Александр Ледащёв - Самурай Ярослава Мудрого
Тут и навалился на меня приступ кашля, да такой, что я чуть с седла не сверзился. Выбор, судя по всему, нельзя было бы назвать роскошным. Повернуть в Ростов и смиренно дожить, что осталось, а оставалось, как я понимал, немного. Или продолжить путь к колдуну, к которому я, собственно, и приехал. Если я вскоре догоню Ратмира, то легенда о бесстрашном «Ферзе-с-деревянным-мечом» прикажет долго жить. Равно как и школа.
Да что за бред вообще?! Я разозлился и твердо направил Харлея к избе, остановился у ограды из длинных потемневших жердей, спешился и ввел коня во двор. Там я привязал его у коновязи, которая была на дворе, хотя ни конюшни, ни других лошадей я не приметил. Следовательно, просто коновязь для лошадок гостей.
Я прошел к двери и негромко постучал. Но только лишь я дотронулся до досок, как дверь с жутким скрипом открылась, и на меня пахнуло запахом трав и старого дерева.
– Есть ли кто живой? – негромко сказал я, не торопясь входить в темную избу. Если уж обычный домовой мог поленом шарахнуть, то что от колдуна ждать.
– Есть, как не быть, – чей-то низкий, мрачный голос прозвучал в сумраке избы, к которому я никак не мог привыкнуть, оттого ничего и никого и не видел. – Даже двое пока – ты и я. Пока, – повторил кто-то.
– Постращать меня решил никак, колдун? Брось, пустое это дело, – я все еще пытался бравировать.
– Пустое? Посмотрим… – заскрипели половицы, но к двери так никто и не подошел. А затем колдун снова заговорил, и голос его был весел и жесток: – Вон как! Нехристь! Да к вечеру, да ко мне! И ты еще что-то про пустые дела мне говорить будешь? – Колдун, наконец, шагнул к двери. Взгляды наши встретились.
Взгляд карих глаз колдуна был просто невыносимо тяжел, он давил почти ощутимо, на дне его зрачков словно бесновались искры, заманивая, затягивая душу туда, откуда нет возврата. Я сопротивлялся, что было сил, но чувствовал, что надолго меня не хватит. Вот тебе, Ферзь, и съездил к врачу.
Но тут, когда силы уже почти оставили меня, перед моим внутренним взором появился старик Тайра, который сидел в медитации на берегу океана, спиной к нему, лицом ко мне. Глаза его были закрыты, и небывалым спокойствием веяло от него, покоем, о который разбивались вдребезги все земные невзгоды.
Колдун погасил свой нечеловеческий взгляд и одобрительно сказал:
– Силен ты, вой. Не ждал такого. С чем пожаловал, говори.
– С болезнью пожаловал, колдун. Да ты, поди, меня и в доме слышал, – устало проговорил я, проходя в дом по приглашающему знаку знахаря.
– Слышал. Кашель скверный у тебя, вой, такой малиной не вылечишь и медом не запьешь.
– Знаю, – кратко отвечал я, шагая за порог.
– А нешто, касатик, не боишься к деду-колдуну в избу заходить?
– Нет, не боюсь. Я к тебе не со скуки пришел, сам, поди, понимаешь.
– Понимаю… Осчастливил старого хрена – княжий гридень с поклоном… А не побрезгуешь со мной за столом посидеть? Закусим чем есть да и сбитню попьем? Нет дома хмельного, не обессудь. Аль побрезгуешь?
– Мне ли тобой брезговать, старик. Позовешь за стол – сяду.
– И впрямь за стол сядешь? С колдуном?! – поразился старик.
– Еще раз повторить? Не побрезгую. Или ты, дед, хлеба предложил, да пожалел? – Я широко шагнул в избу и стал под матицей.
– Садись, садись, вой княжий, к столу, садись, сейчас старый дурак и соберет, что боги послали… – Старик искренне засуетился и сразу стал не похож на того мрачного, угрюмого, ехидного и жестокого старика, каким он казался первые мгновения в доме.
– Я не вой, старик. Я уных учу, – честно признался я. Чужие почести мне ни к чему.
– А как же не вой – и учить? Али письму, языкам чужеземным? Нет, касатик, не ври старому, меч на плече у тебя, не палка. Хоть и деревянный, а жизней попил всласть. Хозяин его на то щедрый…
– Вот тому и буду учить. А как воем стать – пусть у пестунов порты преют, – закончил я.
– И то верно. Как звать-величать тебя? – Седой, бровастый дед напомнил мне чем-то моего домового.
– Ферзем зови, других имен… – но старик не дал мне договорить:
– Ты о пропаже памяти князю говори и уным своим, мне не надо. Не бойся, со мной твоя тайна останется, со мной и умрет, мне ее девать некуда. Давай сперва поснедаем, а потом я посмотрю, что за кашель на тебя кинулся.
Что мы и сделали.
После ужина старик велел мне снять рубаху, с интересом посмотрел на старые шрамы, хмыкнул и повел ладонью над кожей. Лицо его стало строгим и сосредоточенным, пальцы слегка подрагивали, я чувствовал, как от них словно нисходит какая-то странная, незнакомая мне сила. Рука колдуна замерла, и он закрыл глаза. Воцарилось молчание.
– Знаю я эту боль, – заговорил старик, отойдя от меня и встряхивая рукой, словно сбрасывая с нее воду после умывания. – Долго ждет, потом насмерть кладет. Вовремя ты, Ферзь. И время года ты удачно подгадал, как раз и корешки, что надобно, вызрели, и травки, что нужны, вылежались. Сегодня переночуешь у меня, пока я зелье состряпаю, а потом заберешь что дам и поедешь к себе домой. Договорились ли?
– А что, у меня выбор есть, что ли? – усмехнулся я, но колдун шутку не поддержал:
– Есть, конечно. Повернуться и уйти и подохнуть, с колдуном не путаясь и себя не осквернив.
– Мне такой выбор не глянется, колдун. У меня дела тут есть еще, много дел и все, как на подбор, серьезные. Где велишь ночевать? – спросил я, глядя в окно, за которым на ветвях уже начинала умащиваться ночь.
– Не прогневайся, Ферзь, в доме не положу, как бы беды не нажить. На сеновале поспишь ночку? – Колдун был совершенно серьезен.
– В своем дому хозяина слушай, – отвечал я. – Веди на свой сеновал.
– И то верно, путь долгий, болячка тяжкая, устал ты, Ферзь, пора и опочив наладить, – забормотал колдун, провожая меня по двору на сеновал. У дверей сеновала я остановился и произнес:
– Дозволь, дедушка, переночевать!
Колдун от удивления присвистнул:
– Нешто еще не все забыли?
– У меня дома и домовой живет, и Дворовый, забыть не дадут, да и раньше я про это знал.
– Ну и спи тогда спокойно, только к стропилам не лазь, там травки разные сушатся, некоторые и трогать руками нельзя…
– Не полезу я, старик, к стропилам, спать я стану, – отвечал я, и старик ушел. Я вышел с сеновала, чтобы покурить перед сном, не на сене же курить. Я курил, сидя на корточках, слушал ночной лес и попутно лениво думал, для кого же колдун держит сено, если не держит скотину? Лосей, что ли, кормит? Или лошадей гостей своих? Так и не найдя ответа, я встал, потянулся и ушел спать.
Глава XXVIII
Проснулся я в неожиданно прекрасном настроении. Казалось бы, ничего хорошего пока не произошло, да и не привык я в таком настроении просыпаться, но факт есть факт – настроение было прекрасным. По привычке я стал гадать, какие причины это вызвали, но понял, что, когда я докопаюсь до ответа, настроение станет обычным, и я прекратил это занятие.
Колдун тоже уже встал, а может, он и всю ночь не ложился, а волховал себе понемногу, не знаю.
– Доброе утро, наставник, – приветливо сказал колдун, когда я вошел в избу.
– И тебе доброе утро, колдун. Чем порадуешь? – поинтересовался я, садясь по пригласительному жесту знахаря за стол, на котором стояли два маленьких горшочка.
– А ты угадал, Ферзь, порадую. Видишь горшочки? Вот из этого, на котором череп нарисован, будешь брать по маленькой ложке снадобья каждый день и есть натощак. А вот из этого, на котором весь скелет изображен, будешь брать по столько же и в грудь справа втирать по утрам. Так, понемногу, и пройдет твоя хворь, – отвечал мне колдун.
– То есть можно прямо сейчас ложку съесть? – обрадовался я.
– Можно, конечно, – старик смотрел на меня с интересом. – А ты в самом деле странный человек, Ферзь.
– Чем это? – спросил я, открывая горшочек.
– Даже не спросил, что там. Да и есть собираешься без страха, – сказал колдун.
– И не спросил, и собираюсь. А если тебе обязательно, чтобы я испугался, то будем считать, что испугался уже, – отвечал я колдуну, смело засовывая ложку со снадобьем в рот.
Ну и дрянь! Сначала рот свело, как от кислого, потом его словно обожгло, потом потянуло какой-то плесенью, потом стало горчить – и все это я должен был проглотить. И проглотил, схватил со стола кувшин с водой и теперь старался запить.
– Эх и зелье! Чего ты туда намешал-то, знахарь? – спросил я, переводя дыхание. И спохватился: – Нет, не говори!
– Это ты правильно, наставник, ни к чему тебе это знать, а то в горло не полезет. Теперь уж одним разом и грудь натри, – спокойно отвечал мне колдун. Я послушался.
Ощущение было, что я втираю в грудь крупный наждак, потом кинуло в холод, потом в жар. Потом мне стало казаться, что я просто режу себе грудь тупым ножом. А потом я снова смог вздохнуть полной грудью. Я молча посмотрел на колдуна, тот едва заметно ухмыльнулся себе в густую бороду. Если с одного раза стало легче, то побочными ощущениями, которые обещали сделать каждое мое утро незабываемым, можно было и пренебречь.
