Павел Дмитриев - Поколение победителей
В итоге пленум прошел, но только через месяц. Из ста семидесяти «прагматиков» в ЦК осталось не более восьмидесяти. Остальные были заклеймены как «предатели», «ревизионисты», «лица, поддерживающие тайные связи с заграницей», или попросту убиты хунвейбинами. Над входом в зал заседаний висел свежий плакат «Огонь по штабам!». В зал «для кворума» ввели команду хунвейбинов, размахивающих красными книжечками. Итог не заставил себя долго ждать, сентябрьский пленум тысяча девятьсот шестьдесят пятого года полностью одобрил все мероприятия культурной революции.
Восьмого октября тысяча девятьсот шестьдесят пятого года Председатель Мао, надев на рукав красную повязку первого «красногвардейца», приветствовал на площади Тяньаньмэнь многомиллионную демонстрацию хунвейбинов. Его победа была полной. Рядом, но чуть позади, стояли новые члены политбюро.
Премьера Чжоу Эньлая отправили перевоспитываться на тракторный завод в Цзянси. От тюрьмы его спасли только огромный авторитет среди военных и заступничество Се Фучжи. Бывший премьер работал на заводе слесарем, а его жена зачищала шкуркой шурупы. Словно бы в издевательство, ему предоставили в пользование маленький приусадебный участок.
Ден Сяопин был арестован и заключен в тюрьму и умер там в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом из-за допросов и плохого медицинского ухода[156].
С энтузиазмом поддержавшего культурную революцию командующего армией Китая Линь Бяо избрали в Постоянный комитет Политбюро ЦК и официально провозгласили преемником Великого кормчего.
Серьезно возвысился Кан Шэн, начальник внешней разведки КНР[157]. Именно он в критический момент сумел организовать «случайную» расправу над Лю Шаоци, что резко снизило противодействие «рабочих групп» и позволило отрядам хунвейбинов одержать решительную победу в Пекине. В дальнейшем, благодаря интригам и устранению политических противников, он занял в ЦК КПК третью позицию, возглавив по совместительству Внешнюю разведку Шэхуэйбу (аналог КГБ).
Из-за неожиданного недоверия Председателя Мао к Чжоу Эньлаю повышение получил его заместитель, маршал Чэнь И[158]. По совместительству – министр иностранных дел КНР. Он был введен в состав Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК и занял там почетное последнее место, пропустив вперед Чэнь Бода и Цзин Цзянь.
Оставшись без руководителя, твердый как кремень военный с сорокалетним партийным стажем поначалу растерялся. Но после того как хунвейбины осадили здание МИДа с лозунгами: «Заживо сожжем Чэнь И!», «Разобьем собачью голову Чэнь И!» – признал свои многочисленные ошибки. Хотя происшедшее не помешало ему и дальше упрямо защищать «старую гвардию». Тем не менее этого оказалось вполне достаточно, Великий кормчий запретил революционным массам вторгаться в работу министерства.
С таким политическим багажом за плечами Китай более чем на десятилетие пустился в одну из самых разрушительных авантюр в истории цивилизации. Если не учитывать масштаб личности Мао Цзэдуна, можно было сказать, что к власти пришла военно-полицейская хунта. Отношения с СССР, в том числе транзит военных грузов во Вьетнам, о которых в феврале шестьдесят пятого договорились Косыгин и Эньлай, практически прервались. Что было неудивительно, если учесть, что премьер и глава МИДа являлся явным «ястребом», а все Политбюро КПК смотрело в рот Председателю и считало происходящее в Советском Союзе победой контрреволюции.
Очередное августовское заседание Президиума ЦК КПСС начиналось вполне традиционно. К одиннадцати часам все участники собрались в бывшем сталинском кабинете, за огромным, крытым зеленым сукном столом с закругленными углами[159]. Никакого формализма или помпезности, минимальный официоз создавала только писавшаяся от руки краткая (и совершенно секретная) стенограмма.
Тяжелые деревянные панели стен в некрупный квадрат, шторы с оборками на широких низких окнах, высокий потолок с простоватой люстрой, пестрый ковер, который выбрал Сам… Шелепину казалось, еще немного, и опять раздадутся мягкие неровные шаги прогуливающегося за спиной великого вождя. Потянет запахом табака от его знаменитой трубки, прозвучат слова с гортанным кавказским акцентом. Александр Николаевич не торопился унимать воображение, щекочущая нервы острота «безопасного страха» кидала разум на качественно иной уровень восприятия. От этого свет делался чуть ярче, слух улавливал малейшие оттенки интонаций, пальцы были готовы играть с «записочками» соратников едва ли не сами по себе.
Поздно вечером, когда основная повестка дня уже была исчерпана (а это добрые полсотни вопросов почти по всем ведомствам!) и все вызванные на заседание разошлись из соседнего зала, пришло время самых сложных, внутренних вопросов. Председательствующий Леонид Ильич кратко разъяснил ситуацию с письмом первого секретаря ЦК КПУ Петра Ефимовича Шелеста от 2 августа 1965 года[160].
В нем Шелест критиковал Минвнешторг и предлагал предоставить Украине право выступать самостоятельно на внешнем рынке. Объясняя, что на международных форумах многие страны, которые не торгуют с Советским Союзом, обращались к украинским представителям с предложениями заключать торговые соглашения напрямую. При этом они ссылались на высокий международный престиж Украины как одной из стран – учредителей ООН.
Произошло это во время отсутствия Брежнева, когда тот находился в отпуске в Крыму. Замещавший его Николай Викторович Подгорный, покровитель и друг Петра Ефимовича, недолго думая поручил ВСНХ СССР, Госплану СССР и Минвнешторгу представить свои соображения. Новиков, Ломако и Патоличев, не сговариваясь, дали предложению Шелеста внешне корректную, а по существу резко отрицательную оценку.
Первым взял слово Анастас Иванович Микоян:
– Считаю, что заявление товарищей излишне категорично. Но по существу они дают записке правильную политическую оценку. – Микоян направил на сидящего практически напротив Шелеста руку с растопыренными пальцами. – Петр, ты хочешь изменить принцип монополии внешней торговли СССР? Мы же еще в двадцать третьем все определили! Очень удивляет, что опять возник этот вопрос.
– К сожалению, не знал о поступлении письма, – добавил Брежнев и, повернув голову направо, укоризненно посмотрел на сидящего рядом Подгорного. – Коля, ты-то как пропустил его в рассылку по ведомствам?
– Сейчас чувствую, что это письмо ошибочное, все понимаю, готов вернуть ситуацию в прежнее русло. – Беспомощно развел руками Петр Ефимович.
Он уже давно осознал величину проблемы и даже не пробовал убеждать кого-то в своей правоте. Отвести бы удар от себя…
– Поймите меня правильно, я не имел в виду ничего особого. Исходил только из деловых интересов. Это письмо подготовили товарищи из МИДа Украины, его на Президиуме ЦК КПУ даже не обсуждали.
– Значит, тебе надо поехать в Киев и растолковать все этим товарищам по-хорошему. Чтоб занялись настоящей самокритикой в связи с политической ошибкой! – Анастаса Ивановича явно зацепило такое легкое отношение к принципиальному вопросу, и он укоризненно продолжил: – Вам надо сделать серьезные выводы!
– Была ошибка, – согласился с критикой Подгорный, пытаясь спасти друга. – Виноват, что не вник в суть и разослал письмо по ведомствам. Необходимо было сначала обсудить вопрос на Президиуме.
Леонид Ильич обвел глазами присутствующих, собираясь поставить вопрос на голосование и закрыть тему. Заодно неодобрительно покосился на быстро обменявшихся записками Шелепина и Косыгина[161]. Длительное разбирательство совершенно не входило в планы Брежнева на этот вечер. Однако Петр Нилович Демичев[162] не только присоединился к отрицательной оценке письма, но и попросил слова для продолжения.
– Подожди, тут вопрос намного серьезнее. – Он вздернул вверх подбородок, встряхнул шикарными волнистыми волосами. – Считаю, что в ЦК КП Украины начал процветать национализм. В аппарате почти не осталось русских!
– Нет, неправильно! – попробовал перебить Шелест, но Демичев его резко оборвал:
– Совсем распустили интеллигенцию! Не препятствуете, а поощряете ее националистические настроения! Недавно Тарас Франко[163] с друзьями настаивали, чтобы не русский, а украинский язык преподавали во всех школах и вузах республики!
– Мало ему младшего брата, – сердито проворчал себе под нос Подгорный.
– Они написали об этом депутатам Совета Национальностей, никто их унять не может! – продолжил обличительную речь Петр Нилович.
– Но при чем тут ЦК? – Шелест удивился напору. – Эти писаки большей частью вообще беспартийные!
– И верно, – поддержал Петра Ефимовича Микоян.
