Валерий Елманов - Алатырь-камень
– Кто? – удивился Константин. – Мне же Ингварь Ингваревич доложил о том, что нет больше татей в его землях.
– Ему, конечно, виднее, но все одно – пошаливают, – упрямо склонил голову тиун, чтобы не глядеть на Константина.
По виду своему был он чистокровным вятичем – суровый, кряжистый, с черной бородой чуть ли не до глаз. Да и одежда его тоже была под стать хозяину – темного плотного сукна, и никаких тебе ярких вышивок, радующих глаз.
Однако Константину очень уж захотелось взглянуть на знаменитое по древним былинам и сказаниям урочище Девять Дубов, до которого от устья Орлика ехать было еще верст тридцать. Ну как же – Илья Муромец, Соловей Разбойник… Никак нельзя такое пропустить.
«Скорее всего, пошаливают свои же, из местных деревень, – решил он. – Ну а со смердами мои дружинники как-нибудь разберутся».
Добрались они до урочища и впрямь уже к вечеру. Хорошо, что мороза особого не было – так, градусов пять-шесть, не больше. Сама местность особого впечатления на Константина не произвела, да и не мог он ее разглядеть в ночи, обнаружив лишь капище с погасшим костром и деревянным изображением женщины, на которую была накинута медвежья шкура. Голова женщины была наполовину скрыта под медвежьей, насаженной на столб. Под ним лежали натянутый лук и рогатина с широким лезвием, чуточку подернутым ржавчиной.
Судя по всему, капище посвящалось богине Зеване [107] , которая в этих непроходимых лесах особо почиталась местным населением.
«Вот почему тиун так не хотел, чтобы я сюда ехал, – подумалось Константину. – Боялся, что повелю сжечь тут все».
Поужинав по-походному, он решил переночевать и уже засветло заняться детальным изучением этого интересного места, но утром ему стало не до того. Константин так и не понял, как местные разбойники, несмотря на наличие дозорных, ухитрились за ночь практически бесшумно перекрыть обе дороги, ведущие из урочища.
Впрочем, он об этом и не задумывался. А вот над тем, что силы весьма и весьма неравны, призадуматься стоило. С ним-то рядом всего-ничего – десяток ратников, а тех, кто его окружил, да еще и укрылся за засеками, пожалуй, вчетверо больше, если не впятеро.
Да и позиция у ратников Константина была – хуже не придумаешь. Мало того, что оказались в кольце, да еще на открытом месте, на голой поляне. Обратный путь перекрыт лесинами, да по лесу все едино не уйти – вмиг тати, как белок, перещелкают. Вятичи даже шкурок на охоте ухитряются не портить – прямо в глаз лесного зверька бьют. Так что всадить свою стрелу в широкую спину дружинника – им раз плюнуть. Оно для него и вовсе детская забава.
Опять же и уходить отсюда некуда. Урочище располагалось чуть ли не на самом краю обширных болот, непролазные топи тянулись верст на двадцать, не меньше. А уж за ними, прямо у истоков реки Снежети стояла еще одна живая легенда – град Карачев. Но о нем и думать не моги. Это реки зимой подо льдом спят, а у болот завсегда бессонница. Ждут они – круглый год свою жертву ждут. И едва та попытается по обманно-ровному снежку пройти, как тут-то и протянет к ней свои жадные руки неугомонный болотняник [108] .
Пришлось организовывать оборону на месте, благо разбойный люд не спешил нападать, ограничившись тем, что начал перекрикиваться, пытаясь задорными речами выманить царских дружинников на открытое место.
Решив, что иного выхода не остается, Константин даже согласился пойти на переговоры. Поднял руки вверх – в знак добрых намерений – и вышел на середину полянки. Меч свой, чтоб видели тати, он одному из дружинников передал.
Чуть погодя из-за засеки появился человек. Главарь татей оказался не из пугливых, да и подлости за душой не таил – вышел без меча и даже бронь свою снял. Подойдя к царю, он удосужился согнуть спину в знак уважения. Поклон, правда, получился неважнецкий, ну да уж хоть такой.
– Исполать тебе, государь, – произнес вежливо.
– И тебе подобру, – склонил в ответ голову Константин.
– Неужто и впрямь мне ныне выпало с самим государем Константином Владимировичем речь вести? – поинтересовался для начала атаман.
– С ним, – подтвердил тот спокойно, успев подумать, что жизнь в Древней Руси, пускай не такая уж и долгая по своим временным меркам, и впрямь изрядно успела изменить его характер.
Ему припомнились события десятилетней давности, когда он оказался почти в точно таких же обстоятельствах [109] . Разница заключалась лишь в том, что тогда он был один, а сейчас с десятком дружинников. Зато и татей намного больше, чем тогда. Но теперь возможное предложение главаря шайки отпустить его подобру-поздорову в обмен на оружие, одежду и коней Константином бы даже не обсуждалось. Он отверг бы его изначально, не задумываясь ни на секунду, ибо лучше отдать жизнь, чем порушить честь.
«Ну прямо совсем настоящим княжеским, нет, теперь уже царским духом пропитался», – даже восхитился он, чувствуя вполне законную гордость, а вслух спросил:
– Ты про меня уже все доподлинно сведал, а мне тебя как звать-величать прикажешь?
– Сланом люди добрые кличут, – откликнулся тот.
– А есть они здесь – добрые-то? – полюбопытствовал царь.
– Ты ныне у меня, считай, в гостях, так почто хозяев коришь облыжно? [110] – возразил атаман.
– Обидеть не хотел, – уступил Константин. – Однако земли эти мои. Получается, что и ты у меня тоже в гостях. К тому же я привык к тому, что добрые люди в градах да селищах живут, а не в лесу прячутся.
– Стало быть, доля такая. У меня тоже когда-то и дом был теплый, и жена славная, и дите народилось. Все в одночасье порушилось.
– И кто тому виной? – спросил Константин, продолжая присматриваться к собеседнику.
По виду тот на вятича не походил никаким боком. И нос не бульбочкой, а заостренный, и волосы не черные, а темно-русые, и бородка совсем небольшая, и одежа на нем дорогая, а сидела как влитая.
– Да что там долгие речи вести, – отмахнулся от вопроса Слан. – Ты мне лучше вот что скажи. Верно ли попы в селищах да в Карачеве сказывали, что ты всех татей миловать повелел?
– Если рудой человеческой рук не замарал, – уточнил Константин. – Только тогда поспешать надо. Ведь в грамотке моей и сроки указаны. Так что тебе на раздумье да на сдачу всего пара месяцев осталась.
– Руки мои чисты, – ответил Слан. – Так как ты с теми поступаешь, кто по доброй воле из леса выходит?
– По грехам их, – ответил Константин, окончательно успокоившись. – Вовсе без наказания тоже отпускать нельзя, иначе не по Правде оно будет. Однако и в порубе никого томить не собираюсь. У меня кара иная.
– Кнут и кат? – усмехнулся Слан.
– Зачем же так сурово? – возразил Константин. – Потрудиться надо для блага Руси. И не за гривны. Тем и полное прощение выслужишь.
– Ишь ты, – мотнул головой атаман. – Стало быть, двойную выгоду получить желаешь. И леса свои от нас очистишь, и холопов даровых себе обретешь. Ловко ты все измыслил.
– Ловко измыслил, говоришь, – повторил задумчиво Константин. – Как сказать. Скорее, в убыток себе. Сам прикинь. Придет ко мне гость торговый, коего ты обидел, и челом на тебя или на кого иного бить станет. А я ведь прощение уже даровал. Значит, виру за его обиду кому платить придется? Верно, мне. А за ним следом второй подойдет, третий, и всем им гривны надо отдать. Какая же это выгода? Скорее, убыток голимый.
– Тогда зачем ты нам прощенье объявил, коли оно тебе в убыток? – озадаченно спросил Слан.
– Хочу все дороги для купцов обезопасить. Чтоб даже девка с кулем серебра могла пройти где угодно, и ей никакого урона бы не было, – пояснил Константин. – А люд мне нужен не простой, а боевой, потому как трудиться придется в местах глухих, необжитых. Новые города хочу ставить на Дону, на Волге-матушке, на далеком Яике. А там ухо надобно востро держать. Племена в тех краях кочевые, дикие. Чуть зазевался – головы лишился. Либо сразу ссекут, либо в полон к басурманам угонят. Пока град не поставите, даже схорониться негде – степь кругом. Конечно, с вами и мои люди поедут, они к ратному делу привычные. Но будет их не очень уж много, иначе вовсе без воев останусь. Потому и хочу, чтоб каждый себя защитить смог.
– Не каждому такая жизнь по нутру придется, – протянул Слан.
– Не каждому, – согласился Константин. – Однако есть и другая работа, поспокойнее. Если отсюда все время на восход солнца идти, сразу за землями волжских булгар горы начинаются. Там народец поспокойнее будет. Опасаться нападения все равно надо, но если к ним с лаской, то и они к тебе по добру. Зато работа потяжелее. Земля в тех местах рудами богата, кои мне нужны. Поначалу задарма потрудитесь во искупление грехов своих, да отработаете то, что я вам в дорогу дам, а после, когда расплатитесь за все, можете хоть на все четыре стороны идти.
