Амурский Путь (СИ) - Кленин Василий

Ценный груз легко вместился в шесть дощаников, но в дорогу отправились десять судов, да к каждому еще по плоту прикрепили. Потому что в поход выступили почти полтысячи человек. Все-таки Забайкалье — край пока опасный. Да и вообще. Флотилия быстро добралась до Яксы-Албазина, где на пристани высадили пару десятков казаков (здесь теперь вахтовым методом дежурил темноводский гарнизон), запаслись зерном в дорогу — и двинули на Шилку.

Через пару дней добрались до останков Нерчинского острога. Дурной еще летом долго думал, но решил, что пока его восстановлением заниматься не стоит. Не настолько стратегически важное место. Достигли устья Ингоды и пошли вверх по этой речке. Путь стал труден, река чуть ли не горная уже; однако это самый лучший путь на запад. На правом берегу с трудом, но удалось обнаружить остатки жилищ и заросшую вырубку. Именно здесь казаки, перевалив через горы, останавливались, сколачивали плоты или даже делали дощаники и шли на Амур. Но было это уже лет 20 назад; плотбище запустело, заросло.

«Где-то в этих местах позже вырастет Чита, — улыбнулся Дурной. — Или не вырастет? Или не в этих?».

На заброшенном поселеньице остановились на два дня. Дощаники (кроме одного) с минимумом гребцов отправили назад. На месте остались 30 казаков из Северного и Темноводного и около полусотни молодых крестьян из зейских селений.

«Раз уж налаживаем дорогу на запад, то на этом месте надо закрепиться» — решил Большак еще в Темноводном.

— Живите душевно, — напутствовал новопоселенцев Дурной. — Еды у вас на несколько месяцев, так что смело стройтесь, бейте пушного зверя. Как обживетесь: начинайте валить и сушить лес. Может быть, уже следующей весной появятся здесь новые люди.

Глава 51

Огромные плоты распустили, часть бревен оставили «колонистам» на постройку жилья, а из других соорудили волокуши и изготовились к волоку. Перед путниками возвышалась стена Яблонового хребта, который разделял Амурский речной бассейн и Селенгинский (который — часть Байкальского… который часть бескрайнего Енисейского бассейна).

Куда идти — не очень-то ясно. Поллета Дурной искал казаков, что ранее ходили этим путем, нашел нескольких из отряда Бутакова (тех, что пришли еще с Пашковым). И сейчас вся надежда на них.

Всего-то делов! Пройти с полсотни верст — до озера Иргень. Но только по горам, с тяжелым и бесценным грузом. Хорошо, если еще проводники не забудут маршрут волока и не придется плутать!

Сбились (по счастью) только один раз, и до озерной долины добрались всего (!!!) за десять дней.

— Нам нужно самое южное — Иргень! — это беглец из будущего помнил сам.

Иргеньский острог уже не существовал. Его не разрушили, не сожгли — он просто сгнил и порос грибами да лишайниками. Ну, а что вы хотите, если двадцать лет никто по этому пути не ходил… Даже на плоты его бревна уже не годились.

Больше всего, после мучительного перехода по горам, народу хотелось упасть и лежать весь день.

— Нельзя, ребята! — выкрикнул Дурной. — Зима нас догоняет. Вот плоты построим — и отдохнем.

Озерная долина, как назло, оказалась малолесной, однако, 120 пар рук вырубили всё, до чего смогли дотянуться в округе — и к вечеру плоты были готовы. Увы, Большак обманул своих людей — отдыхом и не пахло. Река Хилок, которая несет свои воды от Иргени до Селенги, была здесь совсем махонькой. Плоты застревали на поворотах, садились на мель, так что всему отряду приходилось тащить их бечевой.

«Ну, хоть, груз не на плечах» — виновато развел руками Дурной.

Только через два дня пути река достаточно расширилась, чтобы плоты уже могли плыть по ней сами. Скорость резко возросла, делегаты Черной Руси даже рисковали часть ночи нестись вниз по стремнине. Потому что все уже чувствовали — зима наступает на пятки. А Хилок мало того, что сам по себе извивист, так еще и к Селенге течет обходным путем, петляя между отрогами гор. Уже был на исходе октябрь, когда, наконец, перед чернорусским отрядом нарисовался широкий и мощный поток Селенги. И, едва сплавщики выбрались из густых зарослей на открытый простор, как заметили на юге, вверх по большой реке, густые столбы дыма.

Вообще, Дурной планировал идти вниз по реке. Там устье Уды. Удского острога (будущего Улан-Удэ) пока еще не существует, но там точно кто-то живет. А что вверх по реке? Беглец из будущего не помнил. Но очень уж мрачно клубилось небо.

Там кто-то умирал.

Повинуясь приказу Большака, плоты неохотно поплелись на юг. К ночи притаились на лесистом островке, а Дурной послал вперед десяток самых легконогих парней. Те вернулись под утро — верхами! — и доложили: явно русский острог стоит меж горой и реками. А вокруг носятся всадники монгольского вида — жгут посад.

— Сколько их?

— Ночь же, — пожал плечами один из разведчиков. — Но не тысячи — это точно.

«Вот будет весело провалить великое посольство в самом начале пути!» — иронизировал Дурной, а сам уже раздавал приказы.

— Доведете нас до ближайшего безопасного места — и там прячем плоты.

И дело не в одном романтическом благородстве. Черноруссам (о которых никто ничего не знает на Руси-матушке) нужно как-то легализоваться в этой стране всесильных воевод и безграничного произвола. С боями до Москвы не пройти — хоть всё чернорусское войско бери… И, кажется, сейчас им подвернулся отличный шанс для легализации.

Через шесть-семь верст отряд напялил брони, зарядил пищали и двинулся легким бегом к осажденному острогу. Монголы (ну, кажется, они) кружили вокруг бревенчатых стен, а оттуда отстреливались: зло, но редко. То ли народу совсем мало, то ли порох в дефиците.

— Вон бивак этих, — сориентировался Большак. — Заходим на него.

Чернорусская пехота вытянулась в три шеренги и начала наступление. Бах! Бах! Бах! — три залпа почти подряд расчистили ближайшее пространство. Местные кочевники уже хорошо знали, что русским для перезарядки требуется немало времени — так что ближайшая группа всадников вознамерилась всласть порубать зарвавшихся стрелков… И напоролась на штыки. Кто не успел сбежать, тот бесславно полег. А пока на новую неведомую напасть выдвинулись основные силы — гости уже перезарядились и всадили свинец в упор конной лаве. Та смешалась.

— В атаку! — и штыковая пехота ринулась на ошалевших лошадей.

Трудно воевать, когда при пехоте нет ни коней, ни пушек. Всадники кружили вокруг чернорусского отряда и так и этак, пытаясь вцепиться в нежное подбрюшье. Может быть, им это и удалось бы… Но тут из острога вывалили казаки: пешие и с полсотни конных. Тут-то у осаждающих окончательно сдали нервы, овчинка явно не стоила выделки — и несколько сотен уцелевших монголов потекли прочь от «плохого» боя — куда-то на юг.

Дурной, убедившись, что враг точно бежал, сразу отправил большую часть отряда к плотам, а сам выхватил опытным взглядом местного старшего и двинулся прямо к нему. Крепкий здоровяк в кольчуге и зерцале поверх радостно хлопнул Большака по плечам.

— Ну, удружили! — прогудел он густым, но хрипловатым басом. — Никакой управы на нехристей нету!

Хлопнув себя рукавицей по «бумажному» шлему, здоровяк представился.

— Я Гаврило Ловцов, приказной тутошний!

— А это что за нехристи были?

— Да всякого намешано! Халхасец-гнида, Даин-хунтайджи уж вторый год мутит воду средь братских племен — в свои степи манит. Ну, кто-то прельщается… А по дороге грабят всё подряд. За лето-осень к Селенгинскому острогу уже третья ватага подходит. Упарились отстреливаться — а пороху давно не шлют… — Гаврило Ловцов оборвал себя; видно было, что с официальным визитом его голову посетила мысль. — А вы, верно, Спафария догоняете?

Знакомое имя вспыхнуло в голове беглеца из прошлого. Спафарий! Посол России! Он в этом — 75-м — году как раз и должен до Китая добраться. В Пекин, через степи монгольские… Дурной побледнел.

«А мы в Степи такую кашу заварили. Ох-хо-хонюшки! Сейчас южная Монголия кипит и бурлит. Пекин, может, осаждают, а то и вообще захватили. Монголы бросают Восемь знамен, войска У Саньгуя идут на север… Ой, не доберется Спафарий до Пекина! А, если чудо и случится — то не до послов русских сейчас императору Канси…».