Андрей Земсков - Порядок в танковых войсках
Из дверей бункера поднимался дым. На поверхности стояли офицеры и генералы. Солдаты охраны в противогазах выносили раненых и убитых. Медики оказывали первую помощь и перевязывали раненых. Чуть в стороне на земле лежало несколько трупов, укрытых брезентом.
Фюрер, целый и невредимый, мрачно стоял в отдалении около своего бронированного «Мерседеса» в окружении охраны. Гестаповцы уже вели опрос очевидцев. Фон Антиповдорфа выволокли из грузовика и швырнули на землю. Гестаповцы осветили его мощным ручным фонарем и стали по одному подводить офицеров, как из числа охраны, так и прибывших на совещание. Практически все они опознали в полковнике того, кто установил под стол в комнате для совещаний портфель с бомбой. Когда опознание было закончено, фон Антиповдорфа усадили в легковую машину и увезли.
3 июля 1941 года. Восточная Пруссия.
Лес в двух километрах от ставки Гитлера «Вольфшанце».
Уже смеркалось. На обочине заброшенной лесной дороги стояла колонна из пяти бронетранспортеров SdKfz-251. В бронетранспортерах сидели высокие и крепкие парни, вооруженные автоматами МР-38. Все они были одеты в камуфляжную форму с нашивками инженерно-саперных частей войск СС. На дороге послышался шум мотора легковой машины, и меж стволов деревьев пробились лучи фар, закрытых светомаскировкой.
Вскоре около бронетранспортеров остановился полноприводный «Хорьх-901». Из машины вышел обергруппенфюрер Гейдрих, одетый в эсэсовский камуфляж. К нему подошел высокий плечистый штандартенфюрер.
— Зиг хайль, господин обергруппенфюрер!
— Зиг хайль, господин штандартенфюрер! Ваши парни готовы?
— Так точно, господин обергруппенфюрер. Прикажете начинать?
Неожиданно откуда-то издалека со стороны ставки фюрера донесся вой сирены.
Гейдрих и штандартенфюрер Норман прислушались. Затем в той же стороне затрещали автоматные очереди. Затем все стихло.
— Что за черт! — выругался штандартенфюрер и крикнул сидевшему в бронетранспортере радисту: — Эй, Вайсман, выясни, что там случилось!
— Отступать все равно некуда, — мрачно сказал Гейдрих. — Если они объявили тревогу, то нужно действовать быстрее, пока они не подтянули войска. Начинайте, штандартенфюрер!
— Есть! Вайсман, давайте сигнал о начале операции.
— Господин штандартенфюрер! — заговорил радист. — Штурмбаннфюрер Цвейг докладывает, что на объекте по непонятной причине объявлена тревога и усилена охрана. Его группа видела, как на восьмом КПП внешнего периметра охрана задержала, а затем расстреляла легковую машину, выезжавшую с территории.
— Плохо, черт подери! — ответил Норман. — Действуем быстрее и жестче. Вайсман, сигнал «акация», действуем по четвертому варианту.
Гейдрих и приехавшие с ним двое офицеров запрыгнули в бронетранспортер. Следом за ними последовал штандартенфюрер Норман. Взревели двигатели, и подразделение двинулось в направлении «Вольфшанце».
Стоявшая на КПП охрана даже не успела сообразить, что произошло. Из темноты бесшумно скользнули пятнистые тени. Взмахи ножей, сдавленные стоны, и КПП был захвачен. А в отдалении уже слышался лязг гусениц бронетранспортеров с основной штурмовой группой. На втором КПП охрана попыталась оказать сопротивление, но была буквально сметена огнем пулеметов. Пока вроде все шло успешно, хотя и не по первоначальному плану. Но и на случай возможных осложнений заранее были отработаны запасные варианты. Неожиданно радист, прижав к ушам наушники и прослушав сообщение, сказал:
— Господин штандартенфюрер! Гитлер минут десять назад покинул ставку. Его ждут сейчас на аэродроме, где готов самолет для вылета в Берлин. Гауптштурмфюрер Готлоб подтверждает, что кортеж Гитлера уже проследовал в сторону аэродрома.
Норман от досады ударил своим могучим кулаком в борт бронетранспортера так, что стальной бронелист отозвался глухим грохотом. Это был полный провал. Можно было предусмотреть различные варианты штурма «Вольфшанце», но штурмовать бункер, когда там не было Гитлера, было бесполезно.
— Что будем делать, господин обергруппенфюрер?! — обратился он к Гейдриху. — Не думаю, что мы сможем здесь долго продержаться, если они подтянут войска. А пощады нам явно не будет.
— Да, ты прав, дружище. Гиммлер нас, скорее всего, сдаст, — вздохнул Гейдрих. — Ладно, выход один — придется договариваться с русскими. Давайте карту, штандартенфюрер, и командуйте своим парням отходить.
Штандартенфюрер тут же передал Гейдриху свой планшет с картами и достал ракетницу. В небо взмыла сначала красная, а затем зеленая ракеты. Эсэсовцы, продолжая стрелять, начали отходить. А Гейдрих уже внимательно разглядывал карту, несмотря на тряску в бронетранспортере, который разворачивался и набирал скорость.
— Норман, вот тут, в пятнадцати километрах, на карте обозначена радиостанция. Что это?
— Та-ак... Это стационарный узел связи... Вообще-то его создавали как запасной для штаба группы армий «Север», а заодно как запасной для ставки фюрера. Сейчас он законсервирован, но вполне работоспособен и может быть задействован в любой момент.
— Какая у него дальность действия? До Москвы добьет?
— Смотря на какой частоте... Ну, в общем, его сигнал можно принять и в Москве.
— Охрана серьезная? Сможем мы им воспользоваться?
— Охраны не более взвода. Думаю, что завладеть узлом связи труда не составит.
— Ваши радисты смогут воспользоваться аппаратурой и передать шифровку?
— Без проблем, они обучены пользоваться любыми передатчиками, даже русскими, польскими и английскими.
— Замечательно, тогда выдвигаемся туда, — резюмировал Гейдрих.
Через сорок минут взвод эсэсовцев ворвался на узел связи. Охрана восприняла вторжение как должное, а увидев самого Гейдриха, даже заявила о готовности подчиняться. До сеанса связи с агентом в Москве оставалось еще пятнадцать минут. Оставив группу солдат и двоих радистов, батальон на бронетранспортерах с максимальной скоростью двинулся по шоссе на восток. Примерно через час оставшаяся на радиостанции группа на мотоциклах догнала основную колонну и доложила, что шифровка отправлена без происшествий. К утру колонна достигла прифронтовой полосы, и диверсионно-разведывательный батальон постарался затеряться среди сосредоточенных там войск.
3 июля 1947 года. Москва.
Здание НКВД на Лубянской площади.
Лейтенант Петров сидел в своем кабинете и, зевая, читал новую книгу известного советского писателя Пушкова «Бешеная против троцкистов». На столе зазвонил телефон. И это как раз в тот момент, когда героиня книги, оперативница шантарского НКВД, все же смогла обнаружить в тайге около деревни Кукуево сброшенный фашистами на парашюте тяжелый восьмибашенный танк с диверсионной группой. Теперь она пыталась подбить его, стреляя из крупнокалиберного револьвера наган. Она уже отстрелила танку две башни, осталось еще шесть...
— Лейтенант Петров у аппарата!
— Товарищ лейтенант, тут какой-то странный гражданин пришел. Заявляет, что он германский шпион и ему необходимо срочно сообщить особо важные сведения, — послышался в трубке голос дежурного по управлению. — Сейчас его к вам приведут.
Лейтенант посмотрел на часы. Был час ночи. И что этого типа заставило так поздно с признанием заявиться. Может быть, пьян? Тогда бы дежурный сказал об этом. Может, предателя совесть замучила, и потому он решил среди ночи явиться в НКВД? Всякое бывает...
Конвойные ввели в кабинет прилично одетого мужчину средних лет. Незнакомец держался уверенно и, поздоровавшись, сразу жестом указал на конвой, намекая, что он хотел бы говорить с глазу на глаз.
— Конвой свободен! — сказал лейтенант.
Как только за конвойными закрылась дверь, незнакомец сел к столу и начал рассказывать.
— Моя настоящая фамилия Фукс, Клаус Фукс. Здесь я жил под фамилией Иванов. Я кадровый немецкий разведчик, СД, отдел VI-А. Внедрен в 1936 году. Менее часа назад я получил шифровку. Содержавшийся в ней приказ был подтвержден специальным кодом для особых случаев. Мне приказано немедленно явиться к вам и сообщить, что тот, кого ждет ваше руководство, перейдет линию фронта в течение ближайших суток в Прибалтике, на участке между Шауляем и побережьем Балтийского моря. Это все. Как я понимаю, ваше начальство более нас с вами в курсе этого дела. Мне было приказано лишь передать примерное время и место перехода линии фронта. То, что мне приказано сдаться вам, говорит о чрезвычайной срочности и важности сообщения. В приказе также подчеркивается, что я должен добиться серьезного отношения к моему сообщению и его немедленной передачи высшему руководству НКВД.
Лейтенант Петров задумался. То, что изложил сидевший перед ним человек, выглядело слишком уж немыслимо. Может, это сумасшедший? Взгляд вроде нормальный, держится уверенно.
