Вера Ковальчук - Эльфред. Юность короля
Эльфред был еще молод — неполные двадцать два — и к смерти относился совершенно спокойно. Он выслушал Осмунда, сообщившего ему, что Этельред полчаса назад испустил дух (Осмунд был сильно ранен в плечо и не мог сражаться, но ходил легко), кивнул и вернулся к тому, что ему казалось более важным — к штурму.
Лишь поздно вечером он осознал, что остался один… Нет, у него есть и жена, и сын, и, даст Бог, в скором времени появится на свет еще один малыш, и дальних родственников у Эльфреда немало.
Но от той его семьи, которая была до Эльсвисы и до Этельверда, не осталось никого.
Мать Эльфред не помнил. Осбурга умерла вскоре после рождения младшего сына. Никто не говорил о том, что она умерла от родов, но лекари объясняли, что причиной ее смерти все-таки стала плохо вылеченная послеродовая горячка — так называли любой жар, обрушившийся на несчастную роженицу после разрешения от бремени. Облик родительницы так и остался для Эльфреда тайной — его вырастила кормилица, крепкая и полная женщина, супруга одного из Суррейских танов. Впрочем, ее тоже уже не было в живых.
Отца принц помнил плохо. Тот умер, когда мальчику было всего пять лет, и хоть из глубин памяти время от времени наплывало что-то смутное — ощущение, запах, прикосновение жесткой ладони — по сути, ничего особенного. Также и старший брат, Этельбальд, не оставил в памяти мальчика никакого следа. Про него говорили, что он был весьма дурным человеком. Когда принц достиг того возраста, когда он уже был способен, опираясь на факты, делать собственные выводы о природе человека, он согласился с чужими выводами. Этельбальд поступал недостойно.
Этельберта младший брат помнил получше. Этельберт был очень спокойным человеком, похожим на отца и весьма добродушным. Он уделял брату не так много внимания, как Этельвольф, но никогда не шпынял его, дарил подарки и следил, чтоб Эльфред изучал не только Священное Писание, но и военное дело, которое в нынешние времена совершенно необходимо любому знатному человеку.
А теперь вот ушел и Этельред. Не осталось в живых никого из братьев.
Над миром сгущалась мгла, датчане на берегу жгли костры, оттуда тянуло запахом гари и ароматом каши с мясом. Темнело, небо казалось по-прежнему ясным, но на земле скоро стало — хоть глаз выколи. В полумраке жили только огоньки, обильно заткавшие и берег Уиллеи, и стены Уилтона, где опасались тайного ночного штурма. Эльфред чувствовал, насколько он устал, и, прикрыв глаза, вдыхал холодный вечерний воздух. У него не получалось надолго задуматься о брате — давило безразличие, корни которого лежали в сильнейшем напряжении последних дней.
Когда за спиной что-то зашелестело, принц попросту отказался на это реагировать. Истома и оцепенение захватили его в свои силки, и Эльфред, наверное, уже слабо сознавал происходящее вокруг. Но в какой-то момент его тело само развернулось, и правая рука схватилась за рукоять меча у пояса. Молодой воин даже не успел ни о чем подумать. Он и не пытался думать — он уже спал.
В следующий миг сон испарился. Принц увидел перед собой взблеск металла, больше почувствовал, чем уловил движение, и оцепенение тут же изгнала жажда жизни. Чутье воина безупречно, и он ушел от удара с ловкостью, какой невозможно ожидать от неготового к нападению человека. Меч со скрежетом вылетел из ножен, и кончик его прошелся по камню, выбив сноп искр. «Затупился», — машинально отметил Эльфред.
Он не мог разглядеть, кто на него напал, да вначале это его и не заинтересовало. Мало ли кому понадобилась его жизнь, и по какой причине — сперва надо выжить, а потом можно будет разбираться. Принц пожалел, что он без щита. У противника-то щит был, в этом Эльфред убедился очень скоро. Он сорвал бы с пояса ножны, чтоб их использовать, как импровизированный щит, но помнил, что ремешки перевязи крепки, пряжки тоже, и он только зря потратит время.
Противник попытался оттеснить его назад и прижать спиной к камню; поскольку щита у принца не было, ему приходилось парировать атаки своим мечом, а это было опасно. Металл мог не выдержать, или покрыться зазубринами, и финал известен: чужое оружие цепляет зазубрину, а дальше уже идет трещина.
Был еще один путь — атаковать самому, да так стремительно, чтоб враг не успевал замахнуться, лишь поднимать и опускать щит. Эльфред помнил, как узка стена Уилтона. Долго тут не побегаешь. И потому, увернувшись от очередного выпада, он накинулся на противника сам, с примерной яростью, будто мечтал дорваться до его горла.
Ему не пришла в голову еще одна возможность — закричать. Дозорные не так далеко, они мигом прибегут. И если бы на него напали с зубца, он бы так и сделал, решив, что имеет дело с хитрым и ловким датчанином. Но атака последовала со спины, значит, его противник — сакс, и, возможно, речь идет о недоразумении или ошибке.
Впрочем, кричал он или нет, но шум на стене вскоре привлек внимание дозорных. Они окликнули сражающихся, но, не дождавшись ответа, закричали во двор, призывая подмогу. По лестницам застучали сапоги.
В этот же миг противник Эльфреда низко опустил свой щит — он защищался от удара по ногам, и тут принц изо всех сил ударил по черному кругу ногой. Незнакомца отбросило на несколько шагов назад, будущий король Уэссекса прыгнул следом и принялся наносить удары куда попало. Только бы не позволить врагу встать, дать ему перехватить инициативу.
А когда подбежали дозорные с факелами и копьями, принц опешил — перед ним был Берн, эрл Лонг Бега, с которым он никогда не враждовал, и выражение глаз сакса развеяло все сомнения — об ошибке речи нет. Взгляд, который лишь на один миг высветил в ночи пук поднесенных факелов, наполняла злоба, причем вполне адресная.
Берн попытался ударить снизу — проигрышная попытка, потому что оружие вряд ли способно в этом случае приобрести убийственную силу, разве что его никто не станет отклонять. Принц отбил эту атаку сапогом и полоснул, не рассчитывая на затупившийся кончик. На лице эрла из Лонг Бега возникла длинная кровавая полоса, и злость сменило непонимание.
— Кто тебя послал — Вульфтрит? — заорал Эльфред, чувствуя, что больше нет нужны защищать свою жизнь — вокруг достаточно воинов. — Кто? Отвечай, дерьмо!
Тот вдруг заревел, но, судя по всему, не от ярости, а от боли. На Берна навалилось сразу несколько человек, но Эльфред подал знак отпустить своего противника. Выхватил у кого-то щит и стал с ним почти на равных. «Почти» потому, что у Берна был шлем, зато молодому наследнику короля кровь не заливала лицо.
Эрл Лонг Бега, понимая, что он загнан в угол, налетел на врага, будто вовсе потерял голову от ненависти. Он вопил что-то нечленораздельное. Эльфред не поверил бы, если б ему сказали, что этого эрла на него натравил брат, просто не поверил бы. С чего тогда Этельреду было в присутствии эрлов поручать свое королевство брату, если он намеревался отправить его к праотцам с помощью наемника?
В то, что Берн может действовать самостоятельно, поверить было еще труднее. Зачем ему такие рискованные шаги?
Разумеется, эрл из Лонг Бега рассчитывал, что принца удастся убрать ударом в спину и, возможно, сбросить в воду. Позже он мог попытаться убежать еще до того, как схватка стала откровенно смертельной. Нет Берну была слишком нужна смерть будущего короля.
Теперь у Эльфреда было большое преимущество. Он наступал, не давая противнику вздохнуть, атаковал и почти с презрением отбивал слабеющие удары, отводил меч врага в сторону. Разок ему даже удалось пнуть Берна ногой, и дальше, когда тот на миг согнулся от боли, осталось лишь добить. Принц мог нанести смертельный удар по шее, но он рассек противнику плечо и повалил его на камень. Прижал коленом.
— Ты дурак. Я уже король, — прошипел он в лицо поверженному. — Твоя сестра никогда не смогла бы обойтись без моей помощи. Если б она смогла от меня избавиться, ее старшего сына прибили бы датчане. Об этом она не думала, нет?
Берн не ответил. Шлем с подшлемником он потерял, падая, и теперь попытался вцепиться в Эльфреда зубами. Зубы клацнули впустую. Принц был воином, и этику своего сословия соблюдал строго. Можно было позвать лекарей и спасти Берну жизнь, но младший брат покойного короля не хотел этого. Не мог он и оставить его медленно умирать. Отложив меч, принц выдернул из-за пояса тонкий кинжал и вонзил эрлу Лонг Бега в горло.
И медленно поднялся на ноги.
Он вдруг почувствовал, что встает не просто победителем, но королем. У ног его распластался враг, воплощение всех тех врагов, кто мог бы оспаривать его право на корону. Нет, Эльфред не рвался к короне Уэссекса, но теперь, когда испустил дух его старший и последний брат, он не мог допустить, чтоб корона оказалась в руках иного, нежели прямого потомка Этельвольфа. Он не имел бы ничего против того, чтоб трон после отца занял Этельвольд-младший, сын Этельреда и Вульфтрит, но он был слишком мал. Король должен быть в состоянии вести в бой войска.
