу. Я торопливо схватил пиджак, проверил наличие в карманах паспорта.

— Степанида Михайловна, дверь закроете? — сунул в руке соседке ключ. — А ключ… Да вон хоть под крыльцо суньте.

— Хорошо, Егорушка, ступай, — громко ответила баба Стеша и тут же метнулась ко мне и зашептала. — Зинаида Серёжку-то предупредит, не бойся. И Маше скажет. А завтра уж Митрич с внуком нагрянут, вещи там привезут… И правильно это, что ты поедешь! Митрич, он что? Только работать и горазд, ещё языком чесать! А как по важным местам чего добиваться, как воды в рот наберёт и бу-бу-бу… Толку с него в больничке не будет. Ты уж обустрой её там, Марию-то Фёдоровну, Егор Александрыч, чтобы, значит, всё по-людски, — попросила Степанида и неожиданно всхлипнула.

— Да всё хорошо будет, — растерялся я, неловко похлопал соседку по плечу, оглянулся на угрюмого Митрича. — Не переживайте, Василий Дмитриевич, я за всем прослежу, — заверил угрюмого Беспалого. — А вы отдыхайте!

Возле машины меня встретил такой же хмурый Серёжа Беспалов.

— Деда… — начал было пацан, но дед сурово зыркнул, и мальчишка замолчал, только кинул на меня и на Валерию Павловну недовольный взгляд.

— Ну и зачем вы встали? Могли бы и у сына переночевать, — укоризненно покачала головой доктор. — Василий Дмитриевич, плачет по вам больничная койка, ох, как плачет.