Полудержавный властелин (СИ) - Соболев Николай Алексеевич

Вот накручивал горбун других, накручивал, да и сам себя незаметно накрутил и пришел к выводу, что нет страшнее врага, чем Москва. Идея-фикс в чистом виде. Ну, так с первого взгляда, но чтобы покопаться подробнее, нужны Вяземский или Хлус, да кто им даст тут розыск устраивать?

Московские князья да бояре громко возмущались, я помалкивал, соображая, почему ночью не вылез внутренний Васенька — неужто покинул меня окончательно? Рязанцы, весьма смущенные и подавленные эдаким неожиданным репримандом, уже к полудню сдали под натиском гостей и постановили воевать Бердея.

Выступали еще до рассвета, от Ольгова монастыря.

Валил снег, в мареве и холодрыге шел укутанный в тулупы полк пикейщиков. Овчины в Казани куплены, если в деньгах посчитать, то за шкуры и шерсть чуть ли не ордынский выход отдаем. Но, во-первых, часть товаром, а во-вторых, получаем товар в обмен. И это не говоря о том, что Мустафу с его людьми к Москве привязываем крепче крепкого.

Вот будь в степи твердое правление, ей-богу, подумал об уплате выхода. Дешевле же выйдет, чем набеги отражать. Чай, не дураки русские цари были, платил и Иван III, и сын его, и внук, и Годунов, и Тишайший и чуть ли не Петр Алексеевич. Правда, выход дипломатично именовали «подарками», но сути не меняет — регулярный фиксированный откуп от набегов. Может, и нам придется, если Крым поднимется, насчет остальных ханов у меня большие сомнения.

А полк хорош — щиты одинаковые, с московским гербом-ездецом, пики ровные, на каждой конский хвост развевается. Какая-никакая, а от стрел защита. Наконечники устюжской работы, с крюками, можно всадников стаскивать. Коломенский городовой полк не хуже, кони справные, сабли тоже устюжские, сапоги валяные, красота.

Мордва, конечно, с бору по сосенке, кто в чем, у кого сабелька, но больше короткие копья. И лыжи, подбитые лосиной или конской шкурой, чтобы назад не скользили. Опытный воин на них и без палок маневрирует — любо-дорого.

Да, холодрыга. Представляю, каково там бердеевым. Поглядеть бы издали, да нет у меня с собой главного хай-тека — первую и пока единственную подзорную трубу отправили Шемяке. Зато есть кожаный рупор, тоже хай-тек. Рынды у меня чуть не передрались, когда я его демонстрировал по первому разу — еще бы, воеводу вдвое дальше слышно!

Сани с пушками и подъемными щитами, главная ударная сила, при них Басенок лыбу давит в тридцать два зуба.

От Ольгова монастыря, где собиралось войско, до бердеева стана верст пять, дотопали быстро и развернулись быстро. Я только удивился, что по берегам Оки мужики, которые вроде бы должны попрятаться, спокойно косят рогоз. А Голтяй объяснил — рогоз в бумагу идет, примерно на треть замещая льняные и конопляные очесы. Методом проб и ошибок вызнал это ученик Атая-кагазника и последние два года бумажные мельницы рогоз скупают. Причем зимний, он суше и лучше. Но, что особенно порадовало, дошли до этого бумажники сами, без моих подсказок.

Войско споро развернулось — в челе пикинеры, по бокам казаки да мордва на лыжах, сзади конные.

— Федор, а не проще их сразу конями стоптать?

— Снег глубокий, княже, — оторвался от рассматривания диспозиции Палецкий. — Пусть пешцы утопчут, потом и конных пустим.

Но первым в дело пошел Касым — а ну как царевич с царевича уговорит и Бердей сдастся без кровопролития?

Но нет, Касым вернулся ни с чем:

— Биться будет.

Эх, а в Москве сейчас ужин, макароны дают… То есть, митрополит Кормчую книгу редактирует, греки Судебник шлифуют, дочка маленькая, дел за гланды. Куда тут еще воевать? Вот не попади Дима в Шемяку, хрен бы я чего вытянул.

Вдоль берега Листани стоял невеликий пришлый чамбул — замерзшие, без коней, сбитые в непривычный пеший строй, даже луков почти не видать, бесполезны они на таком холоде. Побьем их, как пить дать побьем, да только им деваться некуда, будет бой велик и силен зело. И сколько наших поляжет?

— Федя, попридержи войско. Дай Басенку выступить.

Названный тут же радостно вскинулся:

— Пушкари готовы! Только у нас зелейного припасу от силы на пять залпов!

— Должно хватить. Большим дробом, в упор.

— Само собой! — радостно подхватился Басенок и помчался командовать.

Вот хлебом не корми, дай из пушки стрельнуть.

Взревели трубы, войско медленно тронулось. В оставленным меж колоннами пикинеров проходы устремились сани с пушками, вот они вырвались вперед…

Вот энтузиаст чертов! Слишком оторвался, если, паче чаяния, Бердей контратакует, погинут и пушкари, и пушки! Пушки ладно, отобьем, но за пушкарей я Басенку голову сниму!

Тем временем сани развернулись почти под носом у татар, подняли опаски ради щиты и по взмаху Басенковой сабли пальнули разом.

Жуткое зрелище, когда картечь рвет людей — кровь, ошметки, дикий вой над заснеженным полем…

Большой дроб пробил в татарском строе пять брешей. Пока там оттаскивали раненых да смыкали ряды, пушкари споро перезаряжались отмеренными зарядами.

Взмах!

Второй залп был не так успешен — кто-то пригнулся, где-то уже стояли пореже, но кровищи прибавилось, а двоим так вообще головы снесло. Заколебались татары, а Бердей, видать, просчитал, что его воинство так и выкосят, и повел немногих конных на пушки…

Твою мать, Басенок! За каким хреном ты разрядил третий залп в пеших???

Из-за спин порванных в клочья, но еще стоявших татар уже набирала ход сотня или две всадников на косматых заиндивелых лошадках, а копейщикам еще минуты три минимум тащиться по снегу!

— Илля! — взревело справа.

Касым бросил своих наперерез.

Не успеет!

Успел, как ни странно, Басенок. Четвертым залпом он снес почти всех атаковавших его конных, а там подоспела и подмога.

В основном, чтобы добить посеченных картечью коней и людей — сейчас такое не лечат.

Дальше вязали пленных, да считали потери:

— Резаться никои не стали, дались в руки без боя. Избили только царевича Бердея, и кто с ним был, князя Мишер-мурзу, да князя Азбердея, да князя Ахмета, Казиева сына. А великого князя дворских никого не побило, и московский полки також, и коломенский. Только пушкаря Азея, Неклюдова сына, ожгло.

Ну, так воевать еще можно…

Глава 20. Шумел-горел пожар московский

Зимой 6952 года в Пскове разразился мор. Как обычно, из сообщений хрен что поймешь — «Мрут мужи и жены и малые дети, кому явится железа, то наскоро умирает, а начали помирать в канун Николы Зимнего и мерли всю зиму».

Опухает железа — какая, как, почему? Гадай вот над грамотой…

Хотя гадать нечего, в Опочку, Великие Луки, Торопец, Полоцк, Торжок, Бежецк и Устюжну помчались гонцы с требованием установить карантины и никого в города прежде, чем отсидятся месяц в специально отстроенных на отшибе избах, не пускать. Но все дорожки не перекроешь, да и понятия крепкого о заразных болезнях у людей нет — ну чего зря болящих мариновать? Пусть они в церкви помолятся, все и пройдет, божьим соизволением. Епископ Мефодий устроил крестных ход вокруг города, с допущением к нему всех посаженных в карантины. За что получил сильнейшую выволочку от митрополита и копию срочно переписанного «Домостроя», куда среди прочего добавились и описания карантинных мероприятий.

Не преминул встать в позу и Великий Новгород, куда срочно были отправлены рекомендации по случаю эпидемии — Москва нам не указ! Ну да, назло отцу порву портки, пусть задница мерзнет!

Ничего, естьу нас методы и на Костю Сапрыкина. Для большей доходчивости закрыл и Новгородский двор в Москве — поставил караулы, никого не выпускать, никого не впускать, только еду приносили и оставляли, никаких личных контактов.

Повезло, что мор случился зимой, когда и поездок между княжествами мало, и народ вообще меньше по улицам шляется. Но Псков закрылся на полгода, а с Псковом и Нарва, наше игольное ушко на Балтике, через которое в обход страшно недовольного этим Новгорода тоненьким ручейком текло серебро.

С деньгами, особенно после того, как Шемяка победоносно завершил польскую кампанию, стало заметно полегче и я уже начал подумывать, какой проект профинансировать следующим. Хотя тут и думать нечего — срочно укреплять южную границу. Если Дима войну закончил, значит, ее закончил и Сеид-Ахмет и теперь у него встанет естественный вопрос — а где, собственно, ордынский выход за последние ндцать лет? И как бы он не пришел за ответом.